Тысяча и одна ночь. Том III - Древневосточная литература

А окончив свои стихи, она посмотрела на Шарр-Кана и увидела, что Шарр-Кан исчез из бытия, и он некоторое время лежал между ними брошенный и вытянутый во всю длину, а потом очнулся и вспомнил о пении и склонился от восторга. И они стали пить и играли и веселились до тех пор, пока день не повернул к закату и ночь не распустила крылья. И тогда она поднялась в свою опочивальню, и Шарр-Кан спросил о ней, и ему сказали: «Она ушла в опочивальню», а он воскликнул: «Храни и оберегай ее Аллах!»

А когда наступило утро, невольница пришла к нему и сказала: «Моя госпожа зовет тебя к себе». И Шарр-Кан поднялся и пошел за нею, и когда он приблизился к помещению девушки, невольницы ввели его с бубнами и свирелями, и он дошел до большой двери из слоновой кости, выложенной жемчугом и драгоценными камнями. И они вошли туда и увидели другое обширное помещение, в возвышенной части которого был большой портик, устланный всякими шелками, а вокруг портика шли открытые окна, выходившие на деревья и каналы, и в помещении были статуи, в которые входил воздух и внутри их двигались инструменты, так что смотрящему казалось, что они говорят. И девушка сидела и смотрела на них и, увидя Шарр-Кана, поднялась на ноги ему навстречу и, взяв его за руку, посадила его с собою рядом и спросила, как он провел ночь, и Шарр-Кан поблагодарил ее.

И они сидели разговаривая, и девушка спросила его: «Знаешь ли ты что-нибудь, относящееся к влюбленным, порабощенным любовью?» – «Да, я знаю некоторые стихи», – ответил Шарр-Кан, и девушка сказала: «Дай мне их послушать». И тогда Шарр-Кан произнес:

«Во здравье да будет Азза[35], хвори не знает пусть!Все с честью моей она считает дозволенным!Аллахом клянусь, едва я близко, – бежит она,И много когда прошу я, мало дает она.В любви и тоске моей по Аззе, когда смогуПомехи я устранить и Азза одна со мной,Подобен я ищущим прикрытья под облаком:Как только заснут они, – рассеется облако».

И девушка, услышав это, сказала:

«Кусейир был явно красноречив и целомудрен.Он превосходно восхвалил Аззу, когда сказал:«И когда бы Азза тягалась с солнцем во прелестиПред судьей третейским, решил бы дело ей в пользу он.Но немало женщин с хулой на Аззу бегут ко мне –Пусть не сделает Бог ланиты их ее обувью».

И говорят, что Азза была до крайности красива и прелестна, – добавила она и потом молвила:

– О царевич, если ты

Знаешь что-нибудь из речей

Джамиля Бусейне[36], скажи нам».

И Шарр-Кан отвечал: «Да, я знаю их лучше всех, – и произнес из стихов Джамиля такие стихи:

Они говорят: «Джамиль, за веру сразись в бою».К каким же бойцам стремлюсь я, кроме красавиц?Ведь всякая речь меж них звучит так приветливо,И, ими поверженный, как мученик гибнет.И если спрошу: «О, что, Бусейна, убийца мой,С любовью моей?» – она ответит: «Все крепнет!»А если скажу: «Отдай рассудка мне часть, чтобы могЯ жить!» – то услышу я в ответ: «Он далеко!»Ты хочешь убить меня, лишь этого хочешь ты,А я лишь к тебе стремлюсь, к единственной цели».

Услышав это, девушка воскликнула: «Ты отличился, царевич, и отличился Джамиль! Что хотела сделать с Джамилем Бусейна, когда он сказал это полустишие:

«Ты хочешь убить меня,Лишь этого хочешь ты?»

«О госпожа, – отвечал Шарр-Кан, – она хотела сделать с ним то же, что ты хочешь сделать со мной, хотя даже и это тебя не удовлетворяет». И она засмеялась, когда Шарр-Кан сказал ей эти слова, и они, не переставая, пили, пока день не повернул к закату и не приблизилась мрачная ночь. И тогда девушка встала и ушла в свою опочивальню и заснула, и Шарр-Кан проспал в своем месте, пока не настало утро. А когда он очнулся, к нему, как обычно, пришли невольницы с бубнами и музыкальными инструментами и поцеловали землю меж его рук и сказали: «Во имя Аллаха! Пожалуй, наша госпожа призывает тебя явиться к ней».

И Шарр-Кан пошел, окруженный невольницами, бившими в бубны и игравшими. И он вышел из этого покоя и вошел в другой покой, больший, чем первый, и в нем были изображения и рисунки птиц и зверей, которых не описать.

И Шарр-Кан удивился, как искусно отделано это помещение, и произнес:

«Мой соперник рвет из плодов ее ожерелийЖемчуга груди, что оправлены чистым золотом.О поток воды, на серебряных слитках льющийся.О румянец щек, на топазе лиц расцветающий!И мне кажется, что фиалки цвет здесь напомнил намСиневу очей, что охвачены сурьмы кольцами».

