Я - писатель незаконный (Записки и размышления о судьбе и творчестве Фридриха Горенштейна) - Мина Полянская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
______________
* См. также: М. Полянская. Музы города.
Вроде все правильно и справедливо о судьбах книг в стране Советов и, вообще, в России. Однако что-то не стыкуется здесь, чего-то "не хватает" в этой драме. И самого Эткинда впоследствии удивило нечто в творческой биографии Горенштейна, отличавшее его от остальных современников-писателей, когда, уже будучи профессором Сорбонны, он прочитал его прозу (он тогда также мог читать ее и во французском переводе, поскольку в 80-х годах восемь книг Горенштейна были переведены на французский язык и опубликованы). А удивило его то, что произведения такого мастера не были известны в мире литературно-художественного андеграунда 70-х годов и не появились при советской власти даже в самиздате* - об этом статья Эткинда "Рождение мастера" в журнале "Время и мы". Этот рыцарь литературы неоднократно пытался исправить "ошибку", "недоразумение" с Горенштейном, из-за которого в течение двдцати с лишним лет его не читал не только широкий, но и "узкий" читатель.
______________
* Роман Владимира Кормера "Наследство", посвященный так же тайным организациям хрущевской оттепели (как и роман "Место"), все же появился в "самиздате" в 1979 году.
В 1989 году Ефим Григорьевич Эткинд, один из моих бывших преподавателей, вернулся в свой город, "знакомый до слез"*. Напомню: он был лишен гражданства и выдворен из страны по сфабрикованному КГБ "делу". Дело это было связано в основном с двумя литераторами - Солженицыным и Бродским, которым он помогал. Так, например, он выступал свидетелем защиты на процессе Бродского и прятал у себя рукописи Солженицына. За это и пострадал. И вот сейчас, "на заре туманной перестройки" Эткинд был приглашен в Педагогический институт им. Герцена, где пятнадцать лет назад при тайном единогласном голосовании коллег был лишен всех званий, в том числе и ученого звания профессора. Ему суждено было выступить в том самом четырнадцатом корпусе на Мойке 48, где он работал в последние годы перед отъездом на Запад. Эткинд согласился на встречу с бывшими коллегами. Самая большая аудитория корпуса не вместила всех желающих. Остальные, как говорили, "весь Ленинград", стояли в коридоре.
______________
* Эткинд приехал в Петербург в 1989 г. на Международную ахматовскую конференцию.
На этой встрече Эткинд рассказал о Горенштейне, творчество которого во Франции имело шумный успех, назвав его крупнейшим русским писателем двадцатого века и даже "вторым Достоевским". Произошло это за три года до выхода в Москве в издательстве "Слово" трехтомника писателя. Ленинградские литераторы хорошо помнят эту часть выступления Эткинда и особенно его слова: "Второй Достоевский".*
______________
* Летом 2002 года я посетила мою бывшую преподавательницу литературоведения девяностолетнюю Дину Клеметьевну Мотольскую, впервые приобщившую меня когда-то на профессиональном уровне к литературе - я уже не говорю о ямбе и хорее, которые научила друг от друга отличать. Сидели мы, единомышленники, за столом - Дина Клеменьевна, слепая и почти глухая, моя бывшая однокурсница Рита Заборщикова и я, держась за руки, и говорили только о возвышенном и прекрасном, - о литературе, о высоком ее предназначении, и Дина Клементьевна просила меня рассказать о Горенштейне, которого - она это сама слышала десять лет назад - Эткинд назвал "вторым Достоевским". Эта оценка Эткинда запомнилась и другому моему бывшему преподавателю профессору Владимиру Георгиевичу Маранцману, ныне члену корреспонденту АН России. (Маранцман совсем недавно опубликовал совершенно замечательный свой перевод "Божественной комедии" Данте. Эткинд незадолго до смерти прочитал его "Ад" и остался доволен как переводом, так и уникальным комментарием.)
Возвращаюсь к теме самиздата. О литературном истэблишменте, не пустившем в свое время Горенштейна даже в самиздат, я однажды писала:
"Автор бросил вызов не товарищу Маца, а тому "литературному истеблишменту", который, как писатель сообщает в своем памфлете, препятствовал реализации его книг не только в официальной подцензурной печати, но даже в самиздате, - здесь Горенштейн указывает на обстоятельство в истории советской литературы, изучение которого дело будущего - литература самиздата также была подцензурной. Однако это была иная, неофициальная цензура, опирающаяся на личные связи и круговую поруку в среде полулибералов хрущевской оттепели. Поскольку авторитет "самиздата" был достаточно велик и поддерживался на Западе, "не пропустить" писателя в "самиздат" означало нанести ему порой гораздо больший урон, чем тот, на который способна была тоталитарная система. Что же касается последней, то сотрудники "учреждения" не могли не понимать этой ситуации и, возможно, использовали ее в своих целях."*
______________
* М. Полянская. Музы города.
