Жан Антуан Кондорсе (1743-1794). Его жизнь и научно – политическая деятельность - Е. Литвинова

Деятельность Кондорсе в Законодательном собрании более отвечала его призванию. Он занимался организацией публичного образования. К этому времени относится издание его знаменитого трактата «Sur l'instruction publique» и многих проектов, содержащих подробности организации народного образования. В последней главе мы будем говорить об этом сочинении подробнее, теперь же ограничимся указанием на ту главную идею, которой оно проникнуто. В воспитании Кондорсе видел незаменимое средство установить между людьми возможное равенство и встать на путь непрерывного и беспредельного совершенствования рода человеческого. Трактат Кондорсе и его проекты отличаются большой оригинальностью и широтой взглядов. Они, как видно, составляли плод долгих размышлений.

Публичные школы, по мнению Кондорсе, должны иметь одну цель – дать возможность образования. Правительство не должно стремиться воспитать будущих граждан по собственному плану, имея в виду какие-нибудь государственные цели, как это обыкновенно было в древности. Заботу же о религиозном воспитании необходимо предоставить семье.

Глава V

Кондорсе – член Конвента. – Участие в заграничной пропаганде. – Протест против осуждения и казни короля. – Общее настроение в то время. – Отношение к нему Кондорсе. – Кондорсе – член комиссии по составлению проекта конституции. – Проект Кондорсе отвергнут. – Кондорсе объявлен вне закона.

В Париже во время революции, когда люди отдавались необузданным страстям, Кондорсе выводил их из терпения своей последовательностью и сдержанностью; якобинцам он так мозолил глаза, что они требовали удаления его из Национального собрания; но в провинции люди были не настолько еще опьянены событиями, – там, в отличие от Парижа, знали цену Кондорсе. И по настоятельному требованию нескольких департаментов он был назначен в Конвент…

«Конвент – это своего рода Гималаи», – говорит Виктор Гюго. В Конвенте толпились и сражались истинные бойцы, отошедшие теперь в область теней. В то время он представлял грандиозное зрелище. Справа Жиронда – легион мыслителей, слева Гора – группа атлетов. К людям, полным страстей, примешивались люди-мечтатели. Одни мечтали о войне, другие – о мире. Среди потоков бешеного красноречия, среди воя и грозного ропота голосов уживалось и плодотворное молчание. Лантено молчал и основывал школы первоначального обучения; Ревельер-Лепо молчал и размышлял о том, как возвести философию на степень религиозного величия. Артисты, ораторы, люди-колоссы, как Дантон, люди-младенцы, как Клотц, гладиаторы и философы – все стремились к одной цели – прогрессу.

Вот в главных чертах картина Конвента, начертанная мастерской рукой В. Гюго. К сожалению, несколько слов, сказанных им о Кондорсе, не дают последнему надлежащего места в этой картине; Кондорсе стоял за долг – это правда, но далеко не всё. Роль его в Конвенте была совсем исключительная; он не принадлежал к числу людей действия, потому что действовать в то время – значило беспощадно истреблять; но мы также не решились бы его поставить не только в ряд мечтателей-утопистов, но и в ряд мечтателей со светлой головой. Утописты – всегда плохие наблюдатели и навязывают действительности свои золотые сны. Кондорсе же отличался большой объективностью и знал жизнь. В то время как другие шли к своей цели, не стесняясь средствами, он взвешивал их поступки и предостерегал от многих последствий, гибельных для чести и свободы французского народа. Кондорсе представлял собой и ум, и совесть Конвента.

В тот промежуток времени, когда Кондорсе состоял членом Конвента, в деятельности этого последнего важнейшими были следующие пункты: влияние Франции на правительства других европейских держав, процесс и осуждение Людовика XVI и составление проекта новой конституции. Для того чтобы дать понятие о действиях Кондорсе как члена Конвента, необходимо охарактеризовать его участие во внешней политике. Замечательно, что мирный Кондорсе в то время постоянно подавал голос за войну и старался всеми силами содействовать успехам французского оружия. Такое поведение философа осталось бы для нас непонятным, если бы Кондорсе тогда же не дал нам объяснения этого явления. Но мы знаем, что он обращался от имени Французской Республики ко всем свободным людям мира, посылал совет испанцам, адрес голландцам, немцам, писал письмо другу в Швейцарию. Одним словом, он хотел братски поделиться со всеми народами тем, к чему пришла Франция. Он желал, чтобы Франция завоевала мир и сделалась защитницей всех угнетенных. Такой энтузиазм обычен для той эпохи; в настоящее время многих удивит своей наивностью мысль Кондорсе о возможности союза республик, состоящих из народов, совершенно к нему не подготовленных. За этот энтузиазм Кондорсе и прослыл главным образом мечтателем. Но в сущности Кондорсе утверждал следующее: «Так как истина, разум, справедливость, права людей, интересы собственности, свободы и безопасности всюду одни и те же, то нет препятствий к тому, чтобы отдельные государства имели общие всем законы – гражданские, уголовные, торговые и так далее. Хороший закон хорош для всех, как правильный вывод для всех обязателен». Такое мнение как будто противоречит бесспорной истине, что государственное устройство народов должно соответствовать их истории. Но ближайшее знакомство с сочинениями Кондорсе, а главное, с его перепиской выставляет это дело совсем в ином свете. Под общими законами Кондорсе разумел вообще законы, обеспечивающие естественные права человека. Философ, признавший только в последние годы жизни возможность республиканского образа правления для Франции, конечно, не мог считать республику удобной и осуществимой для всякого другого государства. Самым ревностным сотрудником Кондорсе по распространению за границей идей братства и равенства был Анахарсис Клотц, – их объединяло одно стремление, но Клотц доходил до крайностей, что приписывалось и Кондорсе; поэтому последний и прослыл мечтателем наравне с первым.

В качестве члена Конвента Кондорсе принадлежал к числу судей Людовика XVI. Нам очень важно выяснить, как он вел себя в этом деле. Как истинный философ он начал с того, что предложил Конвенту ряд вопросов, которые непременно должны были представиться всякому просвещенному уму, не омраченному страстью. Можно ли судить короля? Его неприкосновенность не была ли безусловной по смыслу конституций? Возможна ли свобода в том государстве, в котором положительный закон не принимается за основание суда? Не противно ли основам нравственности преследовать поступки, которые ни в каком законе не названы преступлением? Могут ли справедливо судить монарха низвергшие его подданные? Если бы Людовик XVI не был уверен в своей неприкосновенности, то неужели он принял бы корону?