Магнетрон - Георгий Бабат
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но монтажные работы, в отличие от горячих операций, требуют хорошего освещения. Перед каждой работницей укреплена настольная лампа, похожая на склоненный цветок колокольчика. Изнутри колокольчик зеркальный, снаружи покрыт зеленой эмалью. В этом волшебном свете руки у всех сборщиц выглядят одинаково молочно-белыми, а лица — прозрачно-зеленоватыми.
Вдоль всей желтой полированной столешницы сидят зеленые птицы с красными клювами. Против каждой девушки — по птице, словно они ждут корма: так и нацелились клювами на белые руки. Это машины для контактной сварки. Их так и называют здесь сварочные клювы.
И теперь, год спустя после своего первого посещения цеха радиоламп, Веснин снова остановился у монтажного стола.
Свет падает на рифленое дно коробок, где лежат ровными рядами никелевые трубки, покрытые слоем белой пасты. Это катоды радиоламп. В таких же коробках лежат прозрачные сетки из тончайшей проволоки, похожие скорее на паутину, чем на изделия из металла, а рядом коричневые, как скорлупки ореха, половинки анодов.
Основание радиолампы, или, как его называют, «ножка», — это крохотный стеклянный диск. В стекло впаяны вывода, к которым крепятся электроды лампы. Из центра ножки идет тонкая стеклянная трубочка. Через нее после заварки откачивают из лампы воздух.
Первая от начала линейки работница берет в одну руку стеклянную пуговку-ножку, в другую белый катод и подносит их к своей сварочной машине. Сварочный клюв щелкает. Его медные электроды зажимают вывод ножки и конец катода. Между электродами вспыхивает искра — и катод прочно приварен к выводу.
Вторая работница на своем сварочном клюве приваривает к выводам ножки первую управляющую сетку, самую близкую к катоду. Ножка лампы передвигается еще на одну позицию вдоль линейки. Приваривается вторая сетка, затем третья. На следующем клюве производится сварка одной из половинок анода.
Шестая работница приваривает к стойкам управляющей сетки маленькие крылышки — флажки. Так как управляющая сетка находится очень близко к катоду, то при работе лампы она сильно разогревается. Флажки отсасывают от сетки тепло, снижают ее рабочую температуру… Наконец, последняя операция — на электродах укрепляются зубчатые слюдяные пластинки. Они будут центрировать металлические детали внутри стеклянной колбы.
За несколько минут радиолампа собрана. Над стеклянной трубочкой — штенгелем — возвышается ажурное плетение из тонкой молибденовой и никелевой проволоки.
Оно как одуванчик: нежно и хрупко, — писал Веснин своей матери и сестрам в Киев год назад, когда был в Ленинграде на практике. — Эти проволочные цветы в тонких девичьих пальцах кажутся мне прекраснее цветов из маминого школьного сада. Возможно, потому это все производит на меня такое впечатление, что я наперед знаю: с радиолампами мне не расставаться всю жизнь. Мне по сердцу пришлась технология электровакуумного производства. Мне нравится электроника как область познания. Я был бы счастлив работать в любом цехе этого завода. Здесь, на заводе, я узнал, сколько красоты и радости открывают человеку спокойные фразы курса электровакуумной технологии…
И теперь, год спустя, когда Веснин вошел в цех, им овладели те же мысли.
«Если мне когда-либо самому придется учить других электровакуумному производству, — думал он, — я не смогу ограничить себя только программой учебника. Я не смогу умолчать об этом щелканье клювов, о бликах света на желтой столешнице, о вишневых и оранжевых переливах раскаленного стекла… Обо всем, с чем я так сжился, так сроднился за этот год».
— Давненько мы вас у себя не видели! — звонким голосом приветствовала Веснина Любаша Мухартова.
Недавно из рядовых сборщиц она была выдвинута в мастера линейки. Теперь она не сидела за монтажным столом. Она обучала начинающих работниц, проверяла качество собранных ламп, следила за оборудованием.
Веснин подошел ближе, поздоровался.
— Наша организация вскоре, вероятно, сможет поздравить себя еще с одним вновь принятым товарищем.
— Нам всем дома так этого хотелось! — сказала Любаша. — Комсомол очень укрепит его характер.
Григория Рогова в цехе не было.
Веснин пошел в заводскую столовую, пообедал, или, точнее сказать, поужинал. Ему захотелось как можно скорее очутиться за своим письменным столом дома, снова посмотреть свои записи и попытаться еще раз, хотя вчерне, сформулировать суть той технической задачи, которую он взялся решить.
