Фаина Раневская. Психоанализ эпатажной домомучительницы - Элла Вашкевич

— Ну ты прямо гений! — восхитился Психолог, делая большие глаза. — Но я ведь совершенно о другом! Забудь о театре. Обрати внимание на выражение: «…как в молодости шла на аборт…» Не «как в молодости ходят на аборт», а — «как… шла»! Спрашивается, откуда такой опыт при отсутствии интимных отношений? Значит, был жир в колбаске! Бы-ыл!

— Похоже, что был, — кивнул Бес. — А что тебя удивляет? Сам ведь говорил, что она вполне симпатичная и должно было быть достаточно мужчин, которые находили ее очень даже привлекательной. А потом вспомни, какое было время ее молодости. Это ж повальное стремление к свободной любви! Все как с ума посходили. Женщина — не рабыня, поэтому незачем связывать ее брачными узами. Да и вообще какими-либо обязательствами. Провели время вместе, получили удовольствие да и разбежались, как собаки после свадьбы. И все друг другом довольны. Как это там мечтал Нестор Иванович… что по лугам будут ходить свободные кони и женщины? Ну вот… И не смотри на меня так, будто мы на партсобрании аморалку обсуждаем! С точки зрения того времени аморалки никакой не было.

— То есть с твоей точки зрения секс без обязательств является высокоморальным? — удивился Психолог. — А мне всегда казалось, что ты этакий консерватор, приверженец брачных отношений.

— Да при чем тут моя консервативность или твоя мораль? — отмахнулся Бес. — Они ж тогда не только политическую, но и сексуальную революцию делали. Чернышевского помнишь? «Что делать?» в школе проходил? Сочинение про четвертый сон Веры Павловны писал? Эк, друг, как тебя перекосоебило! Сразу видно, что писал. Вот и вспомни, о чем там речь шла. Если не о свободной любви, то я съем свой хвост!

— Похоже, твой хвост останется при тебе, — сказал Психолог задумчиво. — Как-то с этой точки зрения я данный вопрос не рассматривал.

— Вот! Не рассматривал… а зря. Их-то от Чернышевского не перекашивало. Для них это был ветер свободы. Этакий приятный сквознячок в летнюю жару. Духоту развеять. А знаешь выражение «ветром надуло»? Вот как раз тот самый случай. Тот самый ветер, которым многим женщинам надуло… Не удивительно, что потом потребовались услуги врача. О контрацептивах-то Чернышевский ни слова не написал. Напрасно они его портреты на стены вешали.

— Ну, ладно, Чернышевский Чернышевским. Но как же большевики? Они ж за аморалку готовы были горло переесть. Помнится, нам в школе твердили, что Чернышевский писал о свободе духовной, и под это дело все эротические сновидения Веры Павловны подводили.

— Друг мой, ты плохо знаешь историю, — сморщился Бес. — Слушай папочку, папочка тебе все расскажет. Когда большевики пришли к власти, то первое, чем они занялись, — это моралью. Старорежимной моралью, которая требовала почитать родителей, запрещала инцесты, считала неприемлемым так называемую свободную любовь, свальный грех и так далее. Ты знаешь, что писал Троцкий? «Пролетариат отметает старую мораль враждебных ему классов. Ему не нужна никакая мораль. Он живет практическим умом, который во сто крат выше и чище, чем лицемерная буржуазная мораль…» А знаешь, что предлагалось взамен буржуазной морали?

— Боюсь даже представить, — буркнул Психолог. — Потому как — что же останется, если убрать эту мораль? Пустое место.

— Ну-ну, пустое… не такое уж и пустое, — оскалился Бес. — Ты ж должен помнить: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья…» Старый мир — это значит тот самый, с буржуазной моралью. Сначала — его до основания… А затем… затем начался конкретный бардак. Был, например, такой случай в одной деревне. Девушка отказала жениху в интимной близости. При этом жених заявил, что брак — это буржуазный предрассудок, он уже не собирается на ней жениться, а желает, чтобы она отдалась ему прямо сейчас и немедленно. Когда девушка попыталась убежать от излишне озабоченного парня, он позвал на помощь приятелей, и они все вместе изнасиловали ее до смерти.

— Групповые изнасилования и сейчас случаются, так что мораль тут не при делах, — заметил Психолог. — Извращенцы присутствуют в любом обществе, даже самом высокоморальном.

— Э, нет, друг мой, тут совсем другое дело, — Бес сморщился, будто понюхал что-то очень и очень неароматное. — Видишь ли, насильников арестовали и отправили в город для суда. Они вернулись оттуда через два дня. И — слушай внимательно, я тебе зачитаю, чтоб не ошибиться! — в руках Беса появилась книга, сама открылась на нужной странице, и Бес когтем пометил нужное место: «Вернувшись, мальчишки вели себя вызывающе, дерзко и хвастались тем, что их оправдали и даже — похвалили за то, что они наказали девушку, отказавшуюся выполнять обязанности свободной пролетарской женщины, равной мужчине. Она не имела права отказывать возжелавшим ее коммунистам».

