Борьба вопросов. Идеология и психоистория. Русское и мировое измерения - Андрей Ильич Фурсов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это очень важный момент данной статьи. Мы привыкли к тому, что США – гегемон капиталистической системы, лидер, однако гегемония (или лидерство) могут реализовываться по-разному, и сами США могут быть нетождественны самим себе. Одно дело – США как преимущественно государство, другое – как преимущественно кластер союза ТНК и крупнейших банков, то есть банкстеров и корпоратократов, кластер, в который Америка превратилась в ходе и в результате ползучего переворота, начавшегося убийством президента Дж. Кеннеди в 1963 г. и завершившегося в 1974 г. импичментом Никсона, последнего президента США как преимущественно государства. В 1968 г. государство США проиграло – А. Саломатин совершенно прав – экономическую гонку Советскому Союзу.
Спасение США было обеспечено двумя факторами: тем, что Китай предложил себя американцам в качестве базы трудовых ресурсов и стал низко-технологичным цехом для США, и тем, что советская номенклатура отказалась совершать научно-технический рывок в будущее и «ронять» США военно-политически, попав сразу на два «крючка», умело заброшенных буржуинами в аховый для них момент – на «крючок» «разрядки напряжённости» («детанта») и на «крючок» высоких цен на нефть. Но прежде всего именно США вынуждены были пойти на детант с СССР: в ситуации слабости, кризиса им нужна была передышка в противостоянии с могучим противником – единственным в мире, способным стереть их с лица этого мира. Результатом этого движения стало хельсинское Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе (1975 г.), по сути узаконившее Ялтинскую систему через 30 лет после Ялтинской конференции. Это была последняя победа советской дипломатии, не заметившей, однако, подсунутого Западом «троянского конька» в виде так называемой «третьей корзины». «Третьей корзиной» именовался тот раздел Заключительного акта хельсинского Совещания, который был посвящён сотрудничеству в гуманитарной сфере, в области культуры – свободные контакты между людьми, обмен информацией. Советское руководство («красненькие») не уразумело, что в виде «третьей корзины» Запад наводит на СССР мощное психоисторическое орудие, а «зелёненькие» то ли тоже не поняли, то ли, напротив, поняли и сработали в духе Плохиша. В любом случае даже Г. Киссинджер, подписывавший от США Хельсинские документы, удивлялся тому, что Брежнев согласился подписать документ «третьей корзины», которые способны нанести серьёзный идеологический ущерб СССР – так оно и вышло. Тем не менее, конец 1960-х – начало 1970-х годов – это пик внешнеполитического и военного могущества СССР. Это ясно продемонстрировал чехословацкий кризис 1968 г.
4
В ночь с 20 на 21 августа 1968 г. в эфире прозвучал сигнал «Влтава-666» и началась операция «Дунай» – ввод войск ОВД в Чехословакию. Участие союзников СССР по ОВД носило символический характер; восточных немцев, готовых послать против «горячо любимых чехословаков» пять дивизий, пришлось унимать. В течение 36 часов Советская армия провела самую грандиозную по своим масштабам в послевоенной Европе стратегическую операцию и силами 30 танковых (4600 танков) и мотострелковых дивизий поставила под контроль страну с третьей по силе (после СССР и ГДР) армией Европы. Блестящая военная операция, сопровождавшаяся минимальными потерями (96 советских военнослужащих – аварии, катастрофы, неосторожное обращение с оружием; около 100 или чуть более граждан ЧССР), была вынужденной реакцией руководства СССР. Её обусловили как события в ЧССР в 1966–1968 гг., так и ошибки советского руководства, вовремя не отреагировавших политическими средствами на развитие ситуации в стране – Брежнев излишне доверял первому секретарю компартии Чехословакии А. Дубчеку.
Тревожные процессы нарастали в ЧССР исподволь с января 1968 г. Ситуация полностью прояснилась, когда 5 апреля 1968 г. была опубликована «Программа действий КПЧ[229]». В ней говорилось, что у ЧССР свой путь к социализму, путь демократический, а партия – это не руководящая сила, а слуга дела свободного, прогрессивного развития. В программе указывалось на необходимость поддержки различных общественно-политических клубов. Среди членов этих клубов было много не просто не-коммунистов, но антикоммунистов, активно критиковавших не только коммунизм и СССР, но также историческую Россию и русских и тесно связанных с западными спецслужбами, прежде всего с западно-германской БНД и ЦРУ. При благосклонном отношении со стороны «серых кардиналов» так называемой «Пражской весны» Зд. Млынаржа (однокашник Горбачёва по МГУ и его сосед по общежитию; Горбачёв продолжал поддерживать с ним контакты и после 1968 г.), О. Шика, Ф. Кригеля, Й. Стрковского, Э. Гольдштюкера и др. в клубах обсуждались вопросы выхода ЧССР из ОВД и переориентации на Запад; сторонники социализма шельмовались членами клубов как «сталинисты» (многое из этой «клубной работы» будет позаимствовано советскими перестройщиками во времена горбачёвщины).
Советское руководство только в июне 1968 г. начало критиковать отдельных членов КПЧ, хотя ещё 23 марта во время встречи ОВД в Дрездене В. Гомулка, В. Ульбрихт и Т. Живков обращали внимание как Дубчека, так и Брежнева на опасность развития ситуации в антисоциалистическом направлении. В ответ на советскую критику 27 июня в журнале «Literarny Listy» чехословацкие «демократы» опубликовали документ «2000 слов», в котором призвали массы поддержать их в борьбе со «сталинистами». По сути это попытка дискредитации КПЧ и социалистического строя. Тем не менее, советское руководство делало всё, чтобы умиротворить руководство КПЧ, несмотря на то, что те нередко вели себя в ультимативном тоне. Это ярко проявилось в переговорах между руководством КПЧ и СССР и в Черне-над-Тиссой, и в Братиславе (конец июля – начало августа).
3 августа в Братиславе было подписано коммюнике. Несмотря на то, что в руководстве КПЧ была довольно многочисленная группа во главе с В. Биляком, готовая ещё в июне сместить команду Дубчека при условии политической поддержки со стороны СССР и навести порядок в стране, Брежнев и Kº решили пойти на уступки «демократам», чтобы избежать военного решения. В коммюнике говорилось о праве ЧССР проводить реформы так, как оно считает нужным; в смысле: хотите ваш «социализм с человеческим лицом», «третий путь» – ладно, но при условии выполнения всех обязательств по отношению к ОВД и прекращения активной антисоветской и антирусской истерии в стране.
Советское руководство полагало, что братиславским соглашением вопрос решён, и 5 августа «Правда» охарактеризовала братиславское коммюнике как «сокрушительный удар по планам империалистов». Однако уже через несколько дней в Чехословакии начались демонстрации под антисоветскими и антирусскими лозунгами (на Вацлавской площади в Праге многотысячная толпа, звеня ключами, скандировала: «Иван, иди домой!») и призывами выхода ЧССР из ОВД. Могли ли организаторы демонстраций, «потрясователи», как выразился бы Н.С. Лесков, не понимать, что, повышая конфронтационный градус, они провоцируют ввод войск ОВД в Чехословакию? Не могли. Значит, действовали сознательно,
