Литературная Газета 6470 ( № 27 2014) - Литературка Литературная Газета
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ради мира остального,
ради жизни, наконец, –
в смуте, слабости и силе
(ей, всесветной, не до сна)
поднимается Россия,
небом заговорена…
Я ГОТОВ
Забываю о жизни и смерти
и не знаю, молиться кому
в золотые мгновения эти –
их умом я никак не пойму:
залетая незнамо откуда,
увлекая незнамо куда,
воспаряют слова из-под спуда
и ложатся на лист без труда.
В них так много нежданного света
и задора, грозящего тьмой!
– Ты готов поплатиться за это
своей честью и жизнью самой?
Я готов, ибо сердце ликует.
И тоскует, когда в тишине
ветер этих мгновений не дует
и слова замирают во мне…
Теги: Александр Сорокин , современная поэзия
Из Толстого в порожнее
Татьяна Толстая. Лёгкие миры: Рассказы. - М.: АСТ. – 480 с. – 5000 экз.
Было время – я Татьяну Толстую очень любил. Помните? "Булку будиш? Какать будиш?" Я – да. Ещё бы... Или как лежит на диване мужик и глядит в потолок, – раз в полгода приезжает сосед, капитан дальнего плавания, принимает ванну и заливает его. Может быть, той самой водой, что ворочает валы к югу от мыса Горн, – каждый размером с дом на проспекте Мира. Вымытый, перед отъездом отслюнявливает мужику «на ремонт» – и мужик лежит... Над головой у него висит карта мира и раздражает своей Австралией. Хочется встать и вырвать Австралию с корнем. У неё тяжёлые зелёные потроха, брюхо облипло водорослями, с них весомо, обнадёживающе капает на пол... Я от этой Австралии умирал просто.
Потом было потом. Татьяна Толстая выпустила несколько книжек с названиями из четырёх букв: «Кысь», «День», «Ночь», «Река», «Двое»... Последнее уже напоминало о пьесе Остапа Бендера «Шея» и символизировало кризис идей. Выпущенный после многолетнего перерыва сборник рассказов называется капитулянтски многословно: «Лёгкие миры».
Вообще-то существует понятие «тонкие миры», но тут его по понятным причинам пришлось творчески переосмыслить. Чтобы на обложке не возникло непрошеных оппозиций.
Рассказов в новом сборнике немного – может, два, три. Остальное – журнальные эссе и переработанные посты из фейсбука. И это глубоко правильно. Писатель пишет до тех пор, пока сомневается в том, что он писатель. Типа «могу ли я». Убедиться[?] доказать… А когда сомнений не остаётся, перестаёт. Зачем – если дело сделано? Но и бросать тех, кто в тебя поверил, «пошёл за тобой», тоже нехорошо. Надо им бросать по кусочку. Варежку, шапочку там… И вот тут-то система публичных интернет-дневников незаменима.
Когда на все вопросы к себе ответил, когда к мирозданию их не осталось, побудительным мотивом к письму становится «обратная связь». О чём писать? А вот о чём – цитирую зачины «рассказов» из сборника:
«Пошла в магазин, купила кучу продуктов...»
«Сходила на рынок за всякими безбожно дорогими продуктами...»
«Стою в очереди на кассу в «Перекрёстке»...
«В Питере, оказывается, есть сеть меховых магазинов...»
И так далее. А читателям и лестно узнать, что думает большой человек по насущным вопросам их скромной жизни. Он любит этого писателя и хочет дальше любить. И писатель хочет, чтобы его любили. Кратчайшее решение задачи выходит.
Раньше Татьяну Никитичну любили за остроту зрения и красоту слога, теперь – больше за темперамент. Она всегда обо всём думает и говорит правильно. Подержаться за столь уверенного в себе человека всегда приятно. Как прислониться к дереву. «Как бы мне, рябине...» А вот, пожалуйста. Говорят же о читательской тоске по сильному герою? Татьяна Толстая как раз и есть неизменный главный положительный герой всех своих рассказов. Всё, что можно победить, побеждает – всяких продавцов и сантехников. Что победить нельзя (дураков, русский народ, дороги, качество сервиса) – порицает. И так зло, смешно, заразительно, что кажется – это и ты, и ты победил немножко!.. Благодарность...
Так что всё у Толстой хорошо. Ни в коем случае нельзя сказать, что она «исписалась». Просто сменила жанр. Раньше она представительствовала от тонких миров – шёпот, лёгкое дыханье, булку будиш? От того времени сборнику достался рассказ «Про отца» – сделанный экономно, «на приёме», в половину былой силы, но всё же – какой там твид!.. Теперь Татьяна Никитична переключилась на массовую литературу. «Слава Сэ, Марта Кетро, Тэ Толстая». Думаю, так это должно стоять в магазине. И хозяйка, отрывая от семьи кило колбасы, должна спрашивать: «Девушка, а толстая есть, толстая?» С неправильным ударением.
Неверно говорить, что массовый жанр – «низкий». Он «господствующий». А стремление к господству, даже некоторому барству – в натуре Татьяны Никитичны. Господствовать по старинке, опираясь только на «происхождение», на аристократическую исключительность, в демократическом обществе нельзя. Подтверждение тому – незавидная судьба всех «изысканных», «высоких» etc. писателей. Проще надо быть! И к тебе потянутся люди.
Религия массового общества – потребление. И «лёгкие миры» Татьяны Толстой раз за разом закручиваются вокруг «ситуаций потребления»:
«Есть палочками меня научил Аркадий Ваксберг»…
«Вот купила себе в Нью-Йорке красивую шёлковую кофточку»…
«Шли с Иркой по улице в Сохо. Видим в витрине…»
«Как-то раз, давным-давно, я купила стиральную машину…»
«Когда я жила в Америке, у нас по соседству был большой супермаркет…»
«Лютой ненавистью я ненавижу салат «Мимоза»…
А свекольничек, холодчик, студенёк, ботвиньюшку – напротив того.
Ситуации потребления дарят радость встреч с тяжёлыми мирами: «Засорилась раковина – пообщалась с народом». Народ, как водится, оказался подлецом. Продвинутый потребитель всегда не доволен качеством сервиса, а стало быть, и теми, кто его обеспечивает. Тут ещё и ревность постиндустриальной цивилизации магазинов, в которых есть всё, к индустриальной цивилизации вечно чадящих заводов (а пакетов целлофановых не настачишься).
«Народ, он ведь постоянно занят физическим трудом, даже не приносящим результатов» .
Но не спешите обвинить Татьяну Никитичну в сословной спеси. Вам потом стыдно будет. Лучше послушайте. Бабушка Татьяны Никитичны одевалась скромно, потому что тайно помогала нескольким бедным семьям. Это стало известно, только когда бабушка умерла. Стали приходить письма: вы нам раньше помогали, и мы как-то жили… а теперь вы чего-то это… И тогда бабушкины обязательства безропотно взвалила на себя татьяныникитишнина мама.
А всё почему? С чего закрутилось? Да просто дедушка Татьяны Никитичны знал шесть языков и много работал – вот и была у бабушки возможность помогать тем, чей труд не приносил результатов.
Это не вывод автора. Но в рассказе это написано. Это авторская картина мира.
Вспоминается интернет-деятель Антон Носик, дискутировавший однажды на телевидении с рабочими Уралвагонзавода. Мы, говорил он им, работаем, а вы клепаете бесполезный хлам и живёте на наши налоги. И ведь прав!.. Зачем человеку, который летает самолётом, нужны вагоны?
Они оба правы. Народ часто бывает таким, что п-фу… А когда человек прав (или занимается благотворительностью), прочь сомнения. Угрызения, колебания, сопли – всё, что вменяется русской литературой интеллигенту, – это просто симптомы его космического непрофессионализма. Профессионал, знающий шесть языков, делает своё дело, и от этого хорошо всем.
Знание отменяет сомнения, а отсутствие сомнений равно знанию. Вот Татьяна Никитична объясняет: «Киров, как известно был убит по приказу Сталина…» (Кому известно, откуда? Из частушки про «коридорчик»?) А вот высмеивает социально близкого, но идейно далёкого Никиту Михалкова: тот якобы думает, что разбирается в Боге. Вздор! В боге разбирается Татьяна Никитична. Во-первых, она сама божественна, во-вторых, только что доказала бытие бога посредством свекольничка, в-третьих, она знает про теорию относительности и квантовую механику. Потребитель не дурак – поймёт, за кем сила.
Даже я, предубеждённый михалковец, в конце концов почувствовал, что сила за ней. Вот она рассказывает, как исцелила калеку-нищего – липового, разумеется. (Привязалась к нему, стала что-то нудить, он подхватил костыли, сбежал.) Рассказывает со странным воодушевлением, наполняя меня экстатической дрожью. Бессознательно настораживаешься: почему? Она, конечно, сделала хорошее дело: открыла людям глаза на проблему профессионального нищенства (никто ведь не знал), но отчего так странно, неспокойно на сердце? Будто бы она кого-то обидела… Кого?
И вдруг понимаешь: да это же она отскоком от известной сцены из фильма «Праздник святого Йоргена» пародирует Христа!.. Перевёртыш: там сострадание, тут злорадство, там настоящие расслабленные, тут фальшивый, там они становятся пригодными к жизни, тут, наоборот, «вон из профессии». Антикрайст!
