Скаредное дело - А Зарина

- Что?

- По монастырям вести, о здоровье молебны служить, потому всякий сглаз от лукавого.

Князь молча прошелся по горнице.

- А про... сына узнала? - спросил он с запинкой.

- А по молодом князюшке панихиды служить надо. Коли жив, сейчас к дому повернется.

Князь угрюмо кивнул.

Богомолье, действительно, лучшее средство. Он приказал княгине собираться, снарядил целый обоз и послал ее в Троицу, к Николе на Угрешь, в ближний Юрьевский монастырь.

Остригла княгиня в знак печали свои роскошные волосы и поехала молиться русским святыням.

Хоть не помогли панихиды и не находился пропавший сын, но сама княгиня оправилась и стала спокойнее; только сенные девки шепотом рассказывали, что порой, случалось, вскрикнет она ночью как-то страшно, пронзительно и вскочит с постели, словно обуянная.

Все угрюмее становился князь день ото дня. По дружбе к нему, дня не проходило, чтобы в застенке разбойного приказа приказный дьяк не пытал одного-двух скоморохов, но ничего не говорили пытаемые о княжеском сыне.

Антон, в знак печали отпустивший волосы, с двумя взятыми из усадьбы слугами, обошел все кабаки и репаты, все тюрьмы и приказы, но нигде не встречались те подлые скоморохи, что скрали младенца.

Отчаяние охватывало всех, и с каждым днем терялась надежда на отыскание маленького князя.

Как в злую тюрьму, приезжал князь в свою усадьбу и почасту, не видясь даже с женой, видел в своей горнице, выслушивая доклады своих гонцов, которых слал он во все стороны.

А Миша, благодаря нежному за собой уходу, быстро поправился, и Каролина не могла налюбоваться хорошеньким мальчиком.

- Не иначе, как какой-нибудь боярский или княжеский, - говорила Каролина. - Ты как думаешь, Эди?

Добрый цирюльник качал головой и, вынимая из рта свою трубку, подзывал мальчика к себе.

- Ты скажи, мальчик, - спрашивал он чуть не в сотый раз. - Кто твой фатер? Папа? Откуда ты?

Миша ничего не мог ответить на это, зная только, как зовут его самого.

Он рассказывал Каролине про терем, про сад, про сенных девушек и про веселые игры. Рассказывал про отца: как он славно сидит на коне, какой у него шлем и латы, как одеты их слуги. Наконец, дрожа и бледнея, тихим шепотом рассказывал, как его украли, как волокли волоком, пугали и били, как бросили в темный сарай, где было много, много детей, но из его рассказов никто не мог додуматься, кто его родные.

Немцы из слободы друг за другом навещали Штрассе и, слушая русского мальчика, задумчиво качали головами.

- Беда вам с ним будет, герр Штрассе! - говорил ему толстый булочник.

- О! Большой беда наживете с ним, - говорил сосед литейщик.

- О, mein Gott! Если узнают только! - восклицали другие немцы, а пожилые немки таинственно отзывали Каролину и шептали ей:

- С этим мальчиком твой брат и себя погубит, и тебя, и всех нас! Он не простой мальчик. Его наверное ищут...

- О! Он расскажет, было ли ему у нас худо... - беспечно отвечала Каролина. - Миша, тебе худо у нас?

Миша поспешно обнимал ее и говорил:

- Нет! Я, правда, к мамке хочу и бегать негде, но я люблю тебя!

Каролина смеялась.

- А вы хотите, чтобы мы с Эдди его прогнали! - Куда? На улицу, чтобы его снова украли?

Соседи только вздыхали и не решались спорить с глупыми Штрассе.

- И потом, разве есть у нас на него право?

Его нам один капитан поручил... капитан Эхе! При этом имени Каролина всегда краснела, а Штрассе решительно говорил.

- Нет! Мы ничего не боимся. Мы худого не делаем. Не бойся, Миша, говорил он мальчику, - я скоро буду одеваться и пойду в город, буду искать и найду! Не бойся.

- Теперь я ничего не боюсь! - бойко отвечал Миша, чувствуя, что здесь его, действительно, никто не обидит.

Но бедному Штрассе и не снилась та беда, которая нависла над его головой.

12

Только в то время, полное суеверия и невежества, мог произойти подобный случай, и он был бы похож на анекдот, если бы тот же Олеарий не засвидетельствовал его в своих записках.

После разграбления рапаты Федьки Беспалого, ошалевшие пьяницы гуляли еще с добрую неделю, все увеличивая тот угар, который закружил их беспутные головы.

Выгнанный приказный, Онуфрий Буковинов, облыжно для почета и наглости именовавший себя дьяком, пристал к двум посадским и с ними крутился по Москве, напиваясь, сквернословя, играя в зерн и голосом великим распевая срамные песни, за что посадские поили его зело.

