Вершины держат небо - Владимир Михановский

Генерал промолчал, только потемнел лицом.

Траектория передвижений полпреда президента по Чечне напоминала ломаную линию, у которой было начало, однако конца не предвиделось. Были вопросы, которые приходилось решать не то что ежедневно – ежеминутно, были стратегические проблемы, которые требовали сосредоточенности и полного напряжения сил и от решения которых зависели жизни тысяч людей.

Приходилось по службе бывать и в Краснодаре, где располагались нужные организации.

В один из приездов судьба столкнула его со старым знакомым – боевым генералом Константином Куликовским. Теперь бывший командующий Объединенной группировкой федеральных войск в Чечне был генерал-лейтенант запаса.

Они встретились сердечно и по-братски обнялись, оба искренне обрадованные встречей. Решили посидеть, попить пивка и обменяться последними новостями, благо их было немало.

– Ты теперь на покое, Константин Борисович? – спросил Матейченков.

– Вроде того. Хотя, сам знаешь, покой нам только снится.

– Это уж точно. Сейчас в Краснодаре?

– Временно. Предвидятся важные перемены.

– Чем занимаешься? Розочки небось выращиваешь?

– До розочек, брат, далеко, хотя в земле поковыряться люблю. Тем более, земля краснодарская – чистое золото. А сейчас я возглавляю краевую организацию Всероссийского движения ветеранов локальных войн и военных конфликтов.

– Как называется?

– «Боевое братство».

– Слышал. Поздравляю.

– Спасибо.

– Дело, небось, трудное.

– Да, всего хватает. Часто обижают моих подопечных. За каждого приходится вступаться.

– А в чем дело?

– Чаще всего не выплачивают то, что положено. Зажилить чиновники стараются боевые да наградные.

– А я в Чечне теперь.

– Слышал, слышал про твое высокое назначение. От души рад за тебя, Иван Иванович.

– Кто тебе сказал?

– Слухом земля полнится… Кстати, Иван Иванович, у меня до тебя есть дело…

– Давай.

– Если с моим ветераном случится какой-то особенно каверзный казус, разреши к тебе обратиться?

– Какие разговоры, Константин Борисович? В любое время дня и ночи. Сделаю все, что смогу, а возможности у меня сейчас есть кое-какие, – сказал Матейченков.

– Знаю, потому и прошу.

– У друзей не просят, друзьям просто говорят, что от них требуется, – заметил Матейченков.

Поговорили душевно, вспомнили про наиболее яркие боевые эпизоды прошлого.

Боевой чеченский опыт генерал-лейтенанта Куликовского был необычайно ценен для Матейченкова: едва ли кто-то больше боевого генерала знал об этой загадочной войне.

Константин Борисович вспомнил конец декабря 1994 года, когда ему довелось командовать сводным отрядом на Терском перевале.

– Думал я, Ваня, все, хана мне и моим людям. Окружили нас чеченцы, все дороги перерезали. Радиосвязь у нас хреновая, устаревшая, они ее запросто глушат, как когда-то – помнишь, «Голос Америки» глушили. Обстреливают непрерывно, куда ни ткнись – мины да растяжки. Морозяка жуткий, костер не разведешь, мерзнем – спасу нет. А вот поди ж ты, пробились, сломили хребет врагу.

– Потерь было много?

– Самое интересное – потерь было относительно мало! В штабе мне потом не верили. А все потому, что каждый был заряжен на победу, и только на победу. Знаешь, Иваныч, ты только не смейся, но я уверен: все наши биополя сложились в единое целое, и это принесло нам победу, – сказал Куликовский.

– Какой тут смех.

– Ну. а рассказывать тебе, кто кого заслонил, да кто кого из боя вынес – это, пожалуй, не интересно.

– Ты же и в Ханкале был?

– Да, там я командовал Объединенной группировкой федеральных войск.

– Послушай, Борисыч, у меня к тебе несколько общих вопросов.

– Давай.

– С таким боевым опытом ты, я полагаю, большой специалист по психологии чеченцев, уж не говоря о биополях.

– Да ладно тебе.

– Серьезно. Как, ты думаешь, нужно бороться с терактами?

– Что ты имеешь в виду?

– Как реагировать? А главное – как предупреждать?

– Правильно ставишь вопрос, Иван Иванович. А в нашем деле, военном, правильно поставить вопрос – иногда не менее важно, чем решить его. Согласен?

– Да.

– Я, видишь ли, могу исходить только из собственного опыта…

– Это мне и важно.

– Чеченские террористы боятся силы, и только силы. На все остальное им начихать. Мораль, доброта, или, скажем, справедливость или несправедливость – все это для них звук пустой.

– Это понятно.

