Миддлмарч - Джордж Элиот

- Я и впрямь не ожидал вас встретить на этой уединенной ферме.

- Принадлежащей моему пасынку, - ответствовал Рафлс и принял гордую позу. - Я уже бывал у него здесь. А знаешь, я не особенно-то удивляюсь тому, что встретил тебя, старина, мне, видишь ли, попало в руки одно письмо... как ты сказал бы, волею провидения. И все же я рад до смерти, что на тебя наткнулся. К пасынку можно и не заходить, он не особенно ко мне привязан, а матушка его, увы, скончалась. По правде говоря, я приехал лишь ради тебя, любимейший мой друг, намеревался разузнать твой адрес, потому что... взгляни-ка! - Рафлс вытащил из кармана измятый лист бумаги.

Будь здесь на месте Кэлеба Гарта любой другой человек, он почти наверняка поддался бы искушению замешкаться, дабы выяснить все, что удастся, о человеке, как видно, знающем о таких событиях из жизни мистера Булстрода, о каких и не догадывался никто в Мидлмарче, о делах, полных таинственности и возбуждавших любопытство. Но не таков был Кэлеб - у него почти отсутствовали наклонности, в немалой мере свойственные обычным людям, в том числе и любопытство по поводу дел своих ближних. А уж если он чувствовал, что может узнать нечто постыдное о человеке, Кэлеб и подавно предпочитал оставаться в неведении; когда ему приходилось говорить кому-нибудь из своих подручных о его проступке, он смущался больше, чем сам провинившийся. Сейчас он пришпорил лошадь и, сказав: "Мне пора домой, всего вам доброго, мистер Булстрод", рысцой потрусил прочь.

- Ты не указал в этом письме свой полный адрес, - продолжал Рафлс. Вот уж не похоже на такого образцового дельца, как ты. "Шиповник"... Это где угодно можно встретить. Ты живешь где-то здесь неподалеку, верно? С лондонскими делами расквитался начисто... может быть, стал помещиком... приобрел усадьбу, куда и пригласишь меня в гости. Господи боже, сколько лет прошло! Старуха небось давно уже скончалась, безмятежно удалилась в райскую обитель, так и не узнав, как бедствует ее дочка, верно? Но что это? Ты такой бледный, прескверный вид у тебя, Ник. Если ты едешь домой, я провожу тебя.

Всегда бледное лицо мистера Булстрода и впрямь приобрело землистый оттенок. Пять минут тому назад закатный свет, который озарял его идущий под уклон жизненный путь, простирал свои лучи и на столь памятное до сих пор утро жизни грех представлялся отвлеченным понятием, для искупления которого вполне достаточно молчаливого раскаяния, самоуничижение действом, совершаемым втайне, а оценивать его поступки мог только он сам, сообразуясь со своими понятиями о религии и о божественном промысле. И вдруг, словно силою какого-то гнусного волшебства, перед ним вырос этот краснолицый, громкоголосый призрак, цепкий и неуступчивый, - наследие прошлого, не возникавшее в его представлениях о каре свыше. Впрочем, мистер Булстрод уже прикидывал в уме, как быть, а необдуманные речи и поступки не входили в его привычку.

- Я собирался домой, - сказал он. - Но могу немного отложить поездку. Если угодно, отдохните тут.

- Благодарю, - поморщившись, ответил Рафлс. - Что-то у меня прошла охота встречаться с пасынком. Я лучше провожу тебя домой.

- Ваш пасынок, если это мистер Ригг Фезерстоун, здесь больше не живет. Ферма принадлежит теперь мне.

Рафлс вытаращил глаза и изумленно присвистнул, после чего сказал:

- Ну что же, в таком случае не стану спорить. Я и так уж досыта нашагался по дорогам. Никогда не увлекался пешими прогулками, да и верховой ездой. Мне больше по душе изящный экипаж и резвая лошадка. В седле я чувствую себя не совсем ловко. Представляю, как ты рад, что я нагрянул к тебе в гости, старина! - продолжал он, сворачивая вслед за мистером Булстродом к дому. - Ты помалкиваешь, да ведь ты привык скрывать радость, когда удача плывет тебе в руки... вот о руке наказующей ты всегда говорил с жаром... загребать жар чужими руками ты мастер.

Восхищенный собственным остроумием, мистер Рафлс игриво брыкнул ногой, чем окончательно вывел из терпения собеседника.

- Если мне не изменяет память, - с холодной яростью произнес мистер Булстрод, - наши прерванные много лет тому назад отношения не отличались такой короткостью, как вы стараетесь изобразить, мистер Рафлс. Желаемые вами услуги будут оказаны охотнее, если вы оставите фамильярный тон, для которого не служит основанием наше былое знакомство, едва ли сделавшееся более близким после многолетнего перерыва.

