На развалинах третьего рейха, или маятник войны - Георгий Литвин

— Вон там, у окна, убили моего товарища. Мы шли с ним от самого Смоленска…

Я ходил вдоль стен, искал и нашел! Надпись гласила: «И мы в Берлине гвардейцы 43-го авиационного штурмового полка, 26 июня 1945 года. Подписи: Шупик, Казаков, Кихно, Паршиков и другие». Значит, специально приезжали из Польши, чтобы расписаться на стенах рейхстага. Я был горд этой записью, будто сам написал все эти слова. И еще думалось тогда: будут ли написаны правдивые, без прикрас, книги о грозном военном времени? Перед моими глазами стояли навсегда ушедшие из жизни однополчане, уши будто слышали рев моторов строя штурмовиков. Каждый живущий не может и не должен забыть имена павших, иначе в его дом прокрадется беда. Война пролезет в любую щелку, и горе тому, кто об этом забудет. Не он, так его дети и внуки заплатят за беспамятство.

Здесь, в Берлине, я хлебнул правды, да так, что голова пошла кругом и защемило сердце. Впрочем, и неправды хлебнул через край: поди отличи их друг от друга! Однажды я случайно был свидетелем разговора двух пожилых наших солдат, обсуждавших маршалов.

Один из них говорил другому, оглядываясь по сторонам: «Слушай, Петя, один мой кореш еще по действительной службе по секрету как-то рассказывал мне, будто Сталин однажды с юмором говорил, имея в виду Ворошилова и Буденного: «А где мои всадники без головы?» Понял теперь, почему мы отходили до Волги?»

Эх, «старички», «старички», если б все было так просто!

Помню, буквально через несколько дней после подслушанного мною разговора ветеранов нам зачитали приказ Верховного главнокомандующего Группой войск в Германии (он же Верховноначальствующий Советской военной администрации в Германии) маршала Г. К. Жукова о том, что имели место позорные действия со стороны советских военнослужащих, которые занимались спекуляцией у рейхстага. Там же были указаны фамилии и воинские звания вплоть до подполковника. Своим приказом Жуков всех разжаловал до рядового и отдал под суд.

7 сентября 1945 года мне довелось наблюдать парад наших войск, который принимал Г. К. Жуков. На параде, проходившем у Бранденбургских ворот, на фоне огромных разрушений и обгоревшего, закопченного здания рейхстага, присутствовали представители командования армий наших союзников: США, Англии, Франции и других стран. В ту пору победители были еще вместе…

8 одно из воскресений я из любопытства пошел на ипподром Карлхорста, ибо ранее никогда на ипподроме не бывал. Зрителей было довольно много. Я внимательно наблюдал за забегами очень красивых лошадей. Затем обратился с вопросом к пожилому немцу, так как не понял, почему именно эта лошадь оказалась победительницей. Тот мне все объяснил и очень обрадовался, что я, советский офицер, могу объясняться по-немецки. Это было большой редкостью. К нашему разговору внимательно прислушивались другие немцы и постепенно все смелее начали задавать вопросы. Я отвечал, предупредив, что это — мое личное мнение и не исключено, что многое, может быть, трактую неправильно, так как в Германии я всего несколько дней и не вник еще в трудную жизнь немцев, хотя считаю, что самое главное — наступивший мир и что теперь народы найдут выход из трудностей.

Этот вывод из анализа политической обстановки устроил всех, и меня наперебой начали приглашать в гости, так как очень хотелось бы побольше узнать у человека, знающего немецкий язык и жизнь людей в СССР. Первым претендентом на встречу оказался рабочий предприятия коммунального хозяйства, живший довольно близко, в районе Лихтенберг. Я пообещал прийти в гости в следующее воскресенье, если, конечно, позволит служба. Мне нужна была языковая практика и знание жизни, мнений и настроений простых немцев, так что грех было упустить такую возможность.

В следующее воскресенье, в точно оговоренное время, я стоял у подъезда дома, уцелевшего, к счастью, несмотря на потрясающие, как говорили немцы, бомбардировки авиацией союзников. В отдельной квартире обычного дома для рабочих меня встретили с интересом и настороженностью. В большой комнате за столом сидело несколько мужчин. Хозяин представил их мне. Зная о тяжелом положении с продовольствием в Берлине, я пришел с большим свертком, в котором было все, что способствует обстоятельной беседе. Естественно, была там и бутылка «Московской», а главное — натуральный кофе, чем была несказанно обрадована хозяйка дома.

