Быть женщиной. Откровения отъявленной феминистки - Кейтлин Моран

Однако я бы не стала призывать всех попробовать вашу менструальную кровь сию минуту, так как вы можете ехать в автобусе или болтать с другими мамашами, наблюдая за детьми в песочнице. Как и со многими вещами, «расширяющими наш опыт» (прыжком с парашютом, танцем живота, татуировками), дегустация менструальной крови будет просто еще одним пунктом в списке «Сделать» наряду с починкой карниза для занавесок и выведения блох у кошки.

Дамы, сохраняйте спокойствие. Вам не придется сегодня пробовать вашу менструальную кровь. Не в мое дежурство.

Тем не менее есть вещь, которую я все-таки призываю вас сделать. Скажите: «Я феминистка». Лучше стоя на табурете и громко: « Я феминистка!»– просто потому, что эффект всегда ярче, если вы становитесь на стул.

Действительно важно произнести эти слова вслух. Я феминистка. Если вы чувствуете, что не можете сказать их – даже стоя на полу, – задумайтесь. Это, наверное, одни из наиболее важных слов в жизни женщины. Типа «Я люблю тебя», «Это мальчик или девочка?» или «Нет! Я передумала! Я его оставляю!».

Скажите это. Скажите это! Скажите это сейчас!Потому что, если вы промолчите, это будет означать, что вы просите общество: «Надерите мне задницу и, пожалуйста, проголосуйте от меня за патриархат».

Не думайте, что вы не должны стоять на этом стуле и кричать «Я феминистка!» только потому, что вы мужчина. Феминисты – вершина эволюции. Мужчина-феминист должен находиться на некотором постаменте (например, на стуле) – чтобы дамы приветствовали его шампанским, прежде чем попытаться с ним переспать. А может, даже он успеет перед этим поменять лампочку. Мы не можем сами это сделать. На ней огромная паутина.

Мне было 15 лет, когда я впервые сказала: «Я феминистка». И вот я сейчас в спальне говорю, глядя на себя в зеркало: «Я феминистка. Я феминистка».

Прошло уже почти три года с тех пор, как я написала список «Что необходимо сделать к тому времени, когда мне исполнится 18 лет», и я медленно подвожу грустные итоги. Я до сих пор не проколола уши, не похудела, не выдрессировала собаку, и вся моя одежда по-прежнему ужасна. Моя лучшая вещь – это футболка с изображением пьющего пиво крокодила и ярко-розовой розовой надписью «Повеселись под солнцем Флориды!». Она выглядит совершенно нелепо на депрессивной, толстой девочке с волосами до талии. Выглядит как насмешка.

У меня до сих пор не появилось никаких друзей. Ни одного – если не считать членов семьи, которые всегда с вами, хотите вы этого или нет, как выпадающий из почтового ящика рекламный буклет, предлагающий лекарство от импотенции. Нет. Члены семьи не считаются.

Но если смотреть на вещи позитивно, то я не одинока, потому что – как это случалось с миллионами одиноких подростков – сейчас обо мне заботятся книги, телевизор и музыка. Я была выращена ведьмами, волками и сомнительными поп-звездами-однодневками. И я поняла, что по большому счету искусство – это когда кто-то пытается вам что-то сказать. Тысячи людей хотят поговорить со мной, как только я открываю книгу или включаю телевизор. Это миллион сообщений с важной информацией и советами. Это может быть ненужная информация или неправильные советы но по крайней мере вы получаете хотя бы некоторыеданные о том, как все устроено. Ваше записывающее устройство работает на полную мощность. Вы получаете сигнал.

Книги – самый мощный источник информации: каждая из них – это целая жизнь, которую можно прожить за один день. Я читаю быстро и проглатываю жизнь в бешеном темпе – шесть, семь или восемь жизней в неделю. Особенно я люблю автобиографии – могу «съесть» целого человека к закату дня. Я читала о фермерах и мировом турнире женщин-яхтсменок, солдатах Второй мировой войны и экономках в довоенных особняках, журналистах и звездах кино, сценаристах, принцах и премьер-министрах XVII века.