И при виде Шарр-Кана девушка встала и, взяв его под руку, посадила с собою рядом и сказала: «Искусен ли ты, о сын царя Омара ибн ан-Нумана, в игре в шахматы?» И Шарр-Кан сказал: «Да, но не будь ты такова, как сказал поэт:

Скажу я, а страсть меня то скрутит, то пустит вновь,И меда любви глоток смягчает мне жажду.Любимой я шахматы принес, и играл со мнойТо белых, то черных ряд, но я недоволен.И кажется, что король на месте ладьи стоит,И хочет как будто он с ферзями сразиться.А если прочту когда я смысл взгляда глаз ее,Жеманство очей ее, друзья, меня губит».

Затем она пододвинула ему шахматы и стала с ним играть. И Шарр-Кан, всякий раз, как он хотел посмотреть, как она ходит, смотрел на ее лицо и ставил коня на место слона, а слона на место коня. И она засмеялась и сказала: «Если ты играешь так, то ты ничего не умеешь», а Шарр-Кан отвечал: «Это первая игра, не считай ее!»

И когда она его обыграла, он снова расставил фигуры и стал с ней играть, и она обыграла его во второй раз и в третий раз, и в четвертый, и в пятый, и повернулась к нему и сказала: «Ты во всем побежден!» – «О госпожа, – отвечал Шарр-Кан, – тому, кто играет с тобой, как не быть побежденным?» А затем она велела принести кушанье, и они поели и вымыли руки, и им подали вино, и они выпили, и после этого она взяла канун (а она была умелой в игре на кануне) и произнесла такие стихи:

«Судьба то отпустит нас, то снова нас скрутитИ как бы влечет к себе и вновь отгоняет.Так пей же, пока судьба прекрасна, коль можешь тыСо мной не расстаться вновь, и пей безудержно!»

И они продолжали так поступать, пока не подошла ночь, и в этот день было лучше, чем в первый день, а когда ночь приблизилась, девушка ушла в свою опочивальню. И возле Шарр-Кана остались только невольницы, и он бросился на землю и проспал до утра.

И невольницы, по обычаю, пришли к нему с бубнами и музыкальными инструментами, и, увидав их, Шарр-Кан поднялся и сел. А невольницы взяли его и пошли с ним и привели его к девушке. И при виде его она поднялась на ноги, взяла его за руку и посадила с собою рядом и спросила его о том, как он провел ночь, и Шарр-Кан пожелал ей долгой жизни, а она взяла лютню и произнесла:

«Оставь стремленье к разлуке ты –Горька ведь вкусом всегда она.И солнца луч в предзакатный часОт мук разлуки желтеет весь».

И когда они были в таком состоянии, они вдруг услышали шум и увидели мужей, теснившихся друг к другу, и патрициев, в руках которых блестели обнаженные мечи, и все говорили на языке румов: «Ты попался нам, о Шарр-Кан, будь же уверен в своей гибели!» И, услышав эти слова, Шарр-Кан подумал: «Клянусь Аллахом, эта девушка устроила хитрость и дала мне отсрочку до тех пор, пока пришли ее люди, те витязи, которыми она меня устрашала. Но я сам ввергнул себя в гибель!»

И он обернулся к девушке, чтобы упрекнуть ее, и увидел, что ее лицо изменилось и побледнело, и она вскочила на ноги и крикнула им: «Кто вы?» И патриций, предводительствовавший ими, ответил ей: «О благородная царица и единственная жемчужина, разве не знаешь ты, кто подле тебя?» И девушка сказала: «Я не знаю его. Кто же он, этот человек?» – «Это разрушитель городов и господин витязей, это Шарр-Кан, сын царя Омара ибн ан-Нумана. Это тот, кто завоевал крепости и завладел всеми неприступными местами, – отвечал предводитель. – Сведение о нем дошло до царя Хардуба, твоего отца, от старухи госпожи Зат-ад-Давахи. И царь, твой отец, убедился потом из рассказа старухи. И вот ты помогла войску румов, захватив этого зловещего льва!»

И, услышав слова патриция, девушка посмотрела на него и спросила: «Как твое имя?» И он отвечал: «Мое имя Масура, сын твоего раба Маусуры ибн Кашарда, патриция среди патрициев». – «Как же ты вошел ко мне без позволения?» – спросила она. «О госпожа, – отвечал предводитель, – когда я достиг дверей, меня не задержали ни придворный, ни привратник, напротив – все привратники поднялись и пошли впереди нас, как это обычно бывает; когда же приходит кто-нибудь не из нас, они оставляют его стоять у дверей, пока не испросят ему разрешения войти. Но теперь не время затягивать разговор. Царь ждет нашего возвращения с этим царем, в котором сила войск ислама, чтобы убить его, и тогда его войска уйдут в то место, откуда они пришли, и нам не придется утомляться, сражаясь с ними».