Пароль больше не нужен. Записки нелегала - Олег Северюхин

Интеллигенция, капиталисты и офицеры собираются по квартирам и обсуждают, как они дальше жить будут. Уж они-то из всего, наверняка, превратятся ни во что. А как без них жить, никто не знает. Их учили тому, как управлять заводами и фабриками, издавать законы, организовывать их исполнение. Простые люди этого делать не умеют. Однако, и они понимают, что раз грамотный, ученый то есть, то это потенциальный противник власти рабочих Советов.

Из Петрограда на места были направлены уполномоченные с мандатами Совета народных комиссаров, подписанными лично Лениным, для установления новой власти. Приходили они в Советы, подбирали людей, в основном вооруженных. Затем приходили в городское управление и объявляли об установлении новой власти рабочих и крестьян. Совет, ободренный присутствием полномочного комиссара, издавал распоряжения о назначении новых начальников. Вот они ходят с портфелями, важных людей из себя изображают. Плохо то, что вооруженными людьми командуют те, кто на руку нечист был в дореволюционное время.

Что касается реквизиций для новой власти, то тут нужны люди, которые не постесняются чужое отобрать. Нормальные люди делать это стесняются. Ведь реквизиция это все равно, что грабеж, как ни крути.

Чиновники на работу не ходят. На железной дороге почти все выходят на работу, потому что понимают, отдай в руки неучам железную дорогу, сразу начнутся крушения поездов и дорога остановится. Раньше порядки были строгие, как в армии, а сейчас поезда ходят нерегулярно, а на одноколейке самое главное, чтобы поезда навстречу друг другу на перегоне не попались.

Одни умники решили по своей инициативе паровоз перегнать на соседний полустанок без разрешения начальства узловой станции. Врезались в эшелон с лесом. Два паровоза испортили, движение на трое суток перекрыли. Один машинист погиб. Пока паровозы под откос сбросили, ремонтировать негде, да и нечем, да пути восстанавливали, движение на дороге было перекрыто. Свобода опасная штука. Чувствуется, что народ русский еще наплачется с этой свободой.

Такая ситуация, вероятно, создалась по всей России. Старая власть не действует, а новая власть не знает, что делать в первую очередь. Законов новых нет, а старые законы могут применять и так, и эдак, в зависимости от пристрастий новых начальников. При таком положении дел можно проявить себя активным проводником новых идей и взлететь по служебной лестнице. А можно и голову себе сломать в борьбе с теми, кто любыми путями дорогу себе прокладывает. Обвинят в саботаже или враждебных намерениях и по законам беззаконья пристрелят где-нибудь в тупике. Надо быть предельно осторожным не только простому человеку, но и тому, кто имеет особое задание вписаться в новую обстановку.

Спать легли ближе к полуночи. Начальник станции предлагал дождаться следующего поезда и прицепиться тележкой к последнему вагону.

– И бензин сохраните, и доедете быстрее, – сказал нам начальник станции.

Утром получилось примерно так, как нам и предсказывал начальник станции. Бензин замерз в бачке вместе с водой. По теории, он замерзать не должен, если температура окружающего воздуха не слишком низкая. Но, вероятно, воды в бензине было много. Вода смерзлась, а оставшаяся жидкость была какая-то водянисто-маслянистая и совсем не похожа на бензин даже низкого качества.

В середине дня нас прицепили к товарному составу с углем, идущим в сторону Екатеринбурга. Боже мой, я молился всем известным мне Богам, чтобы он оставил меня в живых. Я давал себе обещания больше не надеяться на русское «авось» в любых делах, обещал не пускаться на авантюры, которыми, как правило, оборачивались самые благие намерения.

Наша автодрезина, прицепленная к составу, больше всего напоминала консервную банку, которую иногда прицепляют к свадебному кортежу. Так же, как и консервную банку, дрезину мотало из стороны в сторону. Мы особенно отчетливо ощущали стыки рельсов, а на стрелках дрезина стремилась соскочить с рельсов и бежать рядом с вагонами, а, если это возможно, то и обогнать их.

В будочке было холодно, ветер дул во все щели, задувая к нам угольную пыль, вылетающую из паровозной трубы и из вагонов. Согревание по методу «два притопа, три прихлопа» грозили нам серьезными простудными заболеваниями. Путем постоянного взбалтывания бачка с замерзшим бензином, мотористу удалось залить в бензобак мотора определенное количество суррогата бензина и с неимоверными усилиями завести мотор. Работающий мотор в какой-то степени согрел нашу будочку, но к остановке поезда на следующей узловой станции мы были до такой степени грязными и закопченными, что я в течение последующих нескольких лет постоянно ощущал запах угольной пыли и выхлопных газов от мотора.

