Теща Франкенштейна - Наталья Александрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И чего же это она от тебя ушла? – вкрадчиво спросил Бахчинян. – Бабы – они свою выгоду очень чувствуют, от хорошего-то мужа не уйдут!
– Стало быть, эта жена у тебя тоже бывшая? – вступил в разговор очнувшийся от неприятных воспоминаний капитан Творогов.
– Ну… да…
– Так вот, Петя, мы именно про нее и говорим. Оставишь ее в покое – может, Валидол и не узнает до поры до времени про твое новое увлечение…
– Ничего не понимаю!.. – Карбюратор огляделся по сторонам, как будто искал свидетелей. – Да я Любку после развода в глаза не видал! Не верьте вы ей, мужики, все она врет!
Творогов и Бахчинян переглянулись.
Почувствовав колебания в рядах противника, Карбюратор усилил напор:
– Говорю вам, мужики, я ее и пальцем не тронул! При разводе все ей оставил, ушел от нее в одних штанах… а она, зараза, выходит, вас на это дело подписала?
Творогов, который и сам несколько лет назад вышел из собственного развода сильно потрепанным, колебался все сильнее.
Бахчинян, однако, оказался не таким легковерным. Он вспомнил обещание, которое совсем недавно дал Василисе, и прибавил металла в голосе:
– В общем, Карбюратор, имей в виду: если твоя бывшая жена нам еще раз на тебя пожалуется – Валидол будет в курсе твоих делишек, а дальше… сам понимаешь!
На этой мажорной ноте он закончил разговор, захлопнул дверцу машины и уехал со стоянки, оставив Карбюратора в одиночестве переваривать свою угрозу.
Через полчаса два дружных капитана подъехали к родному отделению милиции.
Не успели они войти в свою комнату, как на столе у Бахчиняна зазвонил телефон.
Он снял трубку и услышал хорошо знакомый голос старшего лейтенанта Сеточкиной.
– Зайдите ко мне, пожалуйста, Ашот Тигранович! – проговорила Сеточкина непривычно сухо и сдержанно.
– С удовольствием, Ленусик! Только через полчасика, хорошо? Мне еще отчет написать нужно…
– Зайдите сейчас же! – прошипела Сеточкина. – Это в ваших же интересах!
– Ну ладно, как скажешь! – Бахчинян пожал плечами и вышел в коридор.
Войдя в комнату, которую Сеточкина делила с капитаном Волкоедовой, которую боялся весь личный состав отделения, Бахчинян, убедившись, что Волкоедовой нет на месте, разлетелся с порога:
– Вах, Ленусик, ты стала еще прекраснее! Я скоро ослепну от твоей неземной красоты!
Однако старший лейтенант никак не отреагировала на эти комплименты. Она посмотрела на Бахчиняна очень холодно и почему-то покосилась на дверь.
– Ленусик, ты на меня сердишься? – осознал наконец Бахчинян. – Но я просто не успел купить для тебя духи! И потом, ты ведь мне не сказала, какие ты хочешь…
– Духи здесь совершенно ни при чем! – оборвала его Сеточкина.
– А что «при чем»? – растерялся капитан. Как всякий настоящий мужчина, он не понимал, как женщина может не реагировать на его мужское обаяние.
– Карбюратор! – прошипела Сеточкина и снова испуганно покосилась на дверь.
– Ленусик, у тебя что – машина сломалась? – удивился Бахчинян. – Так это мы в один момент! У меня есть отличный мастер и берет совсем недорого…
– Моя машина здесь тоже ни при чем! – Сеточкина сурово наморщила брови, отчего стала еще привлекательнее. – Я говорю про Петю Кондратенко по кличке Карбюратор! Вы им сегодня интересовались?
– Ну да, интересовался! – честно признался Бахчинян. – А в чем дело-то? И почему, Ленусик, ты со мной разговариваешь как с посторонним? И на вы? Мы же с тобой друзья, правда?
– Я пока никому об этом не говорила, – Сеточкина тяжело вздохнула, – но мне придется… если мне начнут задавать вопросы… я, как сотрудник милиции, обязана…
– О чем не говорила? – искренне удивился капитан. – Что мы с тобой друзья?
– Нет, что вы интересовались Карбюратором.
– А что такое? Почему я не могу им поинтересоваться? – продолжал недоумевать Бахчинян.
– Потому что через полчаса после вашего звонка этого самого Карбюратора нашли убитым! – выпалила старший лейтенант Сеточкина. – Вот почему!
– Мать честная! – выдохнул Бахчинян. – Ленусик, так ты что, думаешь, что мы с Никитичем к этому причастны?
– Я ничего не думаю!
– Да как ты могла такое подумать про своих коллег, которые бок о бок с тобой, в будни и праздники, практически без выходных стоят на страже общественного порядка…
– Я ничего не думаю! – повторила Сеточкина и неожиданно разрыдалась.
