Из дома вышел человек… - Даниил Иванович Хармс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Евдоким Осипович: Хорошо, хорошо.
Ольга Петровна (ударяет калуном по полену).
Евдоким Осипович: Тюк!
Ольга Петровна (надевая пенснэ): Евдоким Осипович! Вы обещали мне не говорить этого слова «тюк»!
Евдоким Осипович: Хорошо, хорошо, Ольга Петровна! Больше не буду.
Ольга Петровна (ударяет калуном по полену).
Евдоким Осипович: Тюк!
Ольга Петровна (надевая пенснэ): Это безобразие! Взрослый пожилой человек и не понимает простой человеческой просьбы!
Евдоким Осипович: Ольга Петровна! Вы можете спокойно продолжать вашу работу. Я больше мешать не буду.
Ольга Петровна: Ну, я прошу вас, я очень прошу вас: дайте мне расколоть хотя бы это полено!
Евдоким Осипович: Колите, конечно колите!
Ольга Петровна (ударяет калуном по полену)
Евдоким Осипович: Тюк!
Ольга Петровна роняет колун, открывает рот, но ничего не может сказать. Евдоким Осипович встает с кресел, оглядывает Ольгу Петровну с головы до ног и медленно уходит. Ольга Петровна стоит неподвижно с открытым ртом и смотрит на удаляющегося Евдокима Осиповича.
Занавес медленно опускается.
〈1933〉
〈22〉 ЧТО ТЕПЕРЬ ПРОДАЮТ В МАГАЗИНАХ
Коратыгин пришел к Тикакееву и не застал его дома.
А Тикакеев в это время был в магазине и покупал там сахар, мясо и огурцы.
Коратыгин потолкался возле дверей Тикакеева и собрался уже писат〈ь〉 записку, вдруг смотрит, идет сам Тикакеев и несет в руках клеенчатую кошолку.
Коратыгин увидал Тикакеева и кричит ему:
– А я вас уже целый час жду!
– Неправда, – говорит Тикакеев, – я всего 25 минут как из дома.
– Ну, уж этого я не знаю, – сказал Коратыгин, – а только я тут уже целый час.
– Не врите! – сказал Тикакеев. – Стыдно врать.
– Милостивейший государь! – сказал Коратыгин. – Потрудитесь выбирать выражения.
– Я считаю… – начал было Тикакеев, но его перебил Коратыгин:
– Если вы считаете… – сказал он. Но тут Коратыгина перебил Тикакеев и сказал:
– Сам-то ты хорош!
Эти слова так взбесили Коратыгина, что он зажал пальцем одну ноздрю, а другой ноздрей сморкнулся в Тикакеева.
Тогда Тикакеев выхватил из кошолки самый большой огурец и ударил им Коратыгина по голове.
Коратыгин схватился руками за голову, упал и умер.
Вот какие большие огурцы продают теперь в магазинах!
19 августа 1936 года
〈23〉 МАШКИН УБИЛ КОШКИНА
Товарищ Кошкин танцевал вокруг товарища Машкина.
Тов. Машкин следил глазами за тов. Кошкиным.
Тов. Кошкин оскорбительно махал руками и противно выворачивал ноги.
Тов. Машкин нахмурился.
Тов. Кошкин пошевелил животом и притопнул правой ногой.
Тов. Машкин вскрикнул и кинулся на тов. Кошкина.
Тов. Кошкин попробывал убежать, но спотыкнулся и был настигнут тов. Машкиным.
Тов. Машкин ударил кулаком по голове тов. Кошкина.
Тов. Кошкин вскрикнул и упал на четверинки.
Тов. Машкин двинул тов. Кошкина ногой под живот и еще раз ударил его кулаком по затылку.
Тов. Кошкин растянулся на полу и умер.
Машкин убил Кошкина.
Б. д.
〈24〉 СОН ДРАЗНИТ ЧЕЛОВЕКА
Марков снял сапоги и, вздохнув, лег на диван.
Ему хотелось спать, но, как только он закрывал глаза, желание спать моментально проходило. Марков открывал глаза и тянулся рукой за книгой. Но сон опять налетал на него, и, не дотянувшись до книги, Марков ложился и снова закрывал глаза. Но лишь только глаза закрывались, сон улетал опять, и сознание становилось таким ясным, что Марков мог в уме решать алгебраические задачи на уравнения с двумя неизвестными.