Горенштейн вспоминал:
"В конце-концов мне пришлось уехать. Но уезжал я не так, как любимцы либерального истеблишмента, без шума по зарубежному радио, без положительных характеристик для западного славистского истеблишмента...
Зарубежные паспорта тогда получали диссиденты с особыми заслугами или известные, но набедокурившие деятели культуры. Ни то, ни другое ко мне не относилось, поскольку я был неизвестен (меня не критиковали, а замалчивали). Я уверен: власть имевшие обратились к теневой власти, либеральствующему истеблишменту, но в моем случае - к нижним чинам и получили вышеприведенные характеристики. Я знаю отзыв о моей повести "Зима 53-го года" ответственного секретаря "Нового мира" Закса (эмигрировав, Закс занялся разоблачением советской цензуры): "Труд свободных людей показан хуже, чем в концлагере". Подобным отзывом Закс предостерегал Алексанра Трифоновича (Твардовского) от публикаций Горенштейна. Тот же отзыв, слово в слово, я услышал от чиновника, когда обратился за паспортом. Таким образом, мне пришлось ехать рядовым эмигрантом-евреем, а по тем временам ОВИРовского путеводителя это означало через Вену"*.
______________
* Товарищу Маца.
***
Приведем писательское "досье" Горенштейна, литературно-диссидентский багаж накануне его отъезда на Запад.
Публикация на родине была, как уже говорилось, всего одна - "Дом с башенкой", правда, в журнале "Юность", выходившем тогда миллионным тиражом, а остальное - в "столе". Горенштейн называл себя "столоначальником" своих рукописей.
В Германии до отъезда из России у Горенштейна на немецком языке был уже опубликован роман "Искупление"*, отмеченный стипендией Немецкой академической службы культурного обмена. На Германию, естественно, возлагается надежда. Однако у Горенштейна нет необходимой для успеха за границей диссидентской биографии. Участия же его в скандальном "Метрополе"** оказалось недостаточно, хотя известно, что у авторов сборника, начиная Василием Аксеновым и заканчивая Евгением Поповым, были серьезные неприятности.
______________
* Роман "Искупление" впервые на русском языке был опубликован в 1979 году в Тель-Авиве в журнале "Время и мы". Отдельной книгой вышел 1984 году в Нью-Йорке в издательстве "Эрмитаж". Критика иногда называет этот роман повестью, но Горенштейн считал, что это ошибка.
** Из статьи о "Метрополе" Вольфганга Казака в книге "Лексикон русской литературы XX века": "МЕТРОПОЛЬ, лит альм., Москва, 1979. Составители В. Аксенов, А. Битов, Виктор Ерофеев, Ф. Искандер и Е. Попов - предложили СП СССР напечатать этот альманах без вмешательства цензуры. Когда предложение было отклонено и намеченная 23.1.1979 в одном из моск. Кафе презентация не состоялась под давлением властей, изготовленный в 8-ми экз. альм. передали в САМИЗДАТ. Фотомеханическое репринтное издание было выпущено издательством "Ардис" г. Анн Арбор США (763 стр.). Анатолий Гладинин сообщил тогда на радиостанции "Свобода": "Итак, в Москве появился новый литературный альманах под названием "Метрополь". Увы, спешу огорчить наших слушателей. Ни в каком советском киоске, ни в каком книжном магазине вы его не купите. Альманах этот рукописный. Ну что ж, в общем-то, в Москве привыкли, что ходят по рукам самиздатские издания, то есть, переплетенные под обложку машинописные листы. Они, как правило, посвящены острым политическим вопросам или насущным проблемам правозащитного движения. Однако, в альманахе "Метрополь" никакой политики нет. Есть только стихи, проза, пьеса и несколько общих статей по искусству. На первый взгляд и в этом нет ничего странного. В рукописях часто ходят неизданные произведения отдельных писателей. Но "Метрополь" - это не отдельное произведение, это целый сборник. И довольно внушительный по объему. И уж совсем необычен состав авторов этого сборника. Перечисляю некоторых из них. Белла Ахмадулина, Аркадий Арканов, Василий Аксенов, Андрей Битов, Андрей Вознесенский, Борис Вахтин, Владимир Высоцкий, Фридрих Горенштейн, Виктор Ерофеев, Фазиль Искандер, Инна Лиснянская, Семен Липкин, Евгений Попов, Марк Розовский, Евгений Рейн, Генрих Сапгир и другие. Как видим, большинство авторов сборника - известные советские писатели, поэты, произведения которых обычно издаются огромными тиражами в официальных советских издательствах. В их числе даже лауреат государственной премии Андрей Вознесенский. И не мудрено, что попасть в такую компанию счел за честь выдающийся американский писатель Джон Абдайк".
