Заветы жизни. Из жизни и учения архимандрита Епифания Феодоропулоса - Епифаний Феодоропулос

— Неужели Вас это нисколько не огорчило?

— Ничуть! — ответил отец Епифаний с обезоруживающей искренностью. — О чем мне печалиться? Просто я отдам этот подрясник кому‑нибудь из отцов монастыря, кто пониже меня ростом. Немного подвернув полы, брат будет носить его как новый.

Однажды во время ужина батюшка попросил одного юношу, духовного сына, просмотреть его статью, которую на следующий день надо было сдавать в печать. Недовольный юноша не смог скрыть, что не хочет этим заниматься. Тогда батюшка, не выказав и тени недовольства, примирительно сказал:

— Хорошо, дитя мое. Не волнуйся. Я все сделаю сам.

Такой ответ отца Епифания был хорошим уроком для молодого человека и для всех, кто в тот вечер находился у батюшки.

Батюшка внимательно следил за новостями внешней и внутренней политики государства, непорядками, угрозами войны и обо всем имел очень ясное суждение. При этом никакие происшествия не вызывали у него беспокойства. Он говорил:

— Все события, как настоящие, так и будущие, Бог только Ему известными путями всегда направляет к Своей цели. Итак, нам не о чем беспокоиться: «…сами себе, и друг друга, и весь живот наш Христу Богу предадим».

Он называл это «высшей философией жизни». Те, кто приходили к нему в исповедальню или посещали его скромную квартиру, всегда видели на видном месте красивую табличку с этими словами.

Кончина

Больница для клириков. 7 декабря 1982 года. Старец находится на лечении, предстоит операция. В палату входит хирург:

— Итак, отец Епифаний, завтра рано утром мы подготовим Вас к операции, постараемся сделать все, что в наших силах, а затем — снова в палату. Не беспокойтесь, все пройдет хорошо.

До этого момента отец Епифаний скептически слушал слова врача. Но как только тот закончил, он, взглянув ему прямо в глаза, добавил:

— Если будет на то воля Божия!

— Да, да, верно. Всегда воля Божия да будет.

8 декабря 1982 года. В этот день отцу Епифанию была сделана первая операция. Мы с беспокойством ждали возле операционной. Накануне он сказал нам:

— Молитесь дома. Это будет самая лучшая ваша помощь.

Но ничто не могло заставить нас быть вдали от нашего батюшки. Во главе с Высокопреосвященнейшим Иерофеем, митрополитом острова Гидра[30] мы помолились в больничном храме.

Операция длилась почти пять часов, потом прошло еще некоторое время, пока закончилось действие наркоза. Наконец открыли двери операционной.

Мы ждем, затаив дыхание. Единственное наше желание — увидеть его.

Закрытый до подбородка простыней, с капельницами с обеих сторон, батюшка лишь обводит нас взглядом. Что это был за взгляд! Батюшка зовет врача. Вскоре врач возвращается и передает нам сообщение–приказ: «Пусть все идут по домам!»

И добавляет:

— Даже сейчас он остается пастырем и вождем!

Рассказывает некто из духовных чад Старца:

— В конце августа 1989 года навестить уже тяжелобольного отца Епифания приехал из Фессалоник отец В. Его встреча с батюшкой была недолгой. По дороге я сказал отцу В.:

— Отче, врачи говорят, что отец Епифаний, скорее всего, уже не поправится. Но я хочу сказать, что он, безусловно, оставил свой след в жизни всех, кто принадлежит к его духовной семье. Те двадцать шесть лет, в течение которых я и мои близкие были тесно связаны с ним, я считаю для себя особым благословением Божиим.

На что отец В. ответил:

— Ты думаешь, что он оставил след только в твоей жизни? Нет. В жизни всей современной Православной Церкви как в Греции, так и за ее пределами в течение всех последних лет своими ясными мыслями в непревзойденных письменных работах, своими суждениями и ответами на самые сложные вопросы современности…

Несколько недель до кончины. Батюшка сидит с двумя капельницами. Входит посетитель, целует его руку и спрашивает:

— Как Ваши дела, Геронда?

— Я становлюсь, дитя мое.

И, видя недоумение человека, добавляет:

— Я дозреваю.

За несколько дней до смерти, обращаясь к одному своему духовному сыну, он сказал:

— Если бы ты, чадо, знал, как отшлифовывают необработанного Епифания все эти страдания!

В конце жизни отец Епифаний переживал ужасные боли. Он говорил: «Если бы вы испытали лишь двадцатую часть моих страданий, то просили бы Бога, чтобы Он поскорее забрал вас». И, обращаясь к Господу, молился: «Нищ и боляй есмь аз: спасение Твое Боже, да приимет мя» (Пс. 68, 30).

