Ты не поедешь на отбор! (СИ) - Яна Анатольевна Спасибко

— Я — Милени Ромм. Андер — мой отец, и я тут живу. — Милени все еще пыталась напустить на себя важный вид, но в ночнушке и растущей на лбу шишкой у нее это слабо получалось. Губы девочки сами так и норовили растянуться в улыбке.

Со стороны коридора раздался шум.

— Это Элики, моя гувернантка, она меня ищет… — По растерянному взгляду девочки я поняла, что ничего хорошего ее не ждет, если найдет.

— Под одеяло. — Скомандовала я, сама быстро притворяясь спящей.

И вовремя, Дверь легонько скрипнула, гувернантка, видимо, заглянула в комнату, но заходить не решилась. Поискав взглядом свою подопечную, она тихо прикрыла за собой дверь и отправилась на поиски дальше.

— Что, вредная? — С сочувствием спросила я, выпуская девочку из под одеяла.

— Не то слово. — Та скривилась. — Постоянно дергает меня: не так повернулась, не так сидишь, слишком громко ешь, приличные девы по коридорам не бегают.

— А чем же должны заниматься приличные девы? — Мда, знакомая история. Меня матушка тоже постоянно дергала.

— Сидят у окошка и читают. Или вышивают. Мне кажется, приличные девы вообще больше ничем не занимаются.

— Может, они учатся чему-то новому? — Спросила я. Мне не хотелось настраивать ребенка против няни. В конце-концов, я-то отсюда уеду (я надеюсь), а она останется разгребать.

— Чистописанию. И танцам. И манерам. — Милени загибала пальцы.

Я же слушала ее и удивлялась, как с такой няней и учебной программой ребенок вырос живым и не ограниченным.

— Ты еще не проголодалась? — Спросила я, откидывая одеяло, и вставая с кровати.

— Проголодалась. — Девочка помрачнела. — Но если я выйду в столовую, то Элики точно меня найдет.

— Ну и пусть найдет тебя уже полностью умытой и собранной. То-то она удивится. Думаю, она перестанет так наседать на тебя, если будет знать, что ты и без нее справляешься.

Милени позволила себя умыть, точнее сама вдоволь плескалась в небольшой бадейке с кувшином, пока я одевалась и заплетала косу.

После чего мы быстренько перебрались в ее покои, благо они были недалеко от моих, и я помогла девочке одеться. Почему помогла? Потому что, видимо, до сего момента она этим сама никогда не занималась. И чему ее только учителя и гувернантка учат? Дева из приличной семьи должна знать и уметь многое, в том числе и самостоятельно завязывать шнурки.

Нашла нас неугомонная гувернантка уже внизу, в малой обеденной зале, где мы чинно ковыряли воздушный омлет изящными серебряными вилочками.

— Дева Милени! Ваше поведение… — Начала Гувернантка свою гневную отповедь и осеклась, встретившись со мной взглядом.

Милени, ожидавшая похвалы в свой адрес за самостоятельность, поникла, я же, беззастенчиво смотрела на гувернантку.

Копна вьющихся рыжих волос была убрана в высокую замысловатую прическу. Идеальная белая кожа без единой веснушки выдавала в гувернантке деву, скорее всего из старого разорившегося рода.

Упругая грудь, столь тесно затянутая в корсаж, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из достаточно глубокого для гувернантки декольте. Или, на худой конец, тесьму этого же корсажа порвет.

В процессе поисков Элики запыхалась, отчего грудь колыхалась еще активнее.

— И вам доброе утро, Дева Элики. — Сухо поздоровалась я, чувствуя себя хозяйкой положения. Если этот негодяй Андер думает, что я буду вести себя как порядочная гостья, то он глубоко ошибается. Я тут пленница. Хоть о моем комфорте и позаботились, но сделали это исключительно, умаслить меня.

— Доброе утро. — Сквозь зубы поздоровалась она со мной.

Явно, мое появление в обеденной зале было неожиданным для гувернантки, хоть она и знала о моем присутствии — сама же заглядывала в мою комнату. Не знает в качестве кого я сюда приехала? Боится за свое рабочее место? Или метит выше? Судя по декольте и общему, весьма не скромному для гувернантки виду, следит она не только за Милени, но возможно, что и за ее папой. Хотя, я могу и ошибаться, может это все для садовника на всеобщее обозрение выставлено. Хотя, мне то какая разница.

Милени сидела справа от меня, и Элики, распорядившись, чтобы и ей подали завтрак, села по другую руку от девочки, с рвением выполняя свои основные обязанности. Гувернантка бросала в мою сторону ревнивые взгляды, буквально душа при этом девочку заботой, и едва не кормила ее с ложечки. Только что активная девочка с достаточно хорошим аппетитом, которая за завтраком увлеченно рассказывала мне о саде, в котором специально для нее отец распорядился поставить кованую качель. Качаться на ней, конечно запрещено, если отца нет дома (а он постоянно в разъездах), но она прелесть какая красивая.

Теперь же, передо мной словно сидел совершенно другой ребенок. Милени капризничала, без аппетита ковыряла омлет, который только что уплетала за обе щеки, насупилась. Из девочки словно вытащили стерженек.

Конечно, воспитание дочери Андера — это не мое дело, но ребенок не виноват в том, что ее отец — настоящий подонок. Он же своими руками и руками этой гувернантки, да простит меня Светлейший, лишает собственного ребенка детства.

Я постепенно укреплялась в мысли, что Элики с Андером связывают не только рабочие отношения — взгляды, которые она на меня бросала из под опущенных ресниц были слишком оценивающими, а в каждом ее жесте сквозила неприкрытая неприязнь.

Я уже думала, как бы мне спастись от этого ненужного и неприятного фарса, когда в трапезную вошел управляющий. Он отвесил нам легкий поклон:

— Дева Милени, Дева Элики, прибыл учитель пения, он ожидает вас. — И обратился уже ко мне. — Дева Анна, лэрд Андер просил пригласить вас в его кабинет. Ему нужно безотлагательно побеседовать с вами.

Я встала, несмотря на недоеденный омлет. После известия, что мой мучитель ждет меня в своем кабинете, мне бы и кусочек в горло не полез. Я шла за управляющим, словно осужденный на плаху, чувствуя, как каждый шаг приближает меня к неизбежному.

Кабинет лэрда мне понравился. Выполненный в пастельных бежевых тонах, он был удобен и лаконичен. Я бы сама с удовольствием работала в таком помещении. И совершенно не нравился сам лэрд. Хотя, не понравился он мне еще раньше.

— Доброе утро, Анна. — Поздоровался он, опустив приличествующие моему положению и этикету условности. — Как тебе спалось?

Ночлег дома явно пошел Андеру на пользу — он побрился, привел себя в порядок, да и вообще вид с утра имел благодушный.

— Доброе утро. — Я кротко опустила ресницы. — Лучше, чем в тюремной камере. Однозначно.

Оборотень сверкнул глазами, но отвечать на мой выпад ничего не стал.

— Присаживайся. — Он указал мне на кресло напротив своего стола. — Вот бумага, вот —