Долго мучился Марков, не зная, что ему делать: спать или бодрствовать? Наконец, измучившись и взненавидев самого себя и свою комнату, Марков надел польто и шляпу, взял в руку трость и вышел на улицу. Свежий ветерок успокоил Маркова, ему стало радостнее на душе и захотелось вернуться обратно к себе в комнату.
Войдя в свою комнату, он почувствовал в теле приятную усталость и захотел спать. Но только он лег на диван и закрыл глаза, – сон моментально испарился.
С бешенством вскочил Марков с дивана и без шапки и без польто помчался по направлению к Таврическому саду.
〈1936–1938〉
〈25〉 ОХОТНИКИ
На охоту поехало шесть человек, а вернулось-то только четыре.
Двое-то не вернулись.
Окнов, Козлов, Стрючков и Мотыльков благополучно вернулись домой, а Широков и Каблуков погибли на охоте.
Окнов целый день ходил потом расстроенный и даже не хотел ни с кем разговаривать. Козлов неотступно ходил следом за Окновым и приставал к нему с различными вопросами, чем и довел Окнова до высшей точки раздражения.
Козлов: Хочешь закурить?
Окнов: Нет.
Козлов: Хочешь, я тебе принесу вон ту вон штуку?
Окнов: Нет.
Козлов: Может быть, хочешь, я тебе расскажу что нибудь смешное?
Окнов: Нет.
Козлов: Ну, хочешь пить? У меня вот тут вот есть чай с коньяком.
Окнов: Мало того, что я тебя сейчас этим камнем по затылку ударил, я тебе еще оторву ногу.
Стрючков и Мотыльков: Что вы делаете? Что вы делаете?
Козлов: Приподнемите меня с земли.
Мотыльков: Ты не волнуйся, рана заживет.
Козлов: А где Окнов?
Окнов (отрывая Козлову ногу): Я тут, недалеко!
Козлов: Ох, матушки! Сеа-па-си!
Стрючков и Мотыльков: Никак он ему и ногу оторвал!
Окнов: Оторвал и бросил ее вон туда!
Стрючков: Это злодейство!
Окнов: Что-о?
Стрючков: …Ейство…
Окнов: Ка-а-ак?
Стрючков: Нь… нь… нь… никак.
Козлов: Как же я дойду до дома?
Мотыльков: Не беспокойся, мы тебе приделаем деревяшку.
Стрючков: Ты на одной ноге стоять можешь?
Козлов: Могу, но не очень-то.
Стрючков: Ну мы тебя поддержим.
Окнов: Пустите меня к нему!
Стрючков: Ой нет, лучше уходи!
Окнов: Нет, пустите!.. Пустите!.. Пусти… – Вот что я хотел сделать!
Стрючков и Мотыльков: Какой ужас!
Окнов: Ха-ха-ха!
Мотыльков: А где-же Козлов?
Стрючков: Он уполз в кусты!
Мотыльков: Козлов, ты тут?
Козлов: Ша́ша..!
Мотыльков: Вот ведь до чего дошел!
Стрючков: Что же с ним делать?
Мотыльков: А тут уж ничего с ним не поделаешь. По моему, его надо просто удавить. Козлов! А, Козлов? Ты меня слышишь?
Козлов: Ох, слышу, да плохо.
Мотыльков: Ты, брат, не горюй. Мы сейчас тебя удавим. Постой!.. Вот… вот… вот…
Стрючков: Вот сюда вот ещё! Так, так, так! Ну-ка еще… Ну, теперь готово!
Мотыльков: Теперь готово!
Окнов: Господи благослови!
〈1933〉
〈26〉 ИСТОРИЧЕСКИЙ ЭПИЗОД
В. Н. Петрову
Иван Иванович Сусанин (то самое историческое лицо, которое положило свою жизнь за царя и впоследствии было воспето оперой Глинки) зашёл однажды в русскую харчевню и, сев за стол, потребовал себе антрекот. Пока хозяин харчевни жарил