Вокруг Света 1993 №06 - Журнал «Вокруг Света»

И все же ей не хотелось, чтобы это был он. Она чувствовала, что ее влечет к мужу странным и неясным ей самой образом, не связанным с их любовью. Была в Дике какая-то уязвимость, которая вызывала в ней стремление взять его под защиту. В физическом плане он больше не притягивал ее, другое дело — сила его характера. Ведь, в конце концов, он отважился поставить на карту всю свою карьеру ради того, чтобы обеспечить лечение отца. Дик всегда был добр и отзывчив и по отношению к ней. Но в нем возникла какая-то стена, преграждавшая путь к его сердцу и не дававшая ей проникнуть в его тайные мысли. Она хотела их знать, но он упорно не подпускал ее, а возможно, отказывал в этом даже самому себе. Несмотря на нежность и теплоту, которые он принес в их интимные отношения, он так до конца ей и не раскрылся. Настоящий Дик Нефф был так же неведом ей сегодня, как и при первой их встрече. И после неоднократных безуспешных попыток сломать эту преграду она сдалась. Но в эти минуты она поняла, чего не хватало их любви, и пыталась сделать все возможное, чтобы выправить положение. Но нужно было, чтобы и Дик стремился к тому же. Ей так хотелось, чтобы он уделил ей себя в гораздо большей степени, а не ограничивался совсем малюсенькой частью своего «я», порожденной настоятельной сексуальной потребностью. Но неясная для нее по своему происхождению интуиция подсказывала Бекки, что у нее ничего не получится, возможно, из-за холодности, которую она, как правило, встречала в его взгляде, а также из-за желания, иногда охватывавшего его, когда она отчаянно искала его любви. Редкий коп изведал столько, сколько Дик. Его путь слишком часто пересекался с жизненными бедами других, чтобы в нем самом осталось желание открывать кому-либо душу, даже собственной жене. Сразу после свадьбы он приходил домой с глазами, ввалившимися от печали, не в состоянии выразить свои чувства по отношению к тем мерзостям, которые он перед этим пережил. Затем совершенно неожиданно он еле слышно начинал рассказывать о них.

В одном случае это было самоубийство 12-летней девочки, умершей у него на руках от ожогов, которые она нанесла сама себе. Она специально прислонилась к кухонной плите и, вспыхнув факелом, выбросилась из окна.

В другой раз он говорил ей о беременной женщине, которой молодые наркоманы отрезали голову. Он первым прибыл на место и был свидетелем происшедшего у нее выкидыша.

Было и немало других преступлений, обычно более или менее прямо связанных с наркотиками. Все они с годами, проведенными в бригаде, сделали из него человека, буквально одержимого одной идеей: искоренить торговцев наркотиками, которые губили чужие жизни.

Но он был вынужден столько раз идти на компромиссы, что его ненависть к преступлению преломилась в самоотрицание, в насмешку над собственной значимостью. Постепенно его сердце опустошилось: в нем осталось место только для физиологических желаний, злости и легкой пугливой грусти, которую ему не удавалось выразить.

Бекки его понимала, и ей так хотелось, чтобы они могли обсудить это совместно. Но дело оказалось безнадежным, и это отдалило ее от него. И вскоре должен был наступить момент, когда ей, оказавшейся не в силах помочь ему, придется оставить Дика.

Кроме всего прочего, была и проблема Уилсона. Человек-брюзга, без всякого шарма, но открытый душой. Он был готов ворчать, угрожать из-за пустяков, но с ним было легко общаться. И он любил ее с мужественным отчаянием. Когда она не отвергла его авансы, он был ошарашен и счастлив. Он желал ее грубо, пылко, и это желание терзало его самого до глубины души. Она знала, что он бредил ею днем и ночью.

Размышления такого рода были опасными. Ну разве сколь-нибудь серьезный человек мог даже подумать о том, чтобы променять молодость и жизненную энергию человека типа Дика Неффа на преклонный возраст и увядание какого-то там Джорджа Уилсона? И тем не менее в последнее время она все чаще и чаще задумывалась над этим.

Позвонили в дверь, и спустя несколько минут все за столом лакомились пиццей.

— Вы еще дуетесь, доктор? — спросила Бекки Фергюсона.

Она видела, насколько тот мрачен, и хотела его расшевелить.

— Я не дуюсь, а созерцаю.

— Как солдат перед решающим сражением? — поинтересовался Уилсон.— Я был точно в таком же состоянии сегодня после обеда.

— Не знаю. Никогда не участвовал в военных действиях.

Но заверяю вас, что торчать полночи на крыше — не мой удел.