Глава вторая
ЗАЯВКА НА ИЗОБРЕТЕНИЕ
Одна из комнат заводского дома
Поступив на завод, Веснин получил в заводском доме комнату вместе с инженером Роговым. Во второй проходной комнате этой заводской квартиры жили еще два молодых инженера: механик машиностроительного цеха Рома Дульцин и конструктор электромонтажного цеха Митя Матушкин. Они оба имели в качестве коллективной собственности аккордеон и скрипку.
Привыкший работать в шумном цехе, Веснин и дома у себя не требовал тишины. Но против скрипки взбунтовался даже сдержанный Рогов.
— Аккордеону еще можно простить некоторую визгливость тембра и хрипоту на басовых нотах, — говорил Рогов, — но скрипка в неопытных руках категорически недопустима.
С этими доводами Дульцину и Матушкину невозможно было спорить — оба были скрипачами-самоучками. Скрипку, приобретенную по случаю в магазине уцененных вещей, убрали. Но в квартире от этого не стало тише.
Взбежав вверх по лестнице, Веснин еще за входной дверью услышал знакомые дребезжащие и визгливые звуки разбитого аккордеона. Он не думал, что так обрадуется этой музыке.
Он открыл дверь своим ключом, оставил чемодан в передней и постучал в комнату, из которой слышалась исполняемая мужским хором песня. Никто из певцов не ответил на стук. Веснин вошел и увидел троих своих сожителей, поглощенных спевкой.
— Ночевала тучка, тучка золота-а-я-аа… — перебирая клавиши аккордеона, тянул своим дребезжащим тенором Рома Дульцин.
Ему с полной серьезностью, очень старательно выводя рулады, вторил Митя Матушкин:
— На груди утеса, утеса-велика-а-а-а-ана-а!
Но все перекрывал могучий бас полного, кудрявого сибиряка Рогова.
— Утром в путь она пустилась рано-о-о-о-ооо… — гудел он с сильным ударением на букву «о».
Поздоровавшись с Весниным, все трое продолжали свое занятие.
Веснин вспомнил, что миловидная мастер линейки в цехе радиоламп Любаша Мухартова часто сетовала на отсутствие мужских голосов в самодеятельном заводском хоре.
«Жаль, что эти голоса нельзя привлечь в порядке комсомольской дисциплины. Нет, кроме шуток, — прибавляла она, — нельзя же весь репертуар строить на хоре девушек из первого действия оперы „Евгений Онегин“! А дальше, чем „Разгуляйтесь, девицы, разыграйтесь, милые…“, на одних женских голосах не уедешь».
Всем было известно, что «Тучка» — любимая песня Любаши.
«А как запоем, досада берет, — жаловалась она даже Веснину: — уж очень жидко у нас это получается».
Слушая, как Рогов, окая, тосковал по умчавшейся тучке, Веснин улыбнулся. Очевидно, за время его отсутствия в составе заводского хора уже произошли или готовились произойти большие перемены. Молодые люди разучивали «Тучку» с полной серьезностью, по нотам.
Помывшись, Веснин почувствовал себя отдохнувшим и сел к письменному столу. Этот присланный из Киева бывший отцовский большой письменный стол с широкими ящиками и толстым настольным стеклом Веснин любил почти как живое существо. Под стеклом лежали высушенные цветы белых и красных флоксов. Цветы присылали ему в письмах сёстры.
Веснин вел записи на одной стороне листка, а потом любил раскладывать наподобие пасьянса на столе все написанное. Таким образом, он мог сразу видеть все варианты очередной своей идеи.
Такая привычка осталась у него со школьных лет. Он прочитал тогда в биографии Менделеева, как работал этот великий ученый, создавая свою периодическую систему элементов. Менделеев выписал для каждого элемента его атомный вес и основные свойства на отдельный листок и затем сопоставлял и комбинировал эти листки. Веснин пользовался этим методом и в институте, составляя конспекты, и теперь, когда он уже работал на заводе.
Он разложил перед собой на столе листки с нарисованными на них дисками и подковками, среди которых должен был, по его предположению, закрутиться электронный вихрь.
Одновременный обзор и сопоставление сразу многих данных, относящихся к исследуемой проблеме, — метод, выросший из детского подражания Менделееву, — неизменно помогал Веснину собраться с мыслями, сосредоточиться в любой обстановке. Под звуки аккордеона и пение товарищей он разбирал свои диски и подковки, подковки и диски — схемы, набросанные в поезде карандашом на листках блокнота.