Смерть Сталина. При чем здесь Брежнев? - Александр Костин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не будем торопить события и выслушаем до конца «исповедь на заданную тему» Никиты Сергеевича:
«Прошло небольшое время, опять слышу звонок. Вновь Маленков: «Опять звонили ребята от товарища Сталина. Говорят, что все-таки что-то с ним не так. Хотя Матрена Петровна и сказала, что он спокойно спит, но это необычный сон. Надо еще раз съездить». Мы условились, что Маленков позвонит всем другим членам Бюро, включая Ворошилова и Кагановича, которые отсутствовали на обеде и в первый раз на дачу не приезжали. Условились также, что вызовем и врачей. Опять приехали мы в дежурку. Прибыли Каганович, Ворошилов, врачи. Из врачей помню известного кардиолога профессора Лукомского. А с ним появился еще кто-то из медиков, но кто, сейчас не помню. Зашли мы в комнату. Сталин лежал на кушетке. Мы сказали врачам, чтобы они приступили к своему делу и обследовали, в каком состоянии находится товарищ Сталин. Первым подошел Лукомский, очень осторожно, и я его понимал. Он прикасался к руке Сталина, как к горячему железу, подергиваясь даже. Берия же грубовато сказал: «Вы врач, так берите как следует».
Лукомский заявил, что правая рука у Сталина не действует. Парализована также левая нога, и он не в состоянии говорить. Состояние тяжелое. Тут ему сразу разрезали костюм переодели и перенесли в большую столовую, положили на кушетку, где он спал и где побольше воздуха. Тогда же решили установить рядом с ним дежурство врачей. Мы, члены Бюро Президиума, тоже установили свое постоянное дежурство. Распределились так: Берия и Маленков вдвоем дежурят, Каганович и Ворошилов, я и Булганин. Главными «определяющими» были Маленков и Берия. Они взяли для себя дневное время, нам с Булганиным выпало ночное. Я очень волновался и, признаюсь, жалел, что можем потерять Сталина, который оставался в крайне тяжелом положении. Врачи сказали, что при таком заболевании почти никто не возвращался к труду. Человек мог еще жить, но что он останется трудоспособным, маловероятно: чаще всего такие заболевания непродолжительны, а кончаются катастрофой».
Здесь наш рассказчик выдал целую серию «перлов», которые ну прямо ни в какие ворота, однако к раскрытию тайны, которую так упорно упрятывал Хрущев, они имеют лишь косвенное значение, хотя — кто его знает? Начать хотя бы с того, что Маленков должен был вызвать к умирающему вождю остальных членов БП, а это, как нам известно: Ворошилов, Каганович, Первухин и Сабуров. Но прибыли почему-то лишь Ворошилов и Каганович, а двое «молодых» членов БП не появились и в мероприятиях, связанных с дежурством у смертного одра вождя, не участвовали. Почему? Не является, ли этот факт красноречивым подтверждением версии о том, что «старые» соратники Сталина не признавали выдвигаемую им на ключевые посты в управленческой структуре государства «молодежь». Подтверждением этой мысли является тот факт, что уже 5 марта 1953 года, еще при живом вожде «старики» беззастенчиво «выкинут» почти всех «молодых» из состава Президиума ЦК КПСС, вернув ему численность бывшего Политбюро ЦК КПСС.
Далее, наш рассказчик утверждает, что профессор Лукомский «перепутал» правую ногу больного с левой, поскольку он якобы заявил, что «…правая рука у Сталина не действует. Парализована также левая нога, и он (Сталин. — А.К.) не в состоянии говорить». Вот вам и профессор, не знает даже таких вещей, которые известны любому первокурснику медучилища, что при поражении левого полушария головного мозга наступает двигательный паралич правых конечностей (правой руки и ноги). Конечно, профессор Лукомский здесь ни при чем, здесь явно выпирает трехклассное образование, полученное в ЦПШ, самого рассказчика. Но куда смотрели редакторы и корректоры его рассказов, записанных на магнитную ленту, в роли которых выступали его высокообразованные потомки — сын Сергей и дочь Рада, а также зять А. Аджубей, которые наверняка изучали основы анатомии и физиологии человека, да и литературную деятельность они знали не понаслышке. Впрочем, это не имеет никакого отношения к поставленной перед нами задаче — найти ключ к раскрытию тайны, которую тщательно забалтывает Никита Сергеевич.
