Проект особого значения. Версия 20.23 - Андрей Леонидович Зорин

– Пойдем, выпьем что-нибудь, – заговорил, наконец, Александр. Успокоительное он тоже спрятал, небезосновательно полагая, что Сергей к нему не притронется. Блаженное равнодушие было не для него.

Они двинулись вдоль по улице и зашли в первый попавшийся на глаза бар, который работал в Шаббат. Помещение без окон с неоновым освещением дохнуло вожделенной прохладой. Инженеры сели за свободный столик около искусственной пальмы в горшке.

Подошедшая официантка в довольно откровенном наряде поздоровалась на иврите и спросила, что гости желают заказать. Сергей ткнул в «Bloody Mary» – благо меню дублировалось на английском – а Александр, судя по улыбочкам средней паршивости, делегировал свой выбор работнице бара. Когда она отошла, переводчик взглянул на Сергея и вновь поник.

Напитки подали быстро. После пары глотков Сергей внезапно заговорил.

– Сволочи.

Емко, четко, лаконично. Для того, чтобы завязать разговор, вполне достаточно. Впрочем, усилий Александра не потребовалось, его коллега продолжил сам.

– Они с самого начала это планировали. Им нужен был договор с «ЗАСЛОНом», чтобы заманить нас сюда. Радары! Ну, конечно! Грязные манипуляторы! Они прослушивали наши звонки!

– Так вот почему ты так быстро попрощался с внучкой, когда я вернулся… Все так серьезно?

– Серьезнее некуда. Мы просто не успеем оформить бумаги, чтобы пройти нужную процедуру за границей. Они знали, на что надавить… Черт, я ведь обещал ей, что сегодня со всем разберусь. Придумаю что-нибудь… Что я скажу теперь? Почти бессмертный, известный во всем мире, самый компетентный в своей области… Зачем все это, если я не в силах даже помочь своей семье?

– Так, может… – осторожно начал Александр. – Оружие, конечно, оружием, но нам ли не знать, что оно не только отнимает жизни, но и спасает. Как инструмент сдерживания. Как советский атомный проект. Кстати, я читал, что первая бомба…

– Значит, так, Саня, – прервал его слегка раскрасневшийся то ли от солнца, то ли от коктейля Сергей. – Я ничего не слышал, а ты ничего не говорил. Оружие он Израилю делать собрался… Ты же видел этих людей. Дай им возможность, и они наставят созданное тобою оружие на тебя же и глазом не моргнут. Вот уж от кого, а от тебя не ожидал…

– Есть пределы твоему патриотизму, Серега, а? Думаешь, меня купили? Деньги здесь ни при чем, да мне ничего и не предлагали! Но вот так отказываться от семьи ради эфемерных убеждений? «Космополитизм» давно перестал быть ругательным словом, если ты не заметил за столько лет!

– Есть ли предел патриотизму? А у Вселенной, по-твоему, пределы есть? Давай, ты же точно что-то об этом читал!

– Ну и вопросы у тебя…

– Вовсе не у меня.

– Ладно, поступай как угодно. Я просто хотел помочь.

– Знаю.

Разнервничавшийся Александр смягчился. Его всегда приводил в чувство ровный, спокойный голос коллеги. К тому же он очень его уважал, и это чувство не позволяло забываться надолго. То и дело в голове всплывал вопрос: «А не дурак ли я, раз так отчаянно спорю?»

Сергей тоже решил проявить снисходительность к молодому спутнику. В конце концов, он считал, что старшее поколение всегда ответственно за младшее. И ошибки последнего на самом деле – следствия ошибок первого. Поэтому градус напряжения скоро снизился, разгорячившиеся головы остыли, и находиться в блаженной прохладе стало даже приятно.

Больше в баре никого не было. Туристы попрятались по отелям от жары, местные соблюдали Шаббат и проводили время дома, с семьями. Александр расплатился командировочными за двоих, и теперь инженеры просто сидели, обдумывая планы. Официантка, вовремя успевшая заглянуть Александру в электронный кошелек, точь-в-точь как настоящий, только с умным дисплеем вместо бумажек, теперь интригующе улыбалась и строила глазки.

– Я отойду ненадолго, – шепнул Сергею коллега, поправляя рубашку.

– Ты серьезно? Сейчас?

– До самолета еще целых шесть часов! Me selviämme[26]!

– Конечно, успеем. Жду тебя здесь через 15 минут, по старой схеме.

Махнув рукой на ироничное замечание, Александр удалился в сторону официантки. Они перекинулись парой фраз, обменялись улыбочками и удалились куда-то за черную штору позади барной стойки.

Когда переводчик вернулся, вид он сделал такой благопристойный, словно проводил в баре санитарную инспекцию. «Умнеет», – подумалось Сергею. Правда, образ приличного джентльмена тут же был разрушен: растрепанная официантка выбежала следом с мятой бумажкой в руках и протянула ее переводчику.

– А, да! Выронил, – виновато улыбнулся он и машинально развернул листок, пытаясь спрятать за этим действием ощущение неловкости. Прочитанное настолько рассмешило его, что он не смог удержаться от комментариев.

– Смотри, Серега, какой бред! Lääkäri[27], похоже, не в себе. Неудивительно, что военные взяли его в оборот.

Сергей заглянул в записку.

– Это не бред… – он выхватил бумажку. – Это предупреждение.

– Какое еще предупреждение? «Полосатые носочки», «значки в виде звездочек»…

– Он не идиот, – уверенно заявил Сергей. – Он не стал бы бежать к нам и терпеть боль из-за какой-то бредятины. И у всего написанного есть вполне очевидный смысл…

– Какой?

– Потом расскажу. Сейчас надо срочно позвонить в «ЗАСЛОН». И, похоже, в «Роскосмос».

* * *

Посетители аэропорта с опаской косились на пробегающую мимо пару мужчин в пиджаках. Один из них шел вперед, как таран, другой же едва успевал его догонять, волоча чемодан и вопя: «Скажи, Серега, в чем смысл? Не молчи!» Эту же фразу он повторял на всех известных ему языках в зале ожидания, в салоне самолета, в родном аэропорту после приземления и даже в такси. К счастью, Александр жил ближе к точке прибытия и покинул машину раньше, так и не получив ответа. Поэтому остаток пути Сергею все же довелось провести в тишине. Путь хоть и занял несколько часов, казался ему чересчур быстрым. Инженер надеялся, ему хватит времени, чтобы придумать решение семейной проблемы, но в итоге не смог сформулировать даже ни одной фразы будущего разговора. Не дождавшись, Галя позвонила ему сама.

– Как ты? Все в порядке?

– Количество взлетов совпало с количеством посадок, – уныло соригинальничал Сергей.

– Это самое главное… – она попыталась улыбнуться, но только закашлялась. – Ну, ладно, вижу, ты устал. Не буду мешать отдыхать.

– Стой! Галь, подожди. Что там с… нашим вопросом?

– Ничего… нового. А ты что-нибудь придумал?

– Я…

В этот миг Сергею стало невыразимо больно. Это было уже почти забытое чувство, вытесненное его позицией наблюдателя, стоической философией. Впервые за долгие годы инженер испытывал такую сильную, почти физическую боль от глубины отчаяния, от той бездны, что начала всматриваться в него. Хоть и говорят, что печаль и страх можно победить смехом, это мнение ошибочно. Никто не смеется, когда ему грустно или тревожно. Невозможно заставить себя читать анекдоты, стоя