И каждая книга имеет свою собственную социальную группу – своих собственных друзей, с которыми она хочет вас познакомить. Это как вечер в библиотеке, который никогда не кончается. В автобиографической книге британского киноактера Дэвида Нивена «Луна – это воздушный шар» (The Moon’s a Balloon) постоянно упоминался Харпо Маркс [16], и вскоре я как угорелая ищу уже его книгу жизни – и нахожу. Вскоре я узнаю, как Маркс проводит дни: участвует в «Алгонкинском круглом столе» [17], который был подобием Валгаллы для любителей коктейлей и хипстеров с пишущими машинками. Роберт Бенчли [18], Роберт Шервуд [19]и Александр Вулкотт [20]– те, кто зародил во мне пожизненную любовь к эпатажным, язвительным людям, которые проявляют свою любовь исключительно в виде гнусных оскорблений («Привет, противный…»).

Наконец, через Вулкотта я встретилась лицом к лицу на страницах книг с великолепной Дороти Паркер, которая, я чувствую, всегда ждала меня в 1923 году, с ее помадой и сигаретами и ее знаменитыми приступами отчаяния. Дороти Паркер невероятно важна, потому что, мне кажется, в то время она стала первой женщиной, которая была способна быть смешной: эволюционный шаг для женщин, равный по значению развитию большого пальца или изобретению колеса. Паркер смешна в 1920-м, а потом – я уверена – не было другой смешной женщины, до того как в 1980-е годы не пришли Френч и Саундерс [21]и Виктория Вуд [22]. Паркер – это прародительница женского юмора.

Роберт Джонсон [23]изобрел блюз в полночь, на перекрестке, когда продал свою душу дьяволу. Дороти Паркер придумала «женщину, которая смеется» в два часа дня, в лучшем коктейль-баре Нью-Йорка после того, как дала помощнику официанта 50 центов чаевых за мартини. Трудно не сделать выводы относительно того, какой пол умнее.

Но Паркер также беспокоит меня, потому что шутит она по большей части о самоубийстве: забавное, кажется, не получается у нее так хорошо, как, скажем, у Бена Элтона. И не может не игнорироваться, что после нее прошло почти 60 лет, прежде чем какая-либо женщина снова стала смешной. Путь, который она проложила, был заметно заброшен. В конце концов я начинаю беспокоиться, что женщины, судя по слухам, не так хороши, как мужчины.

В том же самом месяце, когда я прочитала стихотворение Паркер:

В мир иной уйти мне, что ли?Газ воняет, бритва колет,От воды бросает в дрожь,Кислотой костюм прожжешь,Рвется петля, корчит яд,Может, лучше жить, чем в ад?

– я начинаю читать Сильвию Плат. Одна из тех немногих женщин, которые пишут как мужчина, она предпринимает попытки покончить с собой. Это вызывает тревогу. Я нахожусь в середине одержимой любви к Бесси Смит [24], чья жизнь неразрывно связана с героином. Я обожаю Дженис Джоплин, которая загнала себя до смерти.

Нельзя не отметить, что большинство независимых женщин оказываются несчастными и умирают рано. Принято считать, что это потому, что женщины принципиально не склонны класть голову на плаху и не способны конкурировать на тех же условиях, что и мужчины. Они просто не могут справиться с серьезными вызовами. Они должны перестать пытаться.

Но когда я думаю об их гибели – отчаянии, отвращении к себе, низкой самооценке, эмоциональном истощении, разочаровании при повторяющемся отсутствии возможностей, понимания и поддержки, – мне кажется, что все они умирали как будто от одного и того же – от того, что родились слишком рано. Все эти темные времена разрушительны для женщин. Я знала это и раньше, но не задумывалась. Сейчас я осознала всю трагичность и возмутительность данного факта.

Эти женщины окружены мужчинами – абсолютно одинокие, без группы поддержки. В туфлях на высоких каблуках они проходят через анфиладу комнат, полную мужских башмаков. Их изнуряет усталость от того, что приходится в сотый раз открывать глаза мужчинам и миру на то, что для них очевидно с начала времен. Они как первые космонавты, высадившиеся на Луне. Они новаторы на час. Уже через день никто не верит, что они были на Луне.

И вот именно тогда, когда я нуждаюсь в ней, я знакомлюсь с Жермен Грир.

Конечно, я примерно знаю, кто это: всякий раз, когда моя мать начинает подозревать, что с ее автомобилем что-то не так, мой отец, вздыхая, говорит: «Ладно, Жермен Грир. Оставь это грубой мужской свинье». Но я никогда не читала ничего ею написанного и не видела ее выступлений. Я предполагаю, что это суровая дама с крутым характером, похожая на монашку.

Потом я вижу ее по телевизору. В моем дневнике этот день отмечен гирляндой восклицательных знаков: «Я только что видела Жермен Грир по телевизору – она славная!!! – записываю я. – Смешная!!!»