Жизнь и творения Зигмунда Фрейда - Эрнест Джонс

В мае дела шли не столь хорошо. Желудок так сильно мучил его, что Фрейду пришлось пройти специальное обследование, чтобы исключить подозрение на рак. Эта проверка была выполнена врачом Вальтером Цвейгом, доцентом по кишечным расстройствам. Фрейд заметил: «Он так сердечно поздравлял меня, что я сделал вывод, что он несомненно ожидал обнаружить рак…»

В этот же месяц пришли печальные новости из Америки. Стэнли Холл объявил о своей приверженности Адлеру. Фрейд писал: «Из-за личных причин я воспринял этот случай тяжелее, чем другие подобные». Ведь именно Стэнли Холл с таким энтузиазмом отнесся к деятельности Фрейда всего лишь пять лет тому назад и так много сделал для того, чтобы о работе Фрейда стало известно миру. Фрейд был явно огорчен и в том же письме добавил: «Я очень нуждаюсь в нескольких часах беседы с Вами». Однако примерно шесть лет спустя Стэнли Холл очень высоко отозвался о работе Фрейда и назвал его самым оригинальным и творческим умом в психологии нашего поколения: «Его взгляды, — писал он, — привлекли внимание и вдохновили выдающуюся группу исследователей не только в психиатрии, но также во многих других областях, которые в целом дали мировой культуре больше новых и содержательных суждений, чем полученные из любого другого источника внутри обширной сферы гуманитарных знаний».

Глава 20

Оппозиция

Теперь мне предстоит описать тот шторм оппозиции, который Фрейду приходилось выносить не только в годы первой мировой войны, но также в некоторой степени до конца своей жизни.

Говоря о природе и степени этой оппозиции столько лет спустя, мы сталкиваемся с определенными трудностями. Во-первых, большая часть враждебных отзывов того времени не могла пробиться в печать; она была просто непригодна для печати.

Не то чтобы об этом не говорили Фрейду. Пациенты, находящиеся в состоянии негативного переноса, не говоря уже о «добрых приятелях», следили за тем, чтобы он был хорошо осведомлен обо всей этой брани. Брань в его адрес на улице, остракизм и игнорирование являлись теми проявлениями враждебности, которых невозможно было избежать. К тому времени имя Фрейда стало олицетворением сенсационной — или даже дурной — славы для немецких психиатров и неврологов, а его теории их глубоко расстраивали, мешали спокойствию их духа. Трудно представить себе количество этих потоков брани и непонимания, выражавших те взрывные эмоции, которые были возбуждены. Только небольшая часть этого шквала просочилась в научные журналы, и то только в относительно цивилизованной форме. Большая же часть выливалась в нецензурных взрывах негодования по поводу его работ на научных встречах, а еще больше в частных беседах. Ференци хорошо заметил, что если оппоненты отрицали теории Фрейда, то эти теории определенно виделись им во сне.

Во-вторых, за последние пятьдесят лет произошло значительное изменение понятия о приличиях, причем во многом благодаря деятельности самого Фрейда. Если в наши дни о видном человеке скажут, что он «одержим сексуальными представлениями», что он интересуется отталкивающими сторонами сексуальности, рассуждает о всевозможных событиях или действиях в этой сфере, то большинство людей будут думать, что это довольно странно с его стороны, но все же судить о нем будут с других позиций — по остальным личным качествам и его успехам. Даже если будут сделаны намеки на то, что он сам развращен, одни только подобные слухи едва ли исключат его из общества как человека, с которым не следует разговаривать или которого нельзя принимать в порядочную компанию. Мне кажется, что к нему не станут относиться как к особенно злонамеренному и безнравственному человеку, как к врагу общества.

Однако именно такой позорный ярлык прикреплялся к такому человеку даже в первые десятилетия XX столетия, не говоря уже о веке прошедшем. Фрейд жил во время, когда odium theologium была заменена odium sexicum, но еще не odiumpoliticum[131]. Будущему предстоит оценить, какой из этих трех периодов следует назвать самой позорной фазой в человеческой истории.

В те дни Фрейда и его последователей считали не только сексуальными извращенцами, но также обсессивными или паранойяльными психопатами, и полагалось, что подобное соединение представляет реальную угрозу обществу. Теории Фрейда интерпретировались как прямые подстрекательства к отбрасыванию каких-либо ограничений, к возвращению в состояние первобытной распущенности и дикости. Под угрозой находилась ни много ни мало как сама цивилизация. Как случается в таких обстоятельствах, возбуждаемая паника сама влекла к потере всех тех ограничений, которые, как казалось оппонентам, они защищают. Все понятия о хороших манерах, о терпимости и даже чувство порядочности — не говоря уже о какой-либо мысли об объективной дискуссии или научном исследовании — были просто выброшены за борт.

На конгрессе немецких неврологов и психиатров в Гамбурге в 1910 году профессор Вильгельм Вейгандт ярко выразил такое состояние тревоги при упоминании теорий Фрейда тем, что стукнул кулаком по столу и закричал: «Это не тема для обсуждения на научной встрече, этот вопрос имеет отношение к полиции». Подобным же образом, когда Ференци читал одну работу перед обществом медиков в Будапеште, ему указали, что работа Фрейда является не чем иным, как порнографией, и что подходящим местом для психоаналитиков является тюрьма.

Такая брань и поношение, однако, не всегда ограничивались одними словами. На неврологическом конгрессе в Берлине в 1910 году профессор Оппенгейм, знаменитый невролог и автор ведущего учебника по этому предмету, предложил организовать бойкот Любому учреждению, где будут терпимо относиться к взглядам Фрейда. В аудитории это предложение нашло