Джек. В поисках возбуждения - Антон Ульрих

Но едва я успокоился и оправился от испуга, как новый звук разбудил во мне сильнейшее любопытство. Он был похож на быстрое и заунывное, но крайне невнятное чтение псалмов, которое исполнял священник, частенько приглашаемый Анной на воскресный ужин в поместье. Я взялся за ручку двери и потянул на себя. Дверь, всегда запертая, неожиданно легко поддалась и приоткрылась.

То, что я увидел, навсегда запечатлелось в моей памяти. Посреди небольшой комнаты, освещенной множеством толстых свечей, стоял стол, на котором высился гроб. Длинный гроб, обитый бордовым бархатом снаружи и белоснежной тканью с множеством оборок изнутри, был красив и пугающе загадочен. Перед гробом, стоя на коленях, находился отец, совершенно голый, который, молитвенно сложив перед собой ладони, бегло читал молитву. А в фобу лежала моя мать!

Не веря своим глазам, я смотрел на эту жуткую картину. Мать лежала в гробу неподвижно, словно мертвая. Ее бледная кожа, выглядывающая из-под белоснежной кружевной сорочки, делала Анну еще более схожей с мертвецом. Неожиданно Чарльз прервал чтение молитвы, порывисто встал, склонился над матерью и поцеловал ее. И тотчас же руки Анны обхватили мужа и привлекли к себе. Не в силах более вынести этого ужасного зрелища, я вскрикнул и бросился что есть мочи к себе в спальню. На следующее утро меня отправили в колледж, подальше из родного дома.

Глава третья

Полицейская карета с сержантом Годли медленно двигалась по Уайтчепл в сторону Кливленд-стрит. Сержант грозно поглядывал вокруг, так как район Уайтчепл был самым безобразным в Лондоне, собравшим в себя все отбросы английского общества: пьяниц, проституток, воров, убийц и наркоманов. К последним как раз и лежал путь достойного Годли.

Практически всем жителям Лондона было известно имя инспектора Фредерика Эберлайна, особенно из газетных репортажей о похождениях Джека Потрошителя, чье дело он вел, но лишь очень ограниченный круг лиц знал, что инспектор Скотленд-Ярда имеет пагубное пристрастие к опиуму. Вышедший не так давно роман Куинси «История курильщика опиума» наделал немало шума в читающих кругах, однако еще больше паники он наделал в среде добропорядочных джентльменов, которые не видели ничего плохого в том, чтобы изредка захаживать к китайцам.

«Странное дело, – думал сержант, глядя на медленно приближающийся красный китайский фонарик над входом в непримечательный барак, выкрашенный, наверное, еще при короле Георге IV известкой, уже достаточно обработанной ветром и дождями, чтобы успеть превратиться из белой в безнадежно серую. – Весьма странное: раньше мы, англичане, продавали косоглазым опий, теперь они обкуривают нас, причем в самом сердце королевства».

Когда карета остановилась напротив входа в притон, Годли соскочил на тротуар с легкостью, удивительной для его грузного тела, казавшегося более рыхлым, нежели могучим, и трижды тихо стукнул кулаком в дверь. На уровне груди сержанта тотчас открылось окошко примерно на четыре дюйма, и на Годли уставились настороженные глаза с характерным азиатским разрезом.

– Открывай, Мао, да поживее, – приказал сержант.

– Я уже все заплатить, – пропищал китаец, торопливо отпирая входную дверь. – Я хороший…

– Хороший, хороший, – скороговоркой произнес Годли, входя в барак и мощным плечом отодвигая Мао. – Где он?

– Тама, сэр, – ответил, часто кланяясь и улыбаясь, китаец.

Сержант направился в глубь барака, туда, куда указывал пальцем китаец. По обе стороны от него высились доходящие до самого потолка лежанки, на которых лежали погруженные в опийный дурман люди: мужчины и женщины, безразличные к полу того, с кем они спали бок о бок. Внутри барака стоял столь спертый воздух, что от дыма из трубок, медленно витавшего кольцами и удивительными изгибами, напоминавшими полет дракона, можно было улететь ничуть не хуже, чем от курения. Чтобы не упасть в обморок, Годли принужден был зажать нос платком. Пройдя так называемый общий зал, он перешел в другую половину барака, предназначенную для публики побогаче. Здесь можно было встретить аристократов, однако от посторонних взоров богатых наркоманов скрывали бумажные ширмы, разделяющие эту часть барака на отдельные комнатки. Сержант, зная привычки инспектора, шел мимо ширм, даже не заглядывая за них, пока не остановился напротив той, на которой был изображен золотой петух.

– Сэр Эберлайн, – тихо позвал тактичный сержант, постукивая пальцем по деревянной основе ширмы. – Сэр. Это я. Фрэд, это Годли. Я вхожу.

Сержант осторожно заглянул за ширму и только тогда вошел. Полиция не трогала китайского наркоторговца Мао не только из-за того, что он исправно давал взятки, но еще и потому, что в его барак захаживали сливки английского общества. Вот поэтому-то Годли был столь тактичен.

За ширмой стояла широкая лежанка, на которую был наброшен кусок шелковой ткани. Подле лежанки находился низенький лакированный столик На столике расположились тускло горевшая керосиновая лампа, длинная трубка, заправленная добавочной порцией опия, и маленький китайский фарфоровый болванчик с мерно качающейся головой: «тик-так, тик-так, тик-так».

На лежанке лежали три голых тела: два женских и мужское между ними. Истинный наркоман, желавший получить наибольшее удовольствие от потребления опиума, инспектор Эберлайн приказал Мао привести специально содержавшихся китайцем женщин. Китаянки были небольшого роста, но полноватые, с округлыми формами. Они, словно по команде, скинули с себя халаты, аккуратно раздели клиента, вытерли его мокрой губкой и легли по обе стороны от Фредерика Эберлайна. Вскоре дрожавший от холода и мокрой губки инспектор был согрет теплыми телами женщин. Он выкурил первую порцию опиума и погрузился в наркотический дурман, ощущая себя младенцем в материнской утробе. Он свернулся калачиком, прижавшись к одной из женщин, вторая же прижалась сзади к нему.

Именно в таком положении и застал его верный сержант Годли, беззастенчиво растормошивший и выгнавший за ширму китаянок.

– Просыпайтесь, инспектор, – громким шепотом потребовал сержант, тряся одурманенного Фредерика Эберлайна. – Пора начинать операцию.

Глаза инспектора, прозванного газетчиками охотником за Потрошителем, медленно открылись, и огромные зрачки, уставившиеся прямо на Годли, стали медленно сокращаться.

– Сэм, – медленно произнес Эберлайн.

Я пишу свою биографию, прежде всего, для того, чтобы снять всю грязь, которой покрыли газетчики мое доброе имя. Да, я – Джек Потрошитель, но уж никак не масон или секретный агент ее величества, устраняющий последствия блудодейства принца Альберта. Удивительно, как это люди вообще могли вообразить, что подобное дело было бы поручено королевой Викторией столь скромной персоне, как я. Уничтожение последствий похождений королевских детей уже давно передано ее величеством в полное ведение секретной организации, состоящей из настоящих профессионалов и названной шестым министерством или, проще говоря, Ми-6. Мне кажется, что эта организация переживет еще многих монархов, тихо решая их проблемы и скрывая прегрешения.