Дело жадного варвара - Хольм Ван Зайчик

И по сей день Александрова «Русская правда» хранится в Казани, в Кафедральной Улусной сокровищнице, и каждый новый хан, вступая на престол, именно на ней клянется в верности народу, стране, традициям и законам. Сарткова же Великая Яса была помянута в духовном завещании Александра как предназначенная для Патриархии – и после его смерти попала туда как едва ли не главная государственная святыня.

На сердцевинное достояние ризницы никто еще за всю ее историю не посягал.

Но и в окраинных хранилищах попыток хищений или, тем паче, грабежей не отмечалось уж давно. Давным-давно не отмечалось.

Понятно, что в Ханбалыке так переживают.

Хотя… С их переживаний – ноль прока, одна морока…

Значит, так – вот он, план ризницы. Уровень охраны помещения, где хранился крест. Что находилось рядом. Что ближе к границам охраняемой территории, что в глубине. Первым делом следует понять, шли грабители просто за добром, и взяли первое, что им показалось наиболее ценным – или они шли специально за крестом Сысоя. Если за крестом – первым делом понять, почему. Поймешь, почему, сказал себе Богдан – тогда грабитель сам вычислится.

Отчего-то он был уверен, что шли специально за крестом Сысоя. Варвары в таких случаях говорят – интуиция. Но мы-то знаем – это просто-напросто озарение свыше, вдохновение, Господь по неизреченной милости своей дунул слегка, а ты и не заметил, как вдохнул. Еще наш Учитель Конфуций говорил: «Мелкий человек постигает вещи, тыча в них пальцем, а благородный муж постигает вещи, следуя велениям разума». Озарениям не верить нельзя, грех. Но и кичиться – вот, мол, какая у меня интуиция – грех не меньший.

Зато удостовериться, факты собрать, уяснить, правильно ли ты понял то, что вдохнул, или неправильно – тут никакого греха нет, тут честная работа. Это ж ты себя проверяешь, не Господа.

Богдан издалека заметил поджидающие его у главных врат ризницы фигуры, и как-то сразу вычислил Багатура Лобо по прозвищу Тайфэн. Принцип вычисления был избран простой – кто покажется малосимпатичнее остальных, тот и окажется единочаятелем Лобо. Так и случилось. Средневосточного типа и роста чуть более среднего, широкий в плечах и лицом нарочито бесстрастный, не очень хорошо выбритый долдон в укороченном, но не коротком, наглухо затянутом форменном халате выступил вперед, когда «хиус» Богдана остановился, и, с налету с повороту, принялся демонстрировать свою неприязнь.

Его забота. Заботой Богдана было – не дать неприязни помешать работе. Последнее дело – начинать с пререканий.

Стоявший чуть поодаль и наблюдавший все это несообразие младший офицер, похоже, из местных вэйбинов, послушал чуток и тихонько утек прочь, не дожидаясь, когда ему позволят это старшие по званию. Ну и правильно, ну и молодец.

Начали работать.

Протоколы потом. Ага, и напарник еч Багатур их еще тоже не видел, пойдем корпус в корпус, хорошо. Осмотр места преступления. Святый Боже, святый крепкий, как разворочено-то все. На танке они пытались въехать, что ли… А сигнализацию рвали, как кишки ворогам рвут, сладострастно, с ненавистью какой-то… И это в наше-то просвещенное время, когда, чтобы парализовать любую гуделку, достаточно одного высокочастотного разрядника, выстреливающего с расстояния до двух десятков шагов невидимую, оглушительную для аппаратуры молнию… и следов бы никаких не оставили – ну, почти никаких. Во всяком случае, мы бы долго о вразумлении молились, чтобы понять, почему аппаратура не сработала – а тут прямо все нате вам: вот, рвали мы ваши провода… Что бы это значило? За крестом Сысоя шли, на Патриархию руку подняли – а на разрядник лянов не наскребли?

Ох, бред… Неспроста.

Еч Багатур молчит. Тоже осматривает. Глаза хорошие, быстрые, опытные. Долдон, конечно – но, видать, сыскарь классный. Может, и сработаемся.

Что-то дома делается…

Реликвии. Ага. В шкапах реликвии, в стенных нишах реликвии… А, вот и статуя Прохоровского побоища, каковую я давеча вспоминал. Хороша, правда, хороша. До этого лишь на изображениях видел. Вот и привелось воочию…

Так. Здесь, пожалуй, все.

– Не угодно ли напарнику Оуянцеву-Сю приступить к беседам со свидетелями?

Все еще язвит.

– Драгоценный единочаятель напарник Лобо, – произнес Богдан мягко, как Фирузе всегда с говорила ним, видя, что он задерган или просто не в духе. – Багатур. Давайте по именам, у нас каждый миг на счету. Нам обоим нужно быть свежими и выбритыми на воздухолетном вокзале Александрии по крайней мере в шестнадцать тридцать, а до того – хотя бы предварительно уяснить себе, что здесь произошло.

