Ушедший в бездну - Елена Величка
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сухощавый Майен стал будто ниже ростом. Его морщинистое лицо, похожее на крысиную мордочку, покрылось испариной. Он наклонился и принялся собирать с пола привядшие стебли.
Конрад стоял у порога, спрятав руки за спину, неподвижный, как его высокородные предки на портретах. Он был в смятении. Его душой владела дикая, неукротимая сила, готовая и способная уничтожить всё, что ему угрожало; его гнев питал её, но действовала она сама по себе. И сейчас она столкнулась с иной, враждебной силой, впервые проявившейся так грубо, откровенно…
Несколько стеблей выпало из неловких рук Майена. Он молча поднял их, пошатнулся и рассыпал вновь.
В этот момент его ученику почудилось, будто рыцарь Отто на портрете шевельнулся и наклонил голову, словно любопытствуя, что там делает этот глупец Майен. Конрад оцепенел. Жгучий холод хлынул в его вены. На его глазах огромный портрет вдруг сорвался с гвоздя, скользнул вдоль стены, зацепившись за край шкафа, и углом массивной рамы ударил Майена по голове…
…Конрад пил вино, держа обеими руками старинный серебряный кубок, из которого, возможно, пил когда-то его благочестивый предок рыцарь Отто. В камине горел огонь, но мальчика бил озноб.
Герхард тихо подошёл и положил ладонь ему на плечо. Конрад поднял глаза. Такое же отрешённое выражение было на его лице, когда полчаса назад он явился к отцу и рассказал о том, что произошло в библиотеке. Его руки были испачканы кровью: он пытался повернуть на бок упавшего ничком учителя. Заметив кровь на своих ладонях, Конрад словно очнулся. Он схватил со стола недопитый кубок и вылил вино себе на руки. Оно было густым и тёмно-красным. От отвращения мальчика вырвало. Дрожа, словно в лихорадке, он забрался с ногами в кресло. Герхард приказал растопить камин.
Смерть Майена взволновала владельца замка значительно меньше, чем падение портрета знаменитого предка — дурное предзнаменование! — и болезненное состояние Конрада. Занимаясь сыном, Герхард забыл, что в библиотеке лежит мёртвое тело. Вспомнив, наконец, о Майене, он распорядился перенести погибшего библиотекаря в каморку на нижнем этаже, где обычно дожидались погребения умершие слуги.
Отослав врача, от которого было мало проку, барон Норденфельд налил сыну вина и чуть ли не силой заставил его пить. Судорожно глотая обжигающее горло питьё, Конрад смотрел, как мечутся огненные языки над чёрными поленьями. За его спиной стояла смерть. Он ощущал её так, словно она была существом во плоти. Если бы не присутствие отца, он бы не выдержал и убежал из комнаты.
Герхард взял из рук сына пустой кубок, поставил на стол.
От вина и безмерной усталости у Конрада закружилась голова. Он хотел встать — и не смог. Отец на руках отнёс его в спальню, позвал Микулаша. Слуга помог Конраду раздеться и уложил его в постель.
Мальчик уснул почти мгновенно. Герхард приказал Микулашу остаться возле него до утра и направился в библиотеку. К тому времени там уже был наведён порядок: пол тщательно вымыт, трава аккуратно разложена вдоль стен.
Портрет благочестивого Отто в треснувшей раме стоял прислонённый к книжному шкафу. Знаменитый предок сумрачно взглянул на Герхарда.
Внезапная догадка заставила владельца замка вздрогнуть. Полынь! Всё дело в её волшебной силе. Конрад признался, что велел учителю убрать неприятно пахнущую траву. Майен подчинился и, едва прикоснулся к ней, был убит упавшим со стены портретом. Мог ли истинный католик умереть такой нелепой смертью?
Герхард набожно перекрестился. Да будет свято для потомков имя хранителя рода Норденфельдов! Великий праведник спас Конрада от тайного врага, погубившего Бертрана.
Так Жан Майен, ревностный католик и непримиримый противник всяческой ереси, был заподозрен в колдовстве и похоронен с соответствующими предосторожностями. Ему прокололи сердце. Во время погребения капеллан читал молитвы на изгнание дьявола. Ритуал провели в строжайшей тайне, чтобы избежать лишних разговоров. Лендерт, на долю которого выпала неприятная обязанность пробить сердце покойного, после похорон напился до бесчувствия.
Ни о чём не догадываясь, Конрад горько оплакивал своего учителя. Сутки он провёл в постели. Он не спал и ничего не ел: его тошнило от вида и запаха пищи. Герхард встревожился не на шутку. Подобное состояние было одним из признаков одержимости. Дух Майена не желал покидать своего ученика.
Герхард заставил сына исповедаться. Капеллан добросовестно передал барону всё, что Конрад говорил на исповеди. О происшедшем в библиотеке мальчик почти слово в слово повторил то, что уже рассказал отцу.
Беспокойство Герхарда улеглось, но вскоре мажордом принёс ему лист бумаги, исписанный безупречно красивым почерком. Это были стихи Конрада об ангеле, прилетающем к нему во сне. Герхард оторопело всматривался в ровные строчки. Он не подозревал, что его восьмилетний сын обладает поэтическим даром, великолепным почерком и видит во сне ангелов. Ничего плохого в этом, конечно, не было, но барон не любил сюрпризов, в особенности, когда дело касалось его единственного наследника.
Уничтожив Бертрана, Майен, очевидно, пытался овладеть разумом и волей Конрада. Первым порывом Герхарда было немедленно допросить сына, но врач убедил барона подождать. Новое потрясение причинило бы серьёзный вред здоровью мальчика.
Герхард потребовал к себе самых близких Конраду слуг: Лендерта и Микулаша. Старый голландец был настолько пьян, что никакими способами не удалось привести его в чувство. Бледный, испуганный Микулаш один предстал перед бароном. Зелёные глаза, острые черты и светлые, с рыжинкой, волосы парня насторожили Герхарда. Юный слуга Конрада по всем приметам имел склонность к чародейству. К тому же он был славянином, моравом, а значит, возможно, тайным еретиком.
После короткого допроса в присутствии капеллана, Герхард почти убедился в том, что Микулаш находился в сговоре с Майеном. На вопрос барона, не замечал ли он чего-нибудь подозрительного в поведении учителя, парень простодушно ответил, что однажды видел, как тот уронил на пол Библию.
Так как ничего больше Микулашу не удалось вспомнить, Герхард приказал высечь его и не прекращать экзекуции до тех пор, пока его память не прояснится.
После первого же удара плетью Микулаш стал очень болтливым. Плача навзрыд, он признался, что однажды ночью, в полнолуние, незадолго до смерти Бертрана, видел, как Конрад выходил из своей комнаты на балкон и долго стоял там, затем вернулся в комнату и до рассвета читал книгу, которую вечером дал ему Майен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});