Дню по шестому, уже под вечер, бродя из одной тайной корчмы в другую, шли они, сцепясь руками, вдоль Москвы реки, и дьяк говорил им коснеющим языком:

- Согрешихом окаянный! Согрешихом! Несть мне спасения, упился убо, яко свинья непотребная. Да!

- Ишь, разобрало! - засмеялся один из посадских. - Пил-пил, а теперь на-ко!

Тут они завернули в Немецкую слободу.

И вдруг дьяк потянул к себе посадских, задрожал как осиновый лист и совсем трезвым голосом зашептал, щелкая зубами от страха.

- Гляньте, милостивцы, к немчину в оконце! С нами крестная сила!

Посадские глянули, и хмель разом выскочил из их головы.

- Наше место свято! - залепетали они, осторожно приближаясь к окошку.

А там, не подозревая никакой опасности, немец Эдуард Штрассе играл на скрипке, отдыхая после дневной работы.

- Вишь, мертвец-то! - шептал дьяк, тресясь от страха и выглядывая из-за плеч посадских.

- С нами крестная сила! - отвечали крестясь бледные посадские.

А А скелет от ветра, что дул в щели домика и дверь, тихо шевелил своими длинными руками, нагоревшая светильная мигала, и от ее колеблющегося света голова скелета, казалось, тоже покачивалась в такт музыки.

- Наше место свято! - не своим голосом завопил дьяк и бросился бежать, а за ним, едва переводя дух, пустились посадские.

Как безумные они ворвались в рапату Ермила и, обессиленные бегом и страхом, попадали на лавки. Их окружили пьяные гости и с любопытством смотрели на них. Вероятно, случилось с ними что-либо, особенное! Лица их были бледны как холст, глаза глядели с безумным ужасом.

- С нами крестная сила! - бормотал дьяк.

- Наше место свято! - говорил невнятно один посадский, а другой крестился и твердил:

- Да воскреснет Бог...

- Не иначе, как воры напали, - сказал один из гостей, - может, убийство где видели...

Хозяин рапаты, Ермил, не выдержал и в нетерпении встряхнул дьяка за шиворот.

- Эй! Божий человек! Кто это у вас, у соколов, ум отнял? Что с вами?

- С нами крестная сила! - оправляясь произнес дьяк и, обводя всех мутным взглядом, сказал: - Чорта видели!

Все в испуге шарахнулись в сторону.

- Где? Когда? Что мелешь? - заговорили кругом через минуту.

Дьяк уже оправился и приготовился к рассказу.

Горло бы промочить, сказал он, смотря на Ермила.

- Пей! - ответил тот, выставив ему целую кружку водки.

Дьяк отпил с добрую половину, крякнул и начал рассказывать:

- Идем мы, и вдруг этого немчина оконце! Мы и заглянь! А там - с нами сила Господня! - немчин-то на лютне играет таково жалостливо, а мертвец стоит перед ним головой помахивает, в ладоши плескает и ногами шевелит, а потом как захохочет и огонь погас!

- С нами крестная сила! - крестились пьяницы.

Дьяк сразу почуял, что от своего рассказа он не мало выгоды иметь может, и пошел с ним их кабака в кабак. И действительно, никто не жалел для него водки и всякий торопился угостить его, лишь бы послушать рассказ про немчина-кудесника.

На другой день дьяк разузнал, как зовут этого немца, и уже не скупился на подробности. Теперь уже не один скелет плясал под музыку немца, а целая толпа мертвецов выплясывала срамные пляски.

Нелепый слух пошел по Москве: из кабака на улицу, по торговым рядам, из рядов в дома и хоромы, в терема и палаты и дошел до самого царя.

Тот обмер от страха и тотчас призвал к себе боярина Нашокина, который сидел в разбойном приказе:

- Возьми мне этого немчина, приказал он, - и узнай доподлинно, как он с черной силой знается. Узнав - донеси.

Боярин земно поклонился царю и тотчас отрядил стрельцов с приставом к главе, чтобы они схватили и привели к нему немчина, Эдуарда Штрассе.

Эдуард Штрассе сидел в своей комнате и старательно приготовлял мазь из трав, Каролина, весело напевая, хлопотала на кухне, а Миша сидя на полу, стругал дощечку, как вдруг на улице раздались громкие крики, послышался шум, какое-то сметенье, и толпа людей остановилась у домика Штрассе.

- Сюда! - послышались голоса. - Ну, с молитвою Божией! Ребята, не робей! С нами Бог!

В комнату вбежала побледневшая Каролина, Штрассе вскочил на ноги.

- Стрельцы к нам! - закричала Каролина.

- Спрячь покуда Мишу! - приказал Штрассе, стараясь казаться спокойным.

- Миша, бежим!

Каролина схватила Мишу за руку, и в ту же минуту с грохотом распахнулись двери. В дверях нерешительно остановился толстый пристав, за ним виднелись стрельцы.

- Ты есть колдун и ворожей, немчин Штрассе? - спросил, дрожа от волнения, пристав.