А вот фрагмент воспоминаний Хрущева насчет того, во что был одет парализованный Сталин, очень даже интересен: «Тут ему разрезали КОСТЮМ, переодели и перенесли в большую столовую…». О том, что Сталин в момент смертельного удара был одет в КОСТЮМ, кажется никто ни до, ни после него не вспоминал. Вспоминать, может быть, и не вспоминали, а вот некоторые исследователи настоящей проблемы УПОМИНАЛИ — это точно. Взять Е. Прудникову, она действительно УПОМИНАЕТ о том, что Н. Добрюха, в свою очередь, УПОМИНАЕТ о том, что: «…первая запись в журнале врачей, датируемая 7 часами утра (была): «Больной лежал на диване в бессознательном состоянии в костюме» (в скобках мое. — А.К.). Ей бы свериться с первоисточником, тогда бы наверное не появился в ее замечательной книге солидный абзац, посвященный критике Н. Добрюхи, что он неправомерно использовал этот факт при обосновании своей навязчивой идеи, что вместо Сталина врачам был подложен двойник[33].
Это краткое отступление к тому, что следует осторожнее пользоваться ссылками, сделанными не на первоисточники, а на производные от них сочинения. Вся обширная литература с «разгадками» тайны болезни и смерти Сталина просто переполнена такими ссылками исследователей друг на друга, в результате подобные казусы просто неизбежны, хотя и понять их можно. Истинных свидетелей, оставивших свои воспоминания, всего ничего (Н.С. Хрущев и «Охрана»), документальных источников «кот наплакал», а исследователей — легион. Некоторые из исследователей, которые первыми подступились к изучению этой проблемы, последующими поколениями писателей и любителей воспринимаются уже как непосредственные свидетели событий, а ссылки на их труды приводятся в качестве убедительных аргументов. Так, корифеями-первопроходцами являются, например, Н. Зенькович[34] и Ю. Мухин[35], ссылка на которых придает сочинениям последующих писателей статус неопровержимого правдоподобия. Кстати, мы в дальнейшем также будем ссылаться на труды этих замечательных исследователей, хотя цитаты, приводимые ими из первоисточников, все равно будем уточнять— это литературная норма. И дело здесь вовсе в добросовестности или недобросовестности цитирующего первоисточник, просто могут непроизвольно возникнуть ситуации подобные вышеприведенной, случившейся с Е. Прудниковой и Н. Добрюхой.
На наш взгляд, Н. Добрюха наверняка был уверен в точности адреса своей цитаты («из журнала врачей»): «Первый осмотр больного был произведен в 7 часов утра 2 марта профессорами… в присутствии начальника Лечсанпура Кремля тов. Куперина И.И…. Больной лежал на диване в бессознательном состоянии в костюме»[36], хотя информацию он, скорее всего, получил из мемуаров Н.С. Хрущева. А в рукописном журнале, который вели врачи у постели больного со 2-го по 5 марта 1953 года, о костюме ни слова. Не упоминается костюм и в медицинском заключении о состоянии здоровья тов. И.В. Сталина, в котором черным по белому записано следующее: «При осмотре в 7 час. утра — больной лежит на диване на спине, голова повернута влево, глаза закрыты, умеренная гипермия лица, было произвольное мочеиспускание (одежда промочена мочой)…». Про костюм опять ни слова. А вот в черновом и чистовом машинописном вариантах «Истории болезни И.В. Сталина (составлена на основании журнальных записей течения болезни со 2 по 5 марта 1953 года)» в третьем абзаце написано: «Больной лежал в бессознательном состоянии, одетый в костюм»[37].
Таким образом, нельзя исключить и такой вариант, что Н. Добрюха просто перепутал «Рукописный журнал врачебных наблюдений» с «Историей болезни И.В. Сталина…», написанной профессором П.Е. Лукомским, что придает версии «костюма» серьезную достоверность.
Мы не зря уделили столь большое внимание этому свидетельству Н.С. Хрущева, поскольку оно нам еще потребуется при обосновании нашей версии о событиях ночи с 1-го на 2 марта 1953 года. Версия «костюма» была для нас своеобразной «нитью Ариадны», даже не нитью — ниточкой, а может всего лишь паутинкой, которая помогла нам распутать «клубок» невероятных и, по своей сути, противоречивых версий о последних днях жизни Иосифа Виссарионовича Сталина. Столь же важным для дальнейшего исследования является констатация врачами, при первичном осмотре больного, факта что «…было произвольное мочеиспускание (одежда промочена мочой)…». Как видим, по крайней мере, одно из наблюдений за состоянием больного вождя со стороны Хрущева не выдумано им. Напротив, именно эта пикантная подробность, якобы услышанная им от охранников, позволила ему оправдать, исходя из этических соображений, нежелание сторонников Сталина «беспокоить» его в столь двусмысленной ситуации, когда они, не заходя в «покои» Сталина, дружно разъехались по домам.