Cлово президента - Том Клэнси

Индийский премьер-министр заметила, что однажды уже была предпринята подобная попытка, но нужды ее страны так и остались неудовлетворенными. Представитель Китая тут же предложил, как без всякого риска отвлечь внимание Америки, тем более что такое случалось и в прошлом. Иран – что это за Объединенная Исламская Республика…, ах да, конечно, подумал Чанг. Конечно. Весь риск падает на долю ОИР, хотя на этот раз он представляется удивительно точно рассчитанным. По возвращении в Пекин Чанг лично проверит соотношение сил.

– Как вы сами понимаете, я не прошу от вас сейчас брать на себя какие-нибудь обязательства. Вам понадобится убедиться в серьезности моих намерений и возможностей. Я прошу вас об одном: уделите максимальное внимание моему предложению о заключении нашего союза – неофициального, разумеется.

– Но Пакистан… – произнесла индийский премьер-министр, неосторожно привлекая внимание к самому слабому месту своей политики, что тут же отметил про себя Чанг.

– Исламабад слишком долго был американской марионеткой, и ему нельзя доверять, – тут же ответил Дарейи, который давно подготовил свой ответ, хотя и не ожидал, что индийский премьер так быстро откроет свои карты. Эта женщина ненавидит Америку также, как и я, подумал он. Вероятно, «преподанный урок» нанес более глубокую рану ее гордости, чем сообщили его дипломаты. Как свойственно женщине столь ревностно оберегать свою гордость. В этом ее слабость. Отлично. Он посмотрел на Чанга.

– Наши отношения с Пакистаном ограничиваются торговыми связями и, являясь таковыми, подвержены изменениям, – отозвался представитель Китая, испытывающий не меньшее удовлетворение от слабости Индии. В конце концов, ей некого винить. Она послала в море свой флот, чтобы оказать поддержку Японии в нападении на Америку, оказавшемся неудачным…, тогда как Китай не предпринял ничего и не рискнул ничем. В результате он вышел из «войны», не понеся никакого урона и даже не показав, что был как-то связан с этим конфликтом. Самые осторожные руководители Китая, занимающие место в государственной иерархии выше Чанга, не возражали против его маневров, хотя маневры эти ничего и не принесли. И вот теперь снова кто-то готов пойти на риск. Индия предпримет демонстративные действия, а Китай останется в стороне, всего лишь повторив прошлые заверения о том, что не имеет никакого отношения к этой Объединенной Исламской республике. В любом случае он может заявить, что хотел всего лишь убедиться в решительности нового американского президента, а такое случается постоянно. К тому же Тайвань все время является источником беспокойства. Все так интересно. Иран, движущей силой которого является религия. Индия, которая руководствуется жадностью и гневом. Китай же, с другой стороны, смотрит далеко в будущее, строит великие планы, делает это бесстрастно и спокойно, ищет то, в чем действительно нуждается, но поступает, как всегда, предельно осмотрительно. Цель, к которой стремится Иран, очевидна, и если Дарейи готов пойти на риск войны ради нее, то не стоит ему мешать, лучше наблюдать со стороны и надеяться на его успех. Но Чанг не позволит пока втянуть Китай в конфликт. Стоит ли казаться слишком нетерпеливым? Вот Индия готова приступить к действиям, проявляет такое нетерпение, что упускает из виду нечто совершенно очевидное: если Дарейи сумеет добиться осуществления своих планов, то Пакистан уладит свои отношения с ОИР, может даже присоединится к ней, и тогда Индия окажется изолированной и уязвимой. Ничего не поделаешь, опасно быть вассалом, это еще опаснее, если у тебя наготове планы подняться на более высокий уровень – но при отсутствии средств для осуществления этого. Выбирая союзников, нужно быть очень осторожным. Чувство благодарности в отношениях между государствами похоже на цветок, выращенный в оранжерее, – он быстро вянет, когда его выносят на открытый воздух.

Премьер– министр молча кивнула, признавая свою победу в вопросе о Пакистане.

– В таком случае, друзья, я благодарю вас за то, что вы так любезно согласились встретиться со мной. С вашего разрешения, я отправлюсь домой.

Все трое встали, обменялись прощальными рукопожатиями и направились к выходу. Через несколько минут самолет Дарейи развернулся на неровной поверхности взлетной полосы китайской авиабазы, больше приспособленной к полетам истребителей. Аятолла посмотрел на кофейник и решил воздержаться. Ему хотелось поспать перед утренними молитвами. Но прежде…

– Твои предсказания оказались совершенно точными.

