Ледяное сердце Златовера - Наталия Ипатова

Глава 5. Право принимать решения

— Я посижу с тобой?

Я обернулся на голос. Как обычно, сперва в полумраке узкой щели тоннеля я увидел только приблизительно очерченный контур Звенигора. Меня удивила непривычная интонация принца: едва ли раньше тот говорил так нерешительно. Наверное, тут совсем не принято, чтобы принц ожидал своего испытания не в торжественном молитвенном уединении, а в компании человека, к тому же чуть знакомого.

Когда саламандр подошел ближе к огню, я рассмотрел его как следует. Сегодня Звенигор был облачен в тонкую кольчугу длиной до середины бедра, слабо позванивавшую при каждом его движении. Свечение лавы бросало на нее и на лицо принца кровавые блики. Железными пластинками также были укреплены сапоги саламандра, а колени защищены хитроумно сконструированными наколенниками, как мне показалось, ничуть не ограничивавшими подвижность суставов. Я в очередной раз подивился сдержанной, по-своему очень выразительной силе Звенигора: вся эта амуниция, включая шлем, который саламандр нес под мышкой, весила, как минимум, фунтов пятьдесят, однако тот двигался в ней так же свободно, как если бы был в обычной сорочке и брюках.

— Гномские? — поинтересовался я.

— Что? А, доспехи! Нет, отечественные. Эксклюзив. Можно сказать, антиквариат. Пережили много поколений.

Не акцентируя внимание на явной двусмысленности последней фразы, Звенигор без всякого почтения бросил протестующе звякнувший шлем и сел на камень. Вид у него был несколько отсутствующий. Оно и понятно: он, в сущности, уже там. Я поднял с пола шлем, повертел его в руках, изучая. Простая металлическая каска со стрелкой над переносицей, без забрала и кольчужного назатыльника, разве что по ободу отчеканен сложный витой узор. Было бы интересно ознакомиться с их фольклором. Есть ли у них письменность, и если есть, то в какой форме? Сказать по правде, мне очень хотелось еще раз предложить Звенигору как-нибудь поменяться, но я боялся обидеть саламандра. Может, для него это вопрос чести. Впрочем, сам я тоже ни разу в жизни не укрощал драконов, а все мое теоретическое знакомство с ними сводилось к Большому Драконьему Приключению Белой книги. Так что Звенигор, живущий в непосредственной близости от них, наверняка лучше осведомлен об их повадках. И, если уж он занялся драконами, то, надо полагать, выдоил из жизнеописания Александра Клайгеля все, хоть сколько-нибудь касающееся драконов.

— Ну и как же твой уважаемый отец уделывал драконов перед завтраком? — небрежно спросил саламандр, и я чуть не подавился. Может, своих Звенигору и удалось провести этаким хмурым и сосредоточенным видом, но эта реплика выдавала его с потрохами.

— Боишься?

Звенигор усмехнулся.

— Не без того. Я, наверное, во всей этой сбруе выгляжу полным идиотом? Нет, я, конечно, в курсе, что у дракона имеются хвост, голова, четыре лапы и брюхо, что он летает и выдыхает огонь, но вот истинные приемы прославленных драконоборцев, без разного рода художественных преувеличений…

— Главное, — авторитетно посоветовал я ему, — не дай ему взлететь. Если он окажется в воздухе, у тебя перед ним не будет ни одного преимущества. Ну и, разумеется, не вздумай соваться к нему в нору: там ему тоже удобнее, чем тебе. Он там дома.

— Да, я думал об этом, — признался Звенигор. — Встречу его у самого входа. Чтоб и развернуться ему было негде.

Оба мы замолчали. До меня вдруг дошло, что если одолеет дракон, никакого Приключения не будет. И этого симпатичного, одновременно пылкого и застенчивого принца — тоже.