Следующая станция была Барабинск. На станции стоял поезд, готовый отправиться в западном направлении. Я был до того грязен, что меня сторонились бродячие собаки, не то, что люди. Кое-как оттерев лицо и руки снегом, выколотив то, что раньше называлось полушубком, шинелью и шапкой, я с большими трудностями влез в поезд и поехал на запад, точно не зная, куда я попаду.

Глава 16

О моих приключениях в дороге можно писать целую книгу. Даже название вырисовывалось, созвучное с произведением русского историографа Карамзина: «Записки русского, а, может, и не русского, путешественника, едущего через всю Россию на поездах, доставшихся в наследство от царского режима».

В дороге у меня, если сказать мягко и цивилизованно, украли обрывки полушубка и все деньги, находившиеся на поясе. Осталась одна справка о том, кто я такой. Спасибо ворам и за это. Крепко я спал в относительном тепле вагона после пятичасовой тряски в автодрезине. Темная ночь – она милее матери родной ворам и разбойникам. Если и видел это кто-то, то помалкивал, чтобы не искать себе приключений на одно место. Одним словом, я по-настоящему стал пролетарием, которому нечего терять, кроме своих цепей и лохмотьев вместо одежды.

В автодрезине я простудился, а угольная пыль добавила мне бронхит. Хорошо, что не подхватил «испанку», которая свирепствовала в Европе и в России. Почти вся дорога прошла в полубессознательном состоянии, сострадании попутчиков, которые поддерживали меня морально и материально с помощью кипятка и нехитрой еды, которой со мною делились.

Скажу тебе откровенно, когда у меня совсем ничего не осталось от той страны, которая послала меня сюда, я начал чувствовать себя так же, как и окружающие меня люди. Даже мыслить стал категориями людей, озабоченных тем, где достать пропитание и найти источник постоянного дохода, позволяющего как-то существовать в этом мире.

На подъезде к Москве я уже совсем оправился от простуды, бегал за кипятком для пассажиров, мне доверяли производить обмен кое-каких вещей на пропитание. Узнав, что я круглый сирота, меня наперебой стали приглашать ехать с ними.

У одних есть работа, у других есть красавица на выданье, третьи предлагали учиться в их городе. Редко в какой стране пригласят к себе постороннего человека, мало известного, нравящегося лишь приятным обхождением и старанием отблагодарить за предоставленную пищу и уход в дороге.

Я вежливо благодарил их за участие, записывал адреса корявыми печатными буквами, подтверждая отсутствие у меня приличного образования. Никогда не отказывайся от полезных контактов. Может прийти время, когда эти связи еще могут пригодиться.

Адрес господина Хлопонина я помнил наизусть. Вот два брата-акробата – Хлопонин и Луконин. Случай свел в дороге. Придется воспользоваться его помощью для легализации в одном из главных городов России и определения дальнейших направлений своей деятельности. Через него «в темную» я попробую установить связь с германским посольством, так как в дороге слышал о заключении Брест-Литовского мирного договора между Россией и Германией и о возобновлении между ними дипломатических отношений.

Был февраль 1918 года. Больше трех месяцев я был в пути по всему миру. Одна треть пути пришлась на Россию. Представь, какая это огромная страна. Огромная и вдоль, и поперек.

Я не буду останавливаться на описании Москвы 1918 года. Ты это видела в кинохронике, в кинофильмах, можешь почитать и газеты в библиотеке. Я хочу, чтобы ты поняла, кем я был, что делал, и кто я такой на самом деле.

В Москве новая жизнь била ключом, постоянно сталкиваясь с проявлениями прежнего уклада жизни, существовавшего столетия. На первый план выходили рабочие и работницы, солдаты и матросы, революционная интеллигенция, принявшая революцию сознательно или в целях приспособления к новым условиям. Остальные слои населения именовались пережитками прошлого. Быть в числе пережитков, значит сознательно обречь себя на отмирание.

Господина Хлопонина я нашел в доходном доме на Сретенке, где он занимал трехкомнатную квартиру на последнем этаже вместе с женой, дочерью и домработницей Катей, милой застенчивой девушкой лет двадцати двух-двадцати трех.