– Русские называют такие вещи «объективными условиями». Они всегда были и остаются неверными, но их методам анализа в точности не откажешь, – объяснил Бадрейн. – Вот почему я сумел собрать достоверную информацию.

– В этом я убедился. Твоя следующая задача будет заключаться в том, чтобы разработать планы нескольких операций… – Дарейи откинул спинку кресла и закрыл глаза, надеясь, что ему снова приснятся мертвые львы.

Как ни хотелось ему вернуться к клинической медицине, Пьер Александер не испытывал к ней особой любви, особенно в тех случаях, когда ему приходилось иметь дело с пациентами, положение которых было безнадежным. Дух бывшего армейского офицера говорил в нем, что это походит на оборону Батаана – делаешь все, что в твоих силах, и отстреливаешься до последнего патрона, хотя и знаешь, что помощи ждать неоткуда. В данный момент у него в палатах находились трое больных СПИДом – все трое мужчины, гомосексуалисты, в возрасте за тридцать, и всем оставалось жить не больше года. Александер был достаточно религиозным человеком и не одобрял подобный образ жизни, но такой смерти не заслуживал никто. И все-таки он был врачом, а не Богом, выносящим приговор. Проклятье, подумал он, выходя из лифта и не переставая диктовать свои наблюдения для истории болезни пациентов в мини-диктофон.

В работу врача входит необходимость разделять свою жизнь на отсеки, изолированные друг от друга. Все три пациента в его палатах будут там и завтра, и ни один из них не потребует срочного врачебного вмешательства этой ночью. Нет ничего жестокого в том, что он отложит их проблемы до завтрашнего дня. Это всего лишь работа, а их жизни и надежды выжить зависят от того, сумеет ли он на время забыть о них и вернуться к исследованию микроорганизмов, терзающих их тела. Он передал кассету своей секретарше, которая напечатает

продиктованные им наблюдения.

– Доктор Лоренц звонил из Атланты в ответ на ваш звонок, когда вы позвонили ему в ответ на его звонок, – сообщила секретарь, когда Александер проходил мимо.

Опустившись в кресло, он набрал номер телефона, который знал наизусть.

– Слушаю.

– Гас? Это Алекс из Хопкинса.

– Как прошла рыбалка, полковник?

– Ты не поверишь – мне так и не удалось пока заняться этим. Ральф заставляет меня работать все больше и больше.

– Что тебя интересует – ведь это ты позвонил первым, правда? – В голосе Лоренца больше не было уверенности – верный признак того, что он чем-то очень обеспокоен.

– В самом деле, первым позвонил я, Гас. Ральф сказал мне, что ты снова взялся за структуру вируса лихорадки Эбола на основе той крошечной вспышки в Заире. Это правда?

– Понимаешь, я собирался заняться этим, но кто-то украл у меня моих обезьян, – недовольно проворчал директор исследовательского Центра инфекционных заболеваний. – Мне сообщили, что новая партия прибудет через день-другой.

– Кто-нибудь пробрался в твою лабораторию? – спросил Александер. Все чаще работе лабораторий угрожали фанатики, занятые защитой животных, которым иногда удавалось пробраться в лаборатории и «освободить» подопытных животных. Александер боялся, что придет день, когда – если где-то не проявят должной осторожности – такой чокнутый проберется в лабораторию и унесет под мышкой обезьяну, зараженную лихорадкой Лхаса или даже чем-то более опасным, и узнает об этом слишком поздно. Этим фанатикам не приходит в голову, что врачи не могут заниматься поиском вакцин и методов лечения заразных болезней без животных – а кто осмелится утверждать, что жизнь обезьяны важнее жизни человека? Ответ на этот вопрос был прост: в Америке есть люди, верящие во что угодно и обладающие конституционным правом вести себя по-дурацки. По этой причине Центр инфекционных заболеваний в Атланте, лаборатории Хопкинса и другие исследовательские учреждения находились под наблюдением вооруженных охранников, защищающих клетки с обезьянами. И даже клетки с крысами, подумал Алекс, подняв глаза к потолку.

– Нет, их увели у меня из-под носа в Африке. Кто-то еще экспериментирует с ними. Как бы то ни было, это нарушило мои планы на целую неделю. Ну и черт с ними. Я разглядываю этого крохотного мерзавца уже пятнадцать лет.

– Насколько свежий образец крови ты получил?

– Он взят у пациента «Зеро». Мы сразу опознали его. Это вирус заирской лихорадки Эбола, штамм Маинги. У нас есть еще один образец от другого пациента. Он исчез…