— Я знаю, что тебе нужно, — заявил я и полез через свой спальник к тючку с поклажей. Я недолго в нем копался и, торжествуя, вынырнул из тени с фляжкой в руке. — Вот! — и сделал флягой замысловатый жест:

— Именем Адреналина и собрата его Кортизона благословляю тебя на сей ратный труд!

— Кто такие?

Я ухмыльнулся.

— Можно считать, боги. Кое-кому известны под именами Фобоса и Деймоса, но я предпочитаю более материалистическое объяснение.

Звенигор рассеянно протянул руку, принял флягу, приложил к губам, сделал глоток и зашелся в судорожном кашле.

Духи земли и неба! Черт его забери со всем его нечеловеческим метаболизмом! Он настолько антропоморфен, что немудрено было и прошляпить. Только бы он не отравился! Похоже, что саламандры не очень-то знакомы с ядами средств наслаждения, особенно в части испытанного средства для храбрости.

— Что за дрянь? — вытирая слезы, спросил Звенигор.

— Дрянь?! — вскипел я, убедившись, что ничего более фатального, чем первичный шок знакомства с алкоголем, не произошло. — Да эту «дрянь» мать мне своими руками наливала! Правда, — я скромно потупился, — предполагалось, что я буду использовать это пойло для профилактики простудных заболеваний. Это лучший тримальхиарский бренди! — и отпил сам.

Саламандр засмеялся, его скулы порозовели.

— По силе воздействия, — заметил он, — напоминает огненную пляску. По крайней мере, неплохая ей замена на случай траура. Разреши?

Я не без колебаний вложил фляжку в протянутую руку.

— Еще глоток, не больше. Передозировка окажет обратное действие. Думаю, довольно неумно лезть на дракона в классическом состоянии «море по колено».

Я тщательно упрятал флягу, и мы еще немного развлеклись фантазиями на тему дракона, пока наконец Звенигор не поднялся. «Пора», — сказал он, и я вместе с ним двинулся к выходу.

— Ты только помни, — серьезно сказал я саламандру, пока оба мы еще не появились перед широкой публикой, — если ты позволишь этой рептилии тебя одолеть, ты не только сам погибнешь, физически или в плане репутации. Ты Златоверу ничем не поможешь. И помни, черт тебя возьми, ты — моя Огненная книга. И если ты здесь дашь слабину, то подведешь своего отца и меня. Ну и, разумеется, свою девушку.

Звенигор улыбнулся, снова чуточку натянуто, но, кажется, уже не от страха, а именно так, как это должны были бы увидеть его будущие подданные.

— Только вас двоих, — и надвинул шлем на брови.

Когда мы выбрались из пещеры и после примерно получаса карабкания по совершенно, с моей точки зрения, немыслимым кручам, где дело спасал лишь Звенигор, с детства привыкший к подобным способам передвижения, оказались на месте, ситуация поступила в распоряжение церемониймейстера короля Златовера, бывшего почти копией дядюшки Магнуса. Тот, разумеется, тоже присутствовал, и в его поклоне наследнику брата сегодня было куда больше почтения. То ли оказала свое влияние прилюдность действа, то ли близость Звенигора к власти. Принц не сдержал усмешки, а я вдруг запоздало поежился: все присутствующие — а толпа зрителей заполнила сверху донизу склоны ущелья, ведущего к норе — очевидно, относились к происходящему с благоговением, и один я, Арти Клайгель, знал, что Звенигор готовит им политическое хулиганство в особо крупных размерах. Было поздно что-либо менять, но каверзное подсознание подкинуло мне на осмысление проблемку: а что, если Звенигор неправ? Может быть, надень он корону, и ситуация нормализуется? Разве не очевидно, что для всех свободных народов будет лучше, если на месте Златовера окажется молодой король с прекрасным образованием, без расовой ограниченности и предрассудков, не склонный к видовому шовинизму и не лелеющий планы имперской агрессии? И кому тогда какое дело, что отягощает его совесть.