Ашот Бахчинян не любил женских слез. Он от них терялся, не знал, что делать, и утрачивал свой несомненный профессионализм. А также – свое огромное мужское обаяние.
Поэтому, когда старший лейтенант зарыдала, Бахчинян насупился, недовольно запыхтел и задом выбрался из кабинета.
Вернувшись на свое рабочее место, он сообщил Творогову неприятные новости.
– Вот подсиропила нам Василиса! – расстроился Творогов. – Ну, один плюс во всем этом есть. Больше Карбюратор ее подруге не опасен…
– Ей-то не опасен, – вздохнул Бахчинян. – А вот нам… Если даже Лена Сеточкина меня подозревает…
– Ну, мы-то здесь ни при чем. Когда мы уехали, Карбюратор был жив и здоров…
– Вот что, Никитич! – решительно проговорил Бахчинян. – Надо съездить на место преступления, на эту самую станцию техобслуживания. Посмотреть, как там и что, узнать, кто ведет это дело… честно рассказать, что мы там были…
– Ага, и что пытались Карбюратора припугнуть по просьбе его бывшей жены… ты, Тиграныч, иногда головой думаешь? Знаешь, как такой разговор называется?
– Такой разговор называется «профилактическая работа по предотвращению преступлений»! – с гордым видом выдал Бахчинян чеканную формулировку из служебной инструкции.
– А по-моему, он называется шантаж!
– Ну, Никитич, не будем спорить о названиях, у нас есть дела поважнее! Давай все-таки съездим туда и поглядим, что к чему…
На станции техобслуживания, принадлежавшей покойному Карбюратору, царило нездоровое оживление.
Конечно, слово «оживление» не слишком подходит для описания места недавнего убийства, но ничего более подходящего в русском языке не найти.
Над трупом Карбюратора склонился судмедэксперт Скамейкин, растрепанный неопрятный мужчина лет сорока в мятом светлом пиджаке. Вокруг него метался фотограф Леонидов, с разных точек снимая труп и окрестности. Чуть в стороне двое усталых оперов расспрашивали толстого напуганного парня в синем комбинезоне.
– Значит, вы утверждаете, свидетель Коромыслов, что никогда прежде не видели тех двоих, и затрудняетесь описать их внешность?
– Внешность как внешность… – мямлил парень, комкая в руках синюю форменную кепку. – Вот ведро у них было такое…
– Какое еще ведро? – насупился один из оперов. – При чем тут ведро?
– Да приехали они на ведре… ну, то есть машина у них такая – натурально ведро…
– Ах, машина! – оживился второй опер. – Вы бы, свидетель, так и говорили, что машина! А то со своим ведром только вводите следствие в заблуждение… значит, эти двое приехали на машине?
– Ну, само собой – не пешком же они пришли!
– И какая же это была машина?
– Да я же говорю – натуральное ведро с гайками!
– Свидетель Коромыслов! – рявкнул первый опер. – Попрошу вас выражаться в доступной следствию форме! Конкретно, какая это была машина?
– Конкретно – «Жигули» седьмой модели… то есть «ВАЗ-2107»… бежевого цвета, грязные… ну, вот точно как эта лоханка! – И свидетель показал на подъезжающую к стоянке бежевую машину.
– О, здорово! – Опер, допрашивающий Коромыслова, повернулся к машине, из которой выбирались Бахчинян и Творогов. – А вы чего приехали? Мы тут сами управимся!
– Да мы мимо проезжали, видим – знакомые лица… – промямлил Бахчинян, переглянувшись с напарником.
– Да не то чтобы мимо, – начал Творогов. – Мы тут кое-что сообщить хотели…
– Свидетель Коромыслов, что это с вами? – удивленно проговорил второй опер, заметив, что парень в комбинезоне побледнел и попятился, не сводя глаз с подъехавших ментов.
– Это… это они! – проблеял Коромыслов, направив на Бахчиняна с Твороговым толстый, как сарделька, трясущийся палец.
– Что значит – «они»? – Опер нахмурился.
– Это – те самые… те двое, про которых я рассказывал… – бормотал парень, медленно отступая к зданию мастерской. – Ну, которые, значит, подъехали на ведре с гайками и наехали на меня, чтобы я крикнул Карбюратора…
– Свидетель, выражайтесь в доступной форме! – прикрикнул на него опер.
– Значит, это те два человека, которые приехали на станцию техобслуживания на машине «ВАЗ-2107» и потребовали в грубой форме, чтобы я пригласил для беседы с ними владельца станции гражданина Кондратенко…
– Вот видите, свидетель, – опер довольно расплылся. – Можете, когда захотите!
Тут смысл слов Коромыслова дошел до него, и лицо опера вытянулось, как огурец. – То есть как – те два человека? Вы что, свидетель, хотите сказать…