- Тебе не нравится, что я зову тебя Ник? Но я всегда так называл тебя мысленно, а с глаз долой совсем не значит, что из сердца вон. Богом клянусь, мое дружеское расположение с годами стало крепче, как выдержанный коньяк. Кстати, надеюсь, в доме таковой найдется. В прошлый раз, когда я тут гостил, Джош доверху наполнил мою фляжку.

Мистер Булстрод все еще не осознал, что поиздеваться над ним Рафлсу хочется даже больше, чем выпить, и что, обнаруживая перед ним свою досаду, он только подливает масла в огонь. Зато он ясно понял, что спорить с Рафлсом бесполезно, и со спокойным, решительным видом отдал распоряжение экономке по поводу устройства гостя.

К тому же его успокаивала мысль, что экономка, прежде служившая у Ригга, могла подумать, что Рафлс остановился у них в доме просто как приятель прежнего владельца.

Когда в большую гостиную были принесены графин коньяку и закуска и посетитель остался с хозяином наедине, мистер Булстрод сказал:

- У нас с вами настолько различные привычки, мистер Рафлс, что общество друг друга едва ли доставит нам удовольствие. А потому умней всего нам как можно скорее расстаться. Вы выразили желание встретиться со мной, из чего я делаю вывод, что вы намерены заключить со мной какую-то сделку. Ввиду особых обстоятельств я предлагаю вам переночевать в этом доме, а сам вернусь рано утром еще до завтрака и выслушаю то, что вы имеете мне сообщить.

- Сердечно рад, - ответил Рафлс, - у тебя весьма уютно... правда скучновато, долго я бы тут не выдержал, но одну ночь, так и быть, потерплю, вдохновленный этим славным напитком и надеждой на завтрашнюю встречу с тобой. Ты гораздо гостеприимнее моего пасынка: Джош злится, что я женился на его матери, с тобой же у меня всегда были самые дружеские отношения.

Мистер Булстрод, подумав, что игривость и задиристость Рафлса в значительной степени порождены возлияниями, решил не вступать с ним в переговоры, пока гость не протрезвеет. И все-таки по дороге домой он с пугающей ясностью представил себе, как трудно прийти с таким человеком к соглашению, которого бы тот не нарушил. Он не мог подавить желание избавиться от Джона Рафлса, хотя не исключал, что его неожиданное появление определено свыше. Дух зла мог избрать Рафлса, дабы воспрепятствовать мистеру Булстроду стать орудием божественного промысла, но препятствие можно преодолеть, увидев в нем очередную разновидность кары свыше. Как не похож был этот час мучительных раздумий на те часы, когда он в безопасности вел с собой диспут, в результате которого пришел к выводу, что его тайные прегрешения прощены, а служение принято. Ведь эти прегрешения, даже когда он совершал их... не были ли они уже отчасти освящены его искренним желанием посвятить себя и все ему принадлежащее исполнению божественного промысла? Может ли он после этого считать себя просто камнем преткновения и оплотом зла? Ибо кому дано понять силы, побуждающие его действовать? Кого не соблазнит возможность очернить всю его жизнь и истины, которые он защищает?

С юных лет у мистера Булстрода выработалась привычка приписывать свои самые эгоистические побуждения вмешательству небесных сил. Однако даже говоря и размышляя о земной орбите и солнечной системе, мы чувствуем и движемся, сообразуясь с твердой землей и текущим днем. И вот в череду плавно следующих друг за другом теоретических положений - так же явственно откуда-то глубоко изнутри дают о себе знать во время отвлеченных рассуждений о физических муках озноб и боль приближающейся лихорадки - в его сознание вкралось предвидение бесчестья перед лицом ближних и жены. Ибо боль, как и степень бесчестья, зависит от вашего восприятия. Если вы всего-навсего стремитесь избежать уголовного преследования, ничто, кроме скамьи подсудимых, не послужит для вас бесчестьем. Но мистер Булстрод стремился стать образцовым христианином.

На следующее утро к половине восьмого он возвратился в Стоун-Корт. Старинная усадьба никогда не выглядела так приветливо; пышно расцвели огромные белые лилии, а настурции с красивыми, посеребренными росой листиками, словно спасаясь бегством, карабкались по низкой каменной стене; даже шорохи и шумы дышали покоем. Но прелесть усадьбы померкла в глазах ее владельца, как только он ступил на гравий парадной аллеи и стал дожидаться сошествия мистера Рафлса, на завтрак с которым был обречен.

Вскоре оба они сидели в гостиной и пили чай с тостами, поскольку Рафлс не выразил желания позавтракать более плотно в столь ранний час. Вопреки ожиданию своего собеседника, он не так уж сильно переменился за ночь, настроение у него испортилось, и, пожалуй, он с еще большим удовольствием издевался над Булстродом. В утреннем свете мистер Рафлс производил явно менее приятное впечатление.