После начала мирной беседы в квартиру начали входить соседи — мужчины и женщины. Получилось, что я невольно стал как бы лектором или агитатором. Оживленная беседа постепенно стала непринужденной. Между нами не было барьера: мы были просто людьми, желающими знать друг друга и жить в мире. Никто из нас не скрывал своего мнения. Я рассказывал об ужасах войны на полях сражений, о злодеяниях карательных частей немецких войск, о невероятных трудностях по восстановлению разрушенного хозяйства в СССР, высказал мнение о том, что немцы и русские должны извлечь урок из недавнего прошлого и никогда больше между собой не воевать. Естественно, такого же мнения были и мои собеседники, тоже многое пережившие. Они рассказывали о жизни в фашистской Германии, о терроре и обмане, психологической обработке населения, об ужасах американских бомбардировок и подчеркивали, что хотя советские войска брали Берлин, особенно центральную часть, штурмом, но большинство солдат, и офицеров гуманно относилось к населению. Были, конечно, отдельные случаи преступного поведения наших солдат и немцы прямо говорили о них, не боясь последствий. Я чувствовал, что они мне верят, потому и откровенны. Сходились мы на том, что во всякой армии есть свои подонки и что советское командование в основном пресекало преступления, и население это сразу же почувствовало, а когда окончились боевые действия, то именно советское командование стало инициатором и организатором восстановительных работ, наведения порядка в городе. Подтверждали они свое мнение конкретными примерами. Все ругали Гитлера и его окружение, которым удалось одурманить основную массу немецкого народа. Заверили, что больше одурманить их никому не удастся… Расстались мы дружески. С этого дня у меня сложилось и окрепло мнение, что у трудящихся всего мира, и, в частности, у русского и немецкого народов, больше общего, чем различий. Но незнание языка, обычаев друг друга порой приводит ко многим сложностям и неприятностям.

Помню я и второй приказ нашего Главноначальствующего. Им на всей территории советской зоны оккупации разрешалась деятельность демократических антифашистских партий. Так на развалинах третьего рейха начали пробиваться ростки новой общественной жизни. «Активистами первого дня» были коммунисты и антифашисты, только что вернувшиеся домой из эмиграции или вышедшие из подполья, освобожденные из концлагерей и тюрем. В мятых, штопаных и перештопаных штанах, застиранных рубашках, грубых свитерах и пиджаках явно с чужого плеча, коротко остриженные и небритые, с впалыми щеками, эти люди еще не пришли в себя после перенесенных ими страданий в неволи — тюрьмах, лагерях и застенках гестапо.

Все чаще можно было увидеть на стенах и тумбах плакаты и транспаранты, призывающие вступать в ту или иную политическую партию или поддерживать ее. Наряду с деятельностью Коммунистической партии Германии не запрещались и другие партии. На политическую арену вышли христианско-демократическии союз и либерально-демократическая партия. Была восстановлена социал-демократическая партия… Немецкий народ выходил из летаргии и равнодушия, освобождался от унизительного чувства слепого верноподданничества и пассивного ожидания событий, приносимых судьбой.

Политическая жизнь во всей зоне бурно развивалась. Был образован антифашистский демократический блок всех действующих партий. Прогрессивные силы немецко-1X5 народа обрели почву под ногами и с энтузиазмом принялись за работу. Каждая из партий отражала, конечно, различные интересы, в чем-то вела борьбу с другими, но в одном они сходились — в стремлении к миру и духовному возрождению нации.

Руководитель христианско-демократического союза Отто Нушке на вопрос одного из журналистов: «Как вы можете сотрудничать с марксистами?» ответил:

— Мы, христиане, действительно не можем договориться с марксистами о том, есть ли рай на том свете. Однако это не мешает нам направлять общие усилия к тому, чтобы земля не стала адом, к тому, чтобы не допустить третьей мировой войны.

А лидер либерально-демократической партии Иоганнес Дикман заявил:

— Не обязательно быть марксистом, чтобы принимать активное участие в построении социализма… Партии издавали газеты, агитплакаты, листовки.

Тогда, в 1945 году мне приходилось переводить различные документы с немецкого на русский. Особых затруднений здесь у меня не было, ибо под руками были словари. Беседы же наших офицеров с бывшими чинами люфтваффе или инженерно-техническим составом авиационных заводов переводить было довольно трудно. Я считал, что немцы говорили чрезвычайно быстро, к тому ж некоторые из них проглатывали окончания или применяли особые выражения, которые мне тогда не были знакомы. Но, в общем, начальники моей работой были довольны. Естественно, мне помогала интуиция, и что самое важное, так это то, что я неплохо знал авиационную технику.