Нагие и мёртвые - Норман Мейлер

В сотне ярдов от себя Крофт наконец увидел людей, посланных за шестами для носилок. Они возвращались в расщелину, неся шесты на плечах. «Сукины сыны, лентяи», — хотел крикнуть он, но сдержался и промолчал.

Браун с горьким чувством наблюдал за приближением солдат, возвращавшихся из рощи. Через полчаса ему предстоит выступить с небольшой группой. Пройдя милю или чуть больше, они остановятся на ночевку, одни среди этой глуши, и с ними будет только раненый Уилсон. Он подумал о том, найдет ли дорогу назад, и не почувствовал в себе никакой уверенности. «Что будет, если японцы вышлют патруль?» Ему показалось, что все они — жертвы заговора, преданы кем-то. Он не мог бы сказать, кто предатель, но сама эта мысль приводила его в отчаяние.

В роще, когда они резали шесты, Ред нашел птицу. Это была непонятная птичка, меньше воробья, с мягкими серовато-коричневыми перьями и поврежденным крылом. Птичка прыгала с трудом и жалобно щебетала.

— Смотри, — сказал Рот.

— Что? — спросил Минетта.

— Птичка. — Рот бросил свой тесак и, пощелкивая языком, осторожно приблизился к птице. Та пискнула, спрятав голову под крыло. — Посмотри, она покалечена, — сказал Рот. Он протянул руку, птичка не шевельнулась, и он взял ее. — Ну, в чем дело? — сказал он нежно, немного шепелявя, как будто разговаривал с ребенком или щенком.

Птица напряглась у него в руке, попыталась освободиться, затем затихла.

— Покажи-ка, — попросил Полак.

— Не трогай, она боится, — ответил Рот. Он отвернулся, чтобы спрятать птицу от других, и держал ее у своего лица. Причмокивая, он произнес: — Ну, в чем дело, малышка?

— Пошли, пора возвращаться, — пробормотал Минетта.

Они кончили рубку шестов. Минетта и Полак взяли по одному шесту, а Вайман собрал тесаки и поперечины. Они побрели к расщелине. Рот взял птичку с собой.

— Почему задержались? — резко спросил Крофт.

— Старались как могли, сержант, — ответил спокойно Вайман.

— Ладно. Давайте делать носилки, — проворчал Крофт, Он взял одеяло Уилсона, расстелил его на своем плаще, а затем положил шесты параллельно друг другу по обоим концам одеяла на расстоянии около четырех футов друг от друга. Вокруг каждого шеста он туго свернул одеяло и плащ. Когда между шестами осталось нужное расстояние, Крофт вставил поперечины и прикрепил их к шестам своим ремнем и ремнем Уилсона.

Сделав все это, он поднял носилки и бросил их на землю. Они не развалились, но Крофт не был удовлетворен.

— Дайте-ка мне ваши брючные ремни, — сказал он.

В течение нескольких минут он увлеченно работал, и, когда все было закончено, получились носилки — четырехугольник, образуемый двумя шестами и двумя поперечинами. Одеяло и плащ заменили брезент. Под ними по диагонали были привязаны ремни, чтобы шесты носилок не раздвигались.

— Думаю, что не развалятся, — пробормотал Крофт насупившись. Обернувшись, он увидел, что большинство солдат взвода собралось вокруг Рота.

Рот был полностью увлечен птицей. Она открывала свой маленький клюв и пыталась укусить его за палец. Птичка была очень слаба, и все ее тело дрожало от усилий, когда она сжимала его палец. Он ощущал теплоту маленького тельца, испускавшего тонкий терпкий запах. Рот подносил птичку к лицу, притрагиваясь губами к мягким перьям. Глаза птицы встревоженно блестели. Рот не мог отвлечься от нее. Она была прекрасна. Все его чувства привязанности, которые скопились в нем за долгие месяцы, вылились в любовь к птичке. Он испытывал такую же радость, как тогда, когда ребенок гладил его по волосатой груди. В душе, сам того не сознавая, он радовался также интересу, проявленному товарищами, которые столпились вокруг, чтобы взглянуть на его находку. Это был единственный раз, когда он стал центром внимания.

Более подходящего момента, чтобы разозлить Крофта, Рот не придумал бы, даже если бы захотел.

Крофт весь вспотел от работы, сооружая носилки, а кончив, снова стал переживать все трудности, перед которыми оказался взвод. В глубине души он снова загорелся злобой. Все было не так, а Рот забавлялся птицей, и вокруг него собралась почти половина взвода.

Злость, охватившая его, не позволила ему подумать. Он стремительно подошел к группе, окружавшей Рота.

— Вы чем, черт возьми, тут занимаетесь? — спросил он строго.

Они виновато посмотрели на него, сразу почуяв недоброе.

— Ничем, — ответил кто-то.

— Рот!

— Слушаю, сержант. — Его голос дрожал.

— Дай сюда птицу.