— Да, дела… — присвистнул Психолог. — Конечно, и в наше время случается, что преступников отпускают. Но это если за очень большие деньги. И уж всяко не хвалят.

— Правильно, — кивнул Бес. — А ведь это типичный случай для того времени. Отнюдь не какое-то исключение, а само правило. А вот еще здесь же рассказывается о женщине, которая пыталась жаловаться на мужа. Нет, не на то, что пьет и бьет, как ты думаешь. А на то, что их дочь беременна от собственного отца! Знаешь, что ей сказали, когда она приехала в город к коммунистическому начальству со своей жалобой? Вот, тут написано: «Эй, старая! Неужели ты думала, что у твоего мужа нет глаз? Он предпочел молодую дочку такой старой кляче! Мы не видим в этом никакого преступления. Это старые глупые предрассудки! Возвращайся домой и смотри, как любят друг друга отец и дочь. Что же ты, Ветхого Завета не знаешь? В нем такие случаи описаны. Чем же твой старик хуже каких-то пророков? Он еще горячий и имеет желание! Поклонись ему от нас, женщина, и не морочь голову глупостями. Подумаешь — дочка! Баба, как любая другая…»

— Слушай, я вот подумал… А как насчет свободной пролетарской женщины, равной мужчине, которая, по идее, должна иметь право послать куда подальше всех, желающих ее тела? Ну вот не хочет она, и все тут! Ее ж воля. Хочу — дам, хочу — пошлю куда следует.

— Да где ж ты видел свободного пролетарского мужчину, который примет в качестве весомого аргумента женское «не хочу»? — расхохотался Бес. — Это и есть свобода для пролетарской женщины: выполнять указания свободного пролетарского мужчины. Все его желания. Добровольно и с песнями. В точности как кот, который добровольно и с песнями жрет горчицу… если ею намазали его гениталии.

— Нет слов! — Психолог побарабанил пальцами по столу. — Хотя с точки зрения психологии — гениальный ход. Разрушив мораль, можно легко разрушить и общество, и государство. Люди, лишенные морали, не будут заботиться о легитимности власти, им по душе революция, которая позволяет делать все что угодно, благоволит самым темным движениям души…

— Да, больше всего работы в нашем заведении было именно в эти времена, — заметил Бес. — Даже ваши бурные девяностые не были столь богаты на отбраковку в стаде. А ты еще удивляешься, что твоя протеже упоминает об аборте. Было бы удивительно, если бы ее миновали все эти веяния свободной любви. Конечно, она не была безграмотной деревенской девкой, которая верила всему, что напечатано в газетах — а в газетах того времени писали сам представляешь что… Но для таких образованных был Чернышевский с романтической Верой Павловной. А ведь твоя артистка — натура романтическая, увлекающаяся…

— Почти согласен с тобой, — Психолог достал из ящика стола очередной томик, раскрыл его. — Вот тут есть в ее воспоминаниях: «Приглашение на свидание: «Артистке в зеленой кофточке», указание места свидания и угроза: «Попробуй только не прийтить». Подпись. Печать. Сожалею, что не сохранила документа, — не так много я получала приглашений на свидание». А вот еще куда интереснее: «Не подумайте, что я тогда исповедовала революционные убеждения. Боже упаси. Просто я была из тех восторженных девиц, которые на вечерах с побледневшими лицами декламировали горьковского «Буревестника», и любила повторять слова нашего земляка Чехова, что наступит время, когда придет иная жизнь, красивая, и люди в ней тоже будут красивыми. И тогда мы думали, что эта красивая жизнь наступит уже завтра». А вот и еще: «Лесбиянство, гомосексуализм, мазохизм, садизм это не извращения. Извращений, собственно, только два: хоккей на траве и балет на льду».

— То, что я тебе и говорил, — закивал Бес. — Не миновали ее эти веяния, это «дыхание свободы». Честно говоря, я думаю, что она и понятия не имела, к чему может привести этот самый гомосексуализм в сочетании с политкорректностью и толерантностью. Ей бы посмотреть на современные законы, на ювенальную юстицию, на официально разрешенные кое-где однополые браки — вот тогда бы она узнала, что хоккей на траве — это еще не извращение. Но тогда все виделось иначе, да и законы были другими. И была свободная любовь со всеми вытекающими из нее последствиями. Так что не понимаю, что тебя опять не устраивает. Какие противоречия ты обнаружил?