Аукцион невинности. Двойная ставка - Ольга Дашкова

— Нет, только ваших сыновей, они разговаривали со мной, Веня говорил, что у вас была какая-то Мила, а Сеня принес шампанское.

Не могла не нажаловаться, чисто детская глупость и обида, но кто знал, что за сказанные тогда слова мне придется долго расплачиваться. Нет, я не знала, я просто хотела жить как раньше, но как раньше уже не будет никогда.

Жданов смотрит на сыновей, снова на меня.

— Кроме мальчиков еще кто-то был?

— Доченька, просто ответь: кто заходил в зал?

— Официанты.

— И все?

— А правда там кого-то убили?

Не отвечают, взрослые теряют ко мне всякий интерес, Вениамин смотрит зло, Сеню все еще мутит.

А я не знаю, почему не сказала о том мужчине, наверное, тоже из вредности, а может, глупости. Но я не хотела его выдавать, это как секрет, большой и страшный, и если его кому-то открыть, то ты будешь проклят навсегда.

ЧАСТЬ 10

— Ты не девственница?

Вопрос в лоб, задерживаю дыхание, картинки прошлого уходят на второй план. Я все еще на коленях перед мужчинами, вытираю ладонью подбородок, взгляд мечется с одного на другого.

— Шума, сука, что за вопросы? У нас викторина намечается? Член стоит колом, яйца ломит, а ты решил задать вопрос? Ты купил ее на аукционе, где продавали чертовых девственниц. Какие нахуй могут быть сомнения?

— Тимур, помолчи, — мужчина все еще смотрит на меня, прожигая взглядом, снимает пиджак, кидает на пол, расстегивает рубашку. Теперь они оба голые по пояс, члены все так же налиты возбуждением.

Тела покрыты татуировками, но во мне столько страха, что не могу сфокусировать на них взгляд, лишь на одной, той, что на груди Захара, — лик святой Девы Марии, она сложа руки, покорно опустив глаза, замерла в молитве.

Господи, помоги и мне.

— Ты слышала мой вопрос?

— Да.

— Что «да»? — так громко, что закладывает уши. Захар дергает меня на ноги, трясет за плечи, до хруста костей сжимая их пальцами.

Но я молчу, онемев от ужаса, что сейчас вижу в его глазах, в них кромешная тьма. Он разворачивает меня, толкает вперед, падаю на большой диван, упираясь руками о спинку.

Мужчина сзади, коленом раздвигает мои ноги, давит на спину, заставляя прогнуться, все это без слов, лишь слышу его дыхание и удары собственного сердца.

Рука проходится по обнаженной плоти, вздрагиваю, хочу отстраниться, но мне не дают. Пальцы растирают, массируют половые губы, задевая клитор, дергаюсь, а он шлепает ладонью по ягодицам. Кричу от обжигающей боли, а потом еще громче — от резкого проникновения.

Слезы брызжут из глаз, мышцы сокращаются, мне на самом деле больно, член крупный, он разрывает на части. У меня не было секса почти пять лет, я уже и не помню, как это бывает.

Кусаю губы, вцепилась в обивку дивана, ломая ногти. С каждым резким толчком волна боли прокатывается по телу, спина покрывается липким потом.

А потом он выходит из меня, разворачивает обратно к себе, как тряпичную куклу, хватает за шею, сдавливая пальцами. Сразу становится нечем дышать, пытаюсь убрать его руку.

— Ты, сучка, решила меня наебать? Думала, я не пойму, целка ты или нет?

Он так близко, взгляд убивает, на виске пульсирует вена, лицо искажено гримасой гнева, губы изогнуты. А чего я ожидала? Что будет все просто и что мне удастся хоть кого-то провести? Ему достаточно сделать одно движение, чтоб свернуть мне шею, и я совсем ничего не почувствую.

Не могу сказать и слова, из горла вырываются только хрипы, слезы текут по щекам, умирать очень страшно, кто бы там, что ни говорил.

— Или тебя специально подослали? Кто, блядь? Говори кто?

Снова боль, голова дергается в сторону, я падаю на диван, жадно глотаю воздух, тру горло, левая щека горит, в висках ломит. Это всего лишь пощечина, сколько их еще будет таких за ночь?

Захар хватает за волосы, наматывая их на кулак, заставляет смотреть на себя. Он чудовище, монстр, наверняка еще и садист, и сейчас начнет выбивать из меня признание.

— Ты, тварь, язык проглотила? Что я говорил в самом начале? Повтори.

— Вам решать, когда и как мне делать больно.

— Хм…а ты смышленая, тогда отвечай, кто тебя подослал?

— Никто. Я сама, все сама. Правда.

Мужчина слишком сильно сжимает волосы, двигается ко мне еще ближе, так что я могу разглядеть морщины вокруг глаз и седину на висках и в отросшей щетине. А еще расширенные от злости зрачки, отчего глаза кажутся черными.

— Как такое возможно, что сама? Мы похожи на соседских пацанов, которых каждая девка может водить за нос?

— Нет, но я сама, правда я сама.

Нельзя говорить, что Перова мне помогла, я не могу подставлять человека, неизвестно что они с ней сделают и вообще со всеми устроителями аукциона, а они в свою очередь со мной.

— Другая девушка вместо меня, была другая на осмотре.

Он не верит ни одному слову, я бы не поверила тоже, и, наверное, может связаться с организаторами аукциона, предъявить им, а те, в свою очередь, примут меры и отзовут выплаченную сумму.

Надо как-то дотянуть до утра.

— Пожалуйста, я сделаю все, что вы хотите. Все что угодно.

Снова унижаюсь, умоляю, мне не привыкать, я последние пять лет только это и делаю.

Слишком долго рассматривает, мое сердце пропускает удары, внутри все вибрирует от напряжения и страха. Он сейчас возьмет мою голову в руки и легко вывернет в сторону, а потом моя душа покинет тело, и я никогда больше не увижу своего ангелочка.

Нет. Не поймет. Не отпустит.

— Все, говоришь? За четыре миллиона ты слишком дорогая шлюха на двадцать четыре часа. Такую сумму придется отрабатывать не один год.

— Да, да, я все понимаю, пожалуйста.

— Нет.

Вот и все.

Такой убьет и прикажет закопать на заднем дворе борделя, забудет об этом через десять минут и купит шлюху дешевле.

Зажмуриваюсь, жду удара. Вот теперь я понимаю свою мать, ее новый любимый муж избивал регулярно, а она делала вид, что ничего не происходит. Она все терпела ради красивой жизни и денег, а я сейчас, именно из-за них все терплю я.

Но я надеюсь еще на то, что бабуля прочтет мое сообщение, сходит утром в банк и снимет деньги, значит, все будет не напрасно. Слезы обжигают щеки, левая сторона лица пульсирует от боли, прикрываю глаза, не хочу на него смотреть.

— Шума, ты серьезно? Ты купил пустышку за четыре ляма? Твою же