Приключения Златовласки в Венеции - Людмила Леонидова

— Что-нибудь не так? — В его глазах мелькнула тревога.

— Все в порядке, просто я уезжаю.

— Уезжаешь? — Его голос показался Наталье расстроенным.

— У меня бизнес, — неожиданно для себя стала оправдываться женщина. — Я уезжаю в Венецию.

8

Вечером Наталья услышала по телефону веселый голосок Насти:

— Мамочка! Я уже почти готова к отъезду. Ты без меня скучаешь?

— Конечно, конечно, — автоматически ответила Наталья. Ее мучили сомнения: сейчас или по приезде задать дочери этот вопрос: «Кому и зачем позировала Настя в обнаженном виде?»

Выросшая в семье художника, она часто сталкивалась с профессией натурщицы. Обычно это были одинокие женщины, стремившиеся подзаработать небольшие деньги утомительным и неприятным для них трудом. Или же совсем молоденькие девчонки, ищущие приключений и, как Нарцисс[1], обожающие себя и свое тело. Настя, по разумению матери, не относилась ни к тем, ни к другим.

Слова застревали у Натальи в горле, и она смогла только выдавить из себя:

— Доченька, у тебя все в порядке?

— Конечно, — удивилась Настя. — Все хорошо. Мы же вчера с тобой разговаривали. За это время ничего не изменилось.

— Да-да, — растерянно согласилась женщина.

— Ну все, мамочка. Пока! Присылай машину в аэропорт, — крикнула дочь в трубку.

И Наталья не решилась задать свой вопрос…

Престижный колледж, в котором училась Настя, находился в старинном замке на территории красивого парка. Жившая неподалеку пожилая чета садовников ранней весной старательно высаживала на лужайках море цветов: тюльпаны, анютины глазки, маргаритки. Слушатели колледжа, одетые в одинаковую форму из шерстяной шотландки и такие же клетчатые береты, казались нарисованными на фоне великолепно задуманного пейзажа.

На отделении моделирования одежды, где училась Настя, англичане преподавали в строгом и традиционном стиле. Постные уроки походили на овсянку, которую подавали в столовой по утрам. Считалось, что костюмы из пластиковых бутылок и металлических бидонов можно создавать только, когда пройдешь все азы классической науки. А семнадцати-восемнадцатилетним юношам и девушкам не терпелось скупить все иголки в соседней галантерее и, натыкав их в серебряную фольгу, изобразить что-то немыслимо авангардное, что-то между виртуальной реальностью и китчем. Поэтому обыкновенный урок о современном деловом костюме для женщин, который пытался вдолбить преподаватель, воспринимался ими, как пытка.

Аккуратный прилизанный очкарик, всего на несколько лет старше своих слушателей, монотонно нудил, ссылаясь на мнение немецкого психолога:

— Судьба каждого претендента на рабочее место решается в течение первых тридцати секунд, это означает, что человека встречают «по одежке». Поэтому вам, создателям моделей, вверены карьера и будущее людей. От вас зависят вкусы, которые вы призваны формировать.

Слушатели, приготовившись к долгому, неинтересному монологу, занимались кто чем.

— Строгий пиджак, юбка до колен… — голос преподавателя усыплял.

Настя, аккуратно записывающая лекции, заглядывает через плечо в тетрадь соседки.

— Туфли на среднем каблуке, чтобы взбежать по лестнице счастья наверх. — Лектор оглядывает скучающую аудиторию, стараясь расшевелить ее ярким образом счастливой обладательницы делового костюма. — Пиджак может быть красного цвета, чтобы обратить на себя внимание начальства. Или фиолетового, — восклицает он, довольный оживлением слушателей, — а также ярко-синего, из-за четко выраженного сигнального эффекта.

— Ну все, больше не могу! — громко восклицает немка Дорис, соседка Насти по комнате и парте. — Такой хорошенький и такой зануда.

Преподаватель, услышав ее слова, краснеет, как мальчик, но, изо всех сил стараясь не обращать внимание, продолжает таким же заунывным голосом:

— Дурной тон и тормоз карьеры для деловой женщины — джинсы. Даже если их носить в ансамбле с шелковой блузкой или пиджаком из кашемира!

Дорис достает из папки лист бумаги и размашисто рисует на беднягу учителя карикатуру, надевая на него вместо брюк женские панталоны с кружевами. Сидя в первом ряду, она поднимает рисунок лицом к сидящим сзади слушателям, и те начинают хихикать.

— Абсолютное табу для деловой женщины… — Учитель удивленно обводит близорукими глазами аудиторию, вглядывается в чистую оборотную сторону листа. — …голые руки, тем более обнаженные плечи.

Дорис тут же подрисовывает своей модели выпуклую грудь с открытым декольте…

— Белая обувь для офиса — еще один неоспоримый запрет, а тем более открытые босоножки, — предупреждает педагог.

Дорис ставит его на высокие шпильки, пальцы ног костляво выпирают наружу.

— Колготы, — повышает он голос, чтобы перекричать звонок, — только спокойных тонов. Недопустимы ажур, сетка и прочие изыски.

Дорис одним махом разрисовывает ноги карикатуры ажурными розочками, обводя их черным фломастером.

Преподаватель складывает бумаги, собираясь выйти из аудитории, в это время Дорис вновь демонстрирует свое уже законченное произведение, но теперь уже развернув его под углом так, что учитель может прочесть подпись под карикатурой: «Деловой костюм мистера Томаса». Слушатели разражаются громким хохотом, а преподаватель, снова покраснев, просит Дорис задержаться.

Насте нравилось учиться в этом колледже. Она мечтала о карьере знаменитой Коко Шанель. К студенческим праздникам они с Дорис создавали на компьютере, стоящем в их комнатке, потрясающие костюмы. Полет фантазии будущих кутюрье был безграничен. К сожалению, реализовать их в жизни было сложнее, чем на экране монитора. Но девушки не унывали. С немецкой аккуратностью и педантичностью Дорис вручную раскрашивала белый шелк, а Настя, обвивая льющуюся материю вокруг манекена, создавала умопомрачительный современный наряд, нашивая на него блестки, кружева и кусочки меха. По выходным они с Дорис отправлялись в Лондон потусоваться среди молодежи на Пикадилли, походить по незабываемым театрам, съездить на метро к Кенсингтонскому Дворцу, чтобы положить цветы у бывшей резиденции несчастной Дианы.

Дорис, приехавшая сюда из Гамбурга, считала себя многоопытной и теоретически подкованной в делах, касающихся секса. Длинными темными вечерами, забравшись под одеяла, они вели мечтательные разговоры — о себе, о мальчиках, своем будущем счастье.

Как-то вечером Дорис долго не возвращалась, хотя время, отведенное для прогулок, давно прошло. Наконец раздался стук в окно их комнаты, находящейся на первом этаже, — и Настя увидела ее взволнованную физиономию. Перекатившись через подоконник на пол, Дорис тут же сняла платье и, расстегнув лифчик, стала разглядывать свое голое отражение в зеркале.