Красные части. Автобиография одного суда - Мэгги Нельсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда вечером отчим уходил из «кабинета», я пробиралась в комнату Эмили, темную и заброшенную. Я слушала ее пластинки. Я не раз виновато залезала в ее комод. Иногда я находила маленькие пакетики, пустые, но припыленные белым порошком. Ворох фотографий ее друзей с ирокезами, показывающих средний палец в камеру. Я рылась в книгах, которые она не взяла с собой. Многие из них были моими ей подарками. Я была рада увидеть, что она загнула уголки нескольких страниц в сборнике стихотворений Сильвии Плат, который я подарила ей на окончание восьмого класса.
В том году, когда мне было двенадцать, я отправила стихотворение на конкурс, который организовала наша любимая группа, The Cure. Это было ужасное слезливое стихотворение под названием «Стыд». (Название придумала группа; нужно было написать подходящий текст.) Стихотворение представляло собой коллаж из текстов песен The Cure и строк, позаимствованных у Плат, и было посвящено тому, как моя сестра потеряла девственность.
Каким-то чудом стихотворение заняло первое место. Я думала, что Эмили будет вне себя от зависти, но она невероятно гордилась и хвастливо показывала «Стыд» и письмо, которое пришло мне от группы, всем в школе. Это был один из лучших моментов в моей жизни, без шуток.
Еще одной книгой, которую я дала ей почитать, были «Гранатовые джунгли» Риты Мэй Браун — классический лесбийский роман воспитания. Позже я с неохотой передала эту книгу Хэлу, который искал зацепки, чтобы выследить Эмили. Я очень переживала, я знала, что это предательство. Виной тому была моя сервильная часть, часть, которая всегда хотела впечатлить «взрослых»: вот какой умной и полезной я могу быть. Кроме того, я была в бешенстве оттого, что она сбежала, ничего мне не сказав. Впервые она не доверила мне свой секрет, и я хотела, чтобы она была за это наказана.
Но другая часть меня поддерживала ее. Я хотела, чтобы она не сдавалась, чтобы она продолжала водить за нос мать и отчима, слать нахер всё и вся, чего я сделать не могла. Я хотела, чтобы она продолжала бежать — до тех пор, пока не доберется туда, куда она так отчаянно хотела попасть.
Мать всегда говорила нам, что из них двоих она была послушной дочерью, а Джейн — бунтаркой, которая не лезет за словом в карман. Джейн собиралась изменить мир, став ярой правозащитницей, а моя мать собиралась выйти замуж, преподавать английский в школе до тех пор, пока отец не доучится на юриста, после чего бросить работу и заняться воспитанием двоих детей. Джейн сказала родителям всё, что не смогла сказать моя мать, — то великое «Идите нахер» (или, в 1969 году, «Вы гребаные расисты»). В результате Джейн дома больше были не рады. Если бы Джейн не рассорилась с родителями, если бы она не переживала о том, что они не примут ее решение выйти замуж за левака-еврея и переехать в Нью-Йорк, то 20 марта 1969 года она бы не поехала домой одна. Она бы не стала искать попутку и не оказалась бы, «опухшая и бездыханная», с двумя пулями в голове и чужим чулком на шее, на случайной могиле на кладбище Дентон следующим утром, с голой задницей на окаменевшей от мороза земле.