– Потому, как только почуют у противника слабину – они звереют, силы их удесятеряются. Сожрут с дерьмом и скажут, что так и было. Если бы мы тогда, на Терском перевале, проявили хоть какое-то колебание – не сидел бы я с тобой сейчас рядом и не попивал холодненькое пивко.

– Продолжай, пожалуйста.

– Поэтому – вот тебе мой вывод. И одновременно дружеский совет. Пусть чеченцы всегда и во всем чувствуют твою твердость.

– Не хотел бы их пугать.

– Ты их не испугаешь, а только добьешься уважения. Повторяю, они уважают только силу.

– Это так.

– Таков, если угодно, их менталитет. И еще одно, Иван Иванович: ты всегда должен действовать с чеченцами на опережение. Исхожу из собственного опыта, от генштабистов это не услышишь.

– Это как понимать – на опережение?

– А я все вспоминаю первую чеченскую, будь она трижды неладна. Знаешь, если о ней задуматься всерьез, можно запросто с катушек слететь. Вот там мы действовали не на опережение, а наоборот, все время как бы запаздывали… А это означает простую вещь: боевики нас во многом опережали. Мы что-то задумаем сотворить, а боевики, глядь, нас уже опередили.

– Можешь привести пример?

– Сколько угодно. Идет война. Или антитеррористическая акция, если тебе так угодно.

– Первая чеченская?

– Ну да. Мы гоняемся за бандами, банды за нами – всяко бывает, сам понимаешь. Но вот, казалось бы, мы ухватили удачу за хвост: банда в огненном кольце, и никуда ей не деться. Как полагаешь, что нужно делать?

– Добивать врага в собственной берлоге.

– Верно. Этого требуют здравый смысл и сама логика военных действий.

Что же происходит на самом деле?

– Вот тут и начинается самое интересное, – Куликовский поднял указательный палец. – Так происходило в первую чеченскую войну, и я не хочу, чтобы то же самое повторилось теперь.

– Враг окружен.

– Видя полную безвыходность своего положения, бандиты просят начать с нами переговоры.

– И вы?

– Ну как же, мы гуманисты. И начальство жмет – никакой лишней крови, врага надо перевоспитывать, коль скоро он сам осознал бессмысленность сопротивления.

– Об итоге догадываюсь.

– Не трудно догадаться. Бандиты валяют дурака, прикидываются идиотами, как можно дольше затягивают переговоры. Между тем по связи – она у них великолепная, не в пример нашей, – вызванивают подкрепление, подтягивают боеприпасы. И как ты думаешь, что в результате?

– Сказка про белого бычка.

– Это в лучшем случае. А в худшем – мы остаемся у разбитого корыта, банда уходит, мы терпим унизительное поражение.

– Детские штучки.

– И они, представь себе, срабатывали. Прошу тебя, Иван Иванович, не поддавайся на такие провокации, пусть даже начальство сверху грызет тебе голову.

– Ты многого хочешь.

– Потому что ты многое можешь!

– Спасибо на добром слове.

– Теперь-то мы немного поумнели, – продолжал Куликовский, сделав добрый глоток пива.

– Пример.

– Вот совсем свежий – из дагестанских событий, когда боевики внаглую вторглись в эту сопредельную республику. Мы зажали их в Карамахи и Чабанмахи прямо-таки в железные клещи.

– И что боевики?

– Применяют испытанный прием: просят вступить с ними в переговоры. Откройте, мол, нам коридор в Чечню, и мы уйдем туда без лишних разговоров. Но наши, слава тебе, господи, немного поумнели. Отвечают: разговор один – либо полная капитуляция, либо через сорок пять минут открываем огонь на полное поражение.

– Вот это дело.

– И только так! Еще одна важная вещь. Чеченцы – хитрый народ, и мы теперь тоже научились пускать в ход всякие хитрости.

– С волками жить – во волчьи выть.

– А в общем, скажу тебе так, Иван Иванович: теперь воевать стало гораздо легче. Раньше политики нам мешали, вставляли палки в колеса. Уж не знаю, в чьих это делалось интересах – этот вопрос оставляем за скобками.

– Почему?

– Боюсь, чтобы его обсудить, нам пива не хватит. Но теперь политики нам не мешают воевать, и это главное.

– Вижу, вижу я это, Константин Борисович. Военные настроены более чем решительно, и это радует.

– Давай, полпред, доводи дело до ума.

– А я знаешь что вспомнил?

– Что?

– Август девяносто шестого. Страшные дни, которые помнят, наверно, все россияне, а уж военные наверняка. Бандформирования захватили Грозный. И ты выдвинул ультиматум – его так и называли тогда: «ультиматум Куликовского».