– А что там на вокзале? – хмуро спросил Лобо.

Богдан рассказал.

Выслушав, Багатур лишь тихонько застонал в ответ, закатив глаза – словно у него внезапно разболелись все зубы сразу.

– Три Яньло мне в глотку… – пробормотал он. Богдан смолчал. Лобо глубоко вздохнул, беря себя в руки. – Только этого нам не хватало, еч Богдан, – сказал он.

Ну, слава Богу, подумал Богдан.

И они пошли работать со свидетелями.

Брат Иоанн, ризничий, и брат Лаврентий, рухальный – оба в возрасте; смиренные лица, монашеские одеяния. Ризничий задержался, готовя малопонятный непосвященным финансовый перечень для патриарха, чтобы доложить ему поутру. Находился в ризничной канцелярии, в соседнем здании, окна во двор, ничего не видел и даже не слышал по причине включенного магнитного проигрывателя.

– Что слушали? – нарочито равнодушно спросил Баг.

– Всенощную Рахмы Сергеева в исполнении сладчайшего Киевского хора, – с нежностью и благоговением в голосе ответствовал ризничий.

– Предпочитаете западные аранжировки? – с неподдельным любопытством спросил Богдан.

– Родные края…

Богдан понимающе кивнул. Баг чуть шевельнул бровями.

Рухальный находился в подвале, переписывал привезенные днем штуки ткани, предназначенные для шитья новых подрясников братии. Подвалы старинные, глухие, никаких звуков не слышал.

– Так уж и не слышал никаких звуков? – сощурился Баг.

– Посторонних звуков не слышал, – укоризненно уточнил брат Лаврентий. – Комар в подвале звенел. За рекой строят что-то в три смены – время от времени стук металлический доносился, сваи забивали… – он замер, осененный внезапной догадкой. – А ведь, может статься, я вовсе даже и не стройку слышал. Стук-то металлический… Ах, попустил Господь!

– В котором часу?

– Не смотрел я на часы, все равно уйти не мог, покуда не завершу труды…

– Почему так задержались на работе?

– Грузовики пришли поздно. Погода нонешним летом сами знаете, какая… Дожди. Скорости не те. Должны были прибыть в три, а прибыли в восемь…

Богдан не спросил ничего.

Сюцай искусствоведения Исай Джамба – неопределенного возраста научник, невысокий и невзрачный тип с плоским рябым лицом и в очках в дешевой оправе. Волосы давно не чесаны, во взоре – свойственный всем научникам лихорадочный огонек страсти познания. Одежда Джамбы также позволяла желать лучшего, но, скорее, не по бедности хозяина, а по причине полного к оной одежде пренебрежения. «Фанатик науки», – с досадой подумал Баг. «Достойный человек, – сочувственно подумал Богдан, – только вот жены ему хорошей не хватает». Занимается духовной резьбой по дереву, по сандалу в частности. Выхлопотал ночной допуск. Находился в соседнем хранилище, там собраны соответствующие экспонаты, единицы хранения с восемьдесят семь тысяч триста двадцать шесть по…

– Никого не видели? Ничего не слышали? – закуривая, прервал Баг.

Сюцай похлопал глазами.

– И видел, и слышал, – шепотом признался он.

Баг привстал на стуле.

– Кого?

– Людей.

Баг сел обратно, желваки его прыгали. Так-так, бдительно думал Богдан, похоже, сейчас начнет ему нос крутить, как Бог свят, начнет!

Оно того, честно говоря, стоило. Оказывается, сюцай в час двадцать семь – он, аспид, даже время уследил! – слышал громкие и весьма долгие звуки и стуки снаружи. Подойдя к окну, видел, как четверо людей ломали дверь в соседнее помещение, и таки сломали ее у него, сюцая, на глазах, и пошли внутрь. А он, сюцай, когда они скрылись внутри, пошел работать дальше.

– Так какого же скорпиона… – начал Баг и прервал сам себя. Джамба опять похлопал глазами и честно сказал:

– Я подумал, что так и надо. Откуда же мне было догадаться, что это преступники? Я, простите, преступников в жизни не видал. Так громко ломали, открыто… Мало ли – может, патриарх велел. Ключ, скажем, потеряли, или дверь перекосило… А я как раз обнаружил очень интересное и почти неопровержимое свидетельство преемственности трапезундского стиля 2кох" с…

Баг многообещающе открыл было рот, но оглянулся на Богдана и лишь энергично пошевелил губами. Впрочем, сюцаю этого хватило, чтоб замолчать.

– Вы ни в ком из них не признали кого-то знакомого, или виденного вами ранее? – мягко спросил Богдан.

Сюцай помотал головой, с опаской глядя на Бага.