— Вы предпочли бы спуститься в проход и угробить себя там?

— Мы мало знаем, на что они способны, но мне кажется, я догадался, каким образом с ними вступить в контакт. Как только они обнаружат ваше присутствие наверху, вы будете в опасности. Вы ведь спрячетесь, а они расценят это как коварство.

— Неужели они преодолеют тридцать этажей специально для того, чтобы напасть на нас?

Фергюсон пристально посмотрел на Бекки. — Это мне представляется очевидным.

— Карл, но ведь у нас будет с собой «ингрем». Вы когда-нибудь видели эту машинку за работой?

— Нет, и видеть не желаю. Я уверен, что это смертоносное оружие. Ясное дело, вы ведь только и думаете о том, чтобы либо убить, либо самим быть убитыми. А дома вокруг? Море окон. И вы все это начнете поливать вашими надзвуковыми пулями? Это невозможно.

Насупившись, он еще глубже ушел в кресло. Он был прав. Никто из них не решился бы палить во все стороны в самом центре Манхэттена. Черт побери, конечно, никто не жаждет прибегать к этому оружию там, где за каждым окном спят невинные люди. Но для них он был единственно стоящим средством обороны. «Ингрем» стрелял быстро и далеко. Винтовка тоже, но они опасались, что ее пули не в состоянии остановить оборотня. Одним выстрелом из «ингрема» можно было уложить детину на расстоянии в пять метров. Они нуждались именно в такого рода оружии, если вдруг доведется вплотную столкнуться с этими тварями.

— Насколько вероятно, что они обнаружат наше присутствие? — внезапно спросил Уилсон.

В этот момент он был настолько поглощен пиццей, что, казалось, вовсе не следил за беседой. Фергюсон задумался.

— Это зависит от тонкости их чувств. Если бы они были сильны только своим обонянием, то у нас появился бы небольшой шанс. К сожалению, у них еще развиты зрение и слух.

— Но мы можем стоять абсолютно неподвижно и не производить ни малейшего шума.

— Но дышать-то надо, а этого более чем достаточно, чтобы выдать наше присутствие.

— Тогда нам остается лишь надеяться, что мы увидим их раньше, не так ли? Обнаруживаем, делаем несколько фотоснимков — и бегом обратно в квартиру.

— При условии, что мы действительно заметим их первыми,— отозвался Фергюсон, с сомнением покачивая головой.

— Послушайте, для нас такая ситуация не в новинку. Будем исходить из того, что внутрь здания они не проникнут и взбираться по фасаду, выходящему на 86-ю улицу, не будут. Единственно возможный для них путь — по балконам, нависающим над проходом. Значит, каждому из нас достаточно держать «старлайт» сориентированным в этом на правлении, и мы обнаружим их появление. Можно быть абсолютно уверенным в том, что они придут именно с этой стороны.

Фергюсон по-прежнему сохранял загадочный вид. Выкладки Уилсона его не устраивали; во всяком случае, не настолько, чтобы изменить принятое им решение.

— Вы хоть представляете себе весь идиотизм нашего пребывания там, наверху, с аппаратом, в то время, как они лезут к нам? Я — да, и поверьте, веселенького тут мало.

— У нас будет по меньшей мере тридцать секунд, пока они доберутся, — сказала Бекки.

Фергюсон наклонился вперед и некоторое время задумчиво рассматривал всех троих.

— Опять же при условии, что мы вообще увидим, как они поднимаются.

— Проклятье! Но мы ведь только ради этого и доставали фотоаппарат! В него видно как днем. Мы их засечем без всякого сомнения.

— Чувства человека против чувств оборотней,— горько прошептал Фергюсон.— С техникой или без нее, все равно — это несравнимые вещи. Я вот что вам скажу: тот из нас, кому выпадет несчастье оказаться наверху, когда они туда взберутся, окажется в очень большой опасности. Повторяю: в очень большой опасности. И если мы не будем постоянно, каждую секунду, держать эту мысль в голове, один из нас или сразу несколько погибнут.

— Господи, и зачем нам все это? — вступил в разговор Дик.— Что за болтовню он тут развел?..

— Дик, он просто не понимает обстановки. Он же не полицейский. Когда служишь в полиции, многое видится совсем под другим углом зрения.

Возможно, Фергюсон был и прав, но, если беспрестанно мусолить такого рода мысли, к эффективному отпору не подготовишься.

— Пожалуй, но сегодня он будет выполнять функции копа. Да к тому же никогда еще ни одному полицейскому не приходилось заниматься подобной работенкой. В любом случае хоть мы трое готовы к предстоящим событиям, этот тип — явно нет.