Рот передал птичку Крофту, и тот несколько секунд держал ее в руке. Он чувствовал, как учащенно бьется в его ладони сердце птицы. Маленькие глазки испуганно бегали из стороны в сторону. Вся злость Крофта переместилась в кончики его пальцев. Проще всего было раздавить птицу в руке — она не больше камня, но все-таки это было живое существо. По нервам и мышцам Крофта прошли импульсы, подобно воде, пробивающей себе путь по скале.

— Верните мне птицу. Пожалуйста, сержант, — попросил Рот.

Его голос, в котором уже звучало признание вины, вызвал судорогу в пальцах Крофта. Он услышал едва различимый писк и внезапный треск костей… Тело птицы лежало на его ладони неподвижно. Это вызвало у него тошноту и злость. Он бросил птицу за расщелину.

Некоторое время никто не мог произнести ни слова.

А затем неожиданно Риджес в бешенстве бросился к сержанту.

В его голосе слышался гнев.

— Что ты делаешь? Зачем ты убил птицу? Что это значит?.. — От волнения Риджес заикался.

Гольдстейн, потрясенный происшедшим, уставил на Крофта горящий взгляд.

— Как ты мог так поступить? Что она сделала тебе плохого? Зачем это? Это ведь как… как, — он хотел сравнить поступок Крофта с самым тягчайшим преступлением, — это все равно… что убить ребенка.

Крофт, сам того не сознавая, сделал несколько шагов назад. Он сразу как-то сник, удивленный их реакцией.

— Отойди, Риджес, — пробормотал он. Виноватость, прозвучавшая в его голосе, послужила ему сигналом собраться, и злость снова закипела в нем. — Прекратить разговоры! Это приказ! — крикнул он.

Бунт прекратился. Риджес всегда был уступчив и не привык бунтовать. Но этот случай… Только страх перед властью удержал его от того, чтобы не броситься на Крофта.

А Гольдстейн представил себе военный трибунал, позор, своего голодающего ребенка. Это сдержало и его.

Ред медленно двинулся к Крофту. Вражда между ними должна была когда-нибудь достичь кризисной точки. Он знал это, как знал и то, что боялся Крофта, хотя никогда в этом не признавался. Но сейчас он ни о чем этом не думал. Он чувствовал ненависть и понимал, что настал благоприятный момент.

— В чем дело, Крофт? Ты бросаешься приказами, чтобы спасти свой зад? — рявкнул он.

— Довольно, Ред.

Они обменялись взглядами.

— На этот раз ты переборщил.

Крофт понимал это и сам. «Но человек глупец, если он отступает», — подумал он.

— И что же ты собираешься делать?

Это было принципиально важно для Реда. «Крофта когда-то нужно остановить, — подумал он. — Иначе он совсем сядет нам на шею».

Охватившая его злость была настолько сильна, что он чувствовал определенную необходимость что-то сделать.

— Собираюсь… кое-что, — сказал он.

Еще секунду они смотрели друг на друга, но эта секунда состояла из многих долей тревоги, принятых и отвергнутых решений о том, как нанести первый удар… В этот момент вмешался Хирн, он грубо оттолкнул их друг от друга.

— Разойдитесь. Вы с ума сошли? Что случилось? Что происходит?

Крофт и Ред медленно разошлись с нахмуренными лицами.

— Ничего, лейтенант, — сказал Ред и подумал: «Будь я проклят, если нуждаюсь в помощи лейтенанта». Он ощутил гордость и облегчение, и все же ему было жаль, что разрешение конфликта откладывается.

— Кто начал все это? — требовательно спросил Хирн.

— Он не имел права убивать птицу, — проговорил Риджес. — Он подошел, вырвал птичку из рук Рота и убил ее.

— Это правда?

Крофт не знал, что ответить. Голос Хирна злил его. Он сплюнул.

Хирн уставился на Крофта, не зная, что предпринять. Затем он улыбнулся, сознавая, какое удовольствие ему доставляет этот момент.

— Ну ладно, хватит, — сказал он. — Если драться, то уж во всяком случае не с сержантами. — Во взгляде Крофта сверкнула злоба. На какой-то момент Хирн ощутил ту ярость, которая заставила Крофта убить птицу. Не отводя взгляда от глаз Крофта, Хирн продолжал: — Ты не прав, сержант. Извинись перед Ротом.

Кто-то тихо ахнул.

Крофт с удивлением посмотрел на Хирна и несколько раз глубоко вздохнул.

— Ну-ну, сержант, извинись.

Если бы в руках Крофта была винтовка, он мог бы мгновенно пристрелить Хирна. Это произошло бы автоматически. Но не повиноваться преднамеренно, после размышлений, было иным делом. Он понимал, что должен уступить. Если бы он этого не сделал, взвод перестал бы существовать как единое целое. Два года он сколачивал это подразделение, два года его приказы неукоснительно выполнялись, и один случай мог разрушить все. А для него это было делом чести. Не глядя на Хирна, он подошел к Роту и мгновение смотрел на него. «Извини», — непривычное слово слетело у него с языка со свинцовой тяжестью. У него было такое ощущение, будто по всему телу ползли насекомые.