В последние недели из‑за сильных болей батюшка мог лежать в своей постели только на спине. Любое другое положение лишь усиливало и без того невыносимые страдания.

— Я просил Бога о том, чтобы лежать хотя бы на боку, — сказал он нам. — Но… ответа нет. Да будет прославлено имя Его.

Духовный сын отца Епифания, врач, пытаясь найти у него вену, сказал:

— Простите, Геронда, что я причиняю Вам боль. Но я стараюсь для Вашей же пользы.

— Я это понимаю, дитя мое. Ты меня прости, что я доставляю тебе столько хлопот. Я переживаю не из‑за своих вен, а из‑за того, что ты расстраиваешься, когда долго не можешь найти мою вену.

Незадолго до смерти батюшка спросил своего духовного сына:

— Дитя мое, ты свыкся с мыслью, что я, вероятнее всего, скоро умру?

— Сам не знаю, Геронда, свыкся я с этой мыслью или нет, — ответил тот. — Знаю только, что Ваша любовь всегда будет сопутствовать нам. Если же Бог призовет Вас к Себе, то мы в своей молитве будем обращаться к Вам.

— Так поступают, дитя мое, лишь по отношению к святым.

— Геронда, однажды я спросил Вас, можно ли нам в молитве испрашивать заступничества у того, о ком мы имеем сердечное извещение, что он обрел дерзновение пред Богом. Тогда Вы мне ответили, что это возможно, но при условии, что нашему прошению будут предшествовать слова: «Если ты обрел дерзновение пред Богом».

— Да, но я не принадлежу к таким людям.

— Геронда, а вдруг…

— Я тебе сказал, что я не из их числа.

— Но, Геронда, неужели не может быть, что вдруг…

— Хорошо… Пусть будет «а вдруг…»

— Геронда, неужели Вы не боитесь смерти? — с удивлением спросил батюшку некто из его духовных чад, когда отец Епифаний за несколько дней до своей кончины отдавал ему распоряжения о своем будущем погребении (приглашениях на похороны, отпевании и т. д.), причем так спокойно, будто речь шла о ком‑то другом.

— Нет, я нисколько не боюсь умереть… Конечно, не потому, что у меня есть какие‑то добрые дела, но потому, что я верю в милосердие Божие.

— Геронда, не говорите, пожалуйста, сейчас о таких вещах! — воскликнул кто‑то из духовных чад отца Епифания, когда тот давал указания о своем погребении.

— Почему же, дитя мое? Разве мы неверующие?

Батюшка просил отпеть его в храме Божией Матери «Хрисоспилиотиссы»[31]. Кто‑то спросил его:

— Где нам совершать Всенощное бдение?

— До отпевания мы (он так и сказал во множественном числе) будем находиться в храме Трех Святителей. На отпевание отправимся в храм Пресвятой Богородицы «Хрисоспилиотисы», а затем в монастырь.

За два–три дня до смерти в забытьи батюшка шептал: «…сеяй скудостию, скудостию и пожнет; а сеяй о благословении, о благословении и пожнет» (2 Кор. 9, 6) — слова из воскресного апостольского зачала, которое, по Божественному промыслу, читали на третий день после его кончины.

Старец также шептал слова Акафиста празднику Благовещения: «…снисхождение бо Божественное, не прехождение же местное бысть…», «Радуйся, Невесто Неневестная» или из последования отпевания: «Образ есмь неизреченныя Твоея славы…» и, наконец, свой любимый тропарь «Что воздадим Господеви…».

О ЦЕРКВИ

Аскеза и служение

Характерные черты Православия — аскетическая жизнь и общение в любви.

Приходите в церковь пораньше. Утреню мы служим для верующих, а не для скамеек.

Посещение церкви… через посредника

Одна женщина сказала отцу Епифанию:

— Геронда, когда мой муж идет в храм, я не иду.

— Ну, тогда не ешь, когда он ест, и не спи, когда он спит. По–твоему, ведь так получается? Каждый ходит в церковь за себя, а не за другого.

О Божественном Причащении

Божественное Причащение — преимущественно Таинство веры. В Крещении есть вода, пусть освященная, но вода. В Елеоосвящении есть елей, хоть и освященный, но елей. В Божественном Причащении мы видим хлеб, чувствуем вкус хлеба, но это не хлеб. Это Тело. Видим вино, чувствуем его вкус, но это не вино. Это Кровь. Это Таинство, прежде всего, Таинство веры, так как наши чувства не могут его постичь.