ДОРОГАЯ ДЖЕЙН,
БУДЬ ТО РАЗНОГЛАСИЯ МЕЖДУ ДВУМЯ НАРОДАМИ ИЛИ ДВУМЯ ЛЮДЬМИ, ЕДВА ЛИ МОЖНО УЛАДИТЬ СПОР, ЕСЛИ НЕ УСТАНОВИТЬ КОММУНИКАЦИЮ В КАКОЙ-ЛИБО ФОРМЕ. В НАДЕЖДЕ НА ЭТО Я И ПИШУ ЭТО ПИСЬМО. УВЕРЕН, ДЛЯ ТЕБЯ ТАК ЖЕ, КАК И ДЛЯ МЕНЯ, ОЧЕВИДНО, ЧТО НАШЕ ОБЩЕНИЕ В ТЕЧЕНИЕ ГОДА БЫЛО НЕЗДОРОВЫМ И УЖ ТОЧНО НЕ ПРИНОСИЛО УДОВОЛЬСТВИЯ. ТАКЖЕ Я ОСОЗНАЮ, ЧТО У ДОЧЕРИ И ОТЦА МОГУТ БЫТЬ РАЗНЫЕ МНЕНИЯ И ЭТО НОРМАЛЬНО И ЧТО, К СЧАСТЬЮ, ВРЕМЯ СТИРАЕТ ГОРЫ В ПЕСОК. УВЕРЕН, ЧТО ТАК И БУДЕТ В НАШЕМ СЛУЧАЕ. ОДНАКО НЕСКОЛЬКО ПОСЛЕДНИХ НАШИХ ВСТРЕЧ ПРИНЕСЛИ ТОЛЬКО БОЛЬ И НИ К ЧЕМУ НЕ ПРИВЕЛИ. ТАКИЕ ОТНОШЕНИЯ ПОДДЕРЖИВАТЬ Я НЕ НАМЕРЕН.
Так писал мой дед 4 марта 1968 года. Но отношения между ними не улучшились — напротив, по мере того, как развивался роман Джейн и Фила, по мере того, как она планировала тайную свадьбу и переезд в Нью-Йорк, они только ухудшались. А через год ее убили. Времени, чтобы горы стерлись в песок, просто не оказалось. С ее смертью горы навеки остались горами, а ее отец так и не понял, кем была Джейн на самом деле и что между ними были за отношения.
«Гранатовые джунгли» оказались полезной зацепкой.
Более того, планы путешествий, которые строила Эмили, были кое в чем вдохновлены книгой Браун, где описывается, как можно заработать в Ист-Виллидже относительно безболезненными сексуальными трюками, например, если можешь метко залепить грейпфрутом парню по яйцам.
В те годы мы с матерью часто ходили в кино. Это был легкий способ провести время вместе, сидя в темноте и глядя в одном направлении. По выходным мы переезжали через мост Золотые Ворота, находили в Сан-Франциско хороший артхаусный кинотеатр, платили за один сеанс, но оставались на несколько — ее уловка. Правда, всё время возникала одна проблема: она не выносила сцен похищения женщин, особенно на машине, и не могла смотреть, как женщинам угрожают пистолетом, особенно направленным в голову.
Попробуйте пойти в кино с таким принципом и удивитесь, как часто в фильмах встречаются подобные сцены.
Я уехала из дома в семнадцать, поступив в колледж в Нью-Йорке, где вскоре открыла для себя бездну удовольствия от самостоятельных походов в кино. И всё же каждый раз, когда начиналась такая сцена, я ощущала рядом с собой в темном кинозале присутствие матери. Пальцы растопырены у лица, мизинцы прижимают веки, чтобы уж точно не смотреть, а указательные пальцы затыкают уши, чтобы уж точно ничего не слышать.
Я хорошо ее поняла, когда ходила на фильм «Таксист» в кинотеатр «Фильм Форум» в Гринвич-Виллидже несколько лет назад. Мне не терпелось — это был первый показ новой прокатной копии классической картины, которую я до сих пор не смотрела. Но нетерпение мое поумерилось, когда, стоя в очереди, я заметила, что вокруг меня практически не было женщин и что из немногих зрительниц я единственная пришла на этот фильм без спутника. Публика состояла сплошь из парней-киногиков, вероятно, студентов киношколы Нью-Йоркского университета, которые, по-видимому, отнеслись к этому показу как к «Шоу ужасов Рокки Хоррора» и хором выкрикивали знаменитые реплики за пару секунд до того, как их произнесут герои. Это было терпимо, иногда даже забавно, до тех пор пока пассажир такси Трэвиса Бикла
