Подельник эпохи: Леонид Леонов - Захар Прилепин

И выбор всегда был простой – либо публиковать текст, либо спрятать его, как повесть “Evgenia Ivanovna” или, тем более, роман «Ангел»: к 1947-му он уже собрал в синюю папку рукопись в 17 авторских листов и отдал жене на хранение – мечтать о публикации подобной книги было бессмысленно.

В случае с «Русским лесом» Леонов снова пытается идти «на вы», с открытым лицом… Однако делать это всё сложнее, и ему придется искать компромиссы, о которых мы еще вспомним.

Но он прислушивается к жизни – и, не в силах смолчать, начинает реагировать на нее.

Сначала, в 1947-м, в Моссовете, где Леонов приступил к депутатским обязанностям, созрел план озеленения столицы.

Одновременно появилось Постановление Правительства РФ об учреждении Общества друзей озеленения.

Только что вышедшая из ужасной войны Советская Россия почти немедля взялась за свой внешний облик.

Леонову все эти – признаем – благие деяния власти были безусловно по душе.

28 декабря 1947 года в газете «Известия» публикуется его статья «В защиту Друга»: о глобальных проблемах лесопользования, об исчезновении посадок в Москве, о варварском отношении к «зеленому другу» по всей стране.

Несмотря на то что власть вопросом охраны природы уже отчасти обеспокоилась, голоса, подобные леоновскому, были внове. Публикация его статьи произвела натуральный фурор. В редакцию пришли десятки писем, отклики на материал публиковались не только в «Известиях», но и в других газетах. В 1948 году вышел специальный сборник «В защиту Друга», изданный Всероссийским обществом содействия строительству и охране зеленых насаждений. Под непосредственным влиянием леоновского призыва в Грузии образовалось общество «Друг леса», а затем подобные организации появились и в Центральной России.

Но самое главное, что леоновский голос легализовал больную тему в среде самих лесников.

Евгений Лопухов, в разные годы занимавший крупные должности по лесохозяйственной части вплоть до замминистра лесной промышленности СССР, вспоминал обсуждение назревших проблем в коллегии Главснаблеса, произошедшее уже через несколько дней после публикации в «Известиях». Последняя фраза в леоновской статье была такой: «Кто просит слова, товарищи?». Статью прочли вслух, и люди отреагировали на финал статьи буквально: все подняли руки. У всех уже было что сказать.

Получив огромное количество откликов, Леонов понял, какую серьезную тему он затронул: одними публицистическими выпадами тут уже было не обойтись.

Понемногу образовался новый круг леоновского общения: профессор Московского лесотехнического института Н.П.Анучин, профессор Тимирязевский сельскохозяйственной академии Г.Р.Эйтинген, профессор, автор многих книг по лесоведению М.Е.Ткаченко, множество разного калибра деятелей лесного хозяйства – от серьезного начальства до рядовых лесников.

С присущей ему въедливостью Леонов приступил к изучению лесной науки: начиная с первых упоминаний о лесе древнейших времен и до последних теорий ботанического ресурсоведения. Писателю несли папки с министерской статистикой, все доступные книги на тему леса, подборки «Лесного журнала» за сто лет (свыше тысячи книг!) – и все это он самым внимательным образом прочел. Одновременно не забывая следить, как обстоят дела с лесопользованием в текущее время.

В 1949 году был запущен в ход Сталинский план преобразования природы, предусматривавший в числе прочего широкомасштабные посадки леса. Дело изначально разумное начали исполнять чрезмерно ретиво, без должной научной подготовки, без необходимых консультаций у настоящих «лесных» специалистов. В итоге уже к концу года стало ясно, что план посадок не выполняется и на четверть от задуманного. Идея откровенно проваливалась.

При том, что общее отношение к лесу было по-прежнему чудовищным. В том же 1949-м Сталинскую премию СССР I степени получил Василий Ажаев с романом «Далеко от Москвы», где бульдозерист, прущий по «зеленому другу» восклицает: «Так ее, тайгу! Врешь, поддашься! Не устоишь… Круши ее!» Любопытный факт: отрывок этот под характерным заголовком «Наступление на тайгу» был повторен в нескольких изданиях учебника «Родное слово» для 4-го класса начальной школы.

Как тут было смолчать…

«Начали ездить по лесам, – вспоминал Евгений Лопухов. – Визиты в лес стали все чаще и чаще. И по разным географическим параллелям: Шипов лес, Хреновский бор, Алексеевская роща, Тульские засеки, Лисинское лесничество, северная тайга.

Поездки были разные, не похожие одна на другую. Некоторые из них, особенно далекие, отличались и большой длительностью. Например, выезд в Вологодскую область занял несколько недель. И не в весну, когда тянет в природу, без комфорта, по тяжелым дорогам, в таежный лес европейского севера; с южной стороны этот лес граничит с Костромским Пошехоньем и с Чухломой».

«На одной из прогулок в Тульских засеках нам встретились два дуба, – рассказывает Лопухов. – Возможно, что это были последние такие дубы в России. Перед глазами были деревья-гиганты. Он (Леонов. – З.П.) долго-долго гладил их по коре, эти феноменальные явления природы с классической формой ствола, с далеко ушедшей в высь мощной кроной. Их рождение следует отнести если не к Святославу, то ко времени Василия Темного, и уж во всяком случае не позже Ивана Грозного. Стоял и долго молчал. Помню, в этот момент проф. Г.Р.Эйтинген его сфотографировал. А затем метрах в ста сели у бревна, и завязалась продолжительная беседа. Говорили о дубе. В центре разговора – дубравы Родины: Брянские, Казанские, Воронежские. Помню, как среди большого разговора о дубе было высказано мнение, что мы потеряли от небрежного хозяйствования драгоценную северную расу».

Леонов, по словам Лопухова «…желал отлично знать современный механизм лесного дела. С этой целью Леонид Максимович заходил к лесорубам на делянки и на лесовывозные трассы. Кроме того, посещал кордоны, знакомился там с лесниками. <…> Поездки были не без происшествий. Двигаясь ночью из Тульских засек, попали в катастрофу. Авария произошла на шоссе Москва-Симферополь. Спаслись чудом. Наша машина, потеряв управление, повернулась на девяносто градусов и пошла на большой скорости поперек шоссе. В это время сзади на большой скорости следовал по пятам тяжелый междугородний автобус. И буквально доли секунды разделяли от столкновения двух движущихся масс. И одна из движущихся масс – наша машина – сваливается под откос. В придорожной канаве, толчками и бросками из стороны в сторону, гасилась ее живая сила».

Помолчали и начали вылезать. Кости у всех остались целы.

Так Леонов, в который уже раз, после неоднократного риска то ареста, то расстрела, то иной напасти в Гражданскую, после едва не сорвавшегося в пропасть автобуса в Средней Азии, после ужаса 1937-го, 1938-го, 1939-го и 1940-го, после бомбежек Великой Отечественной, еще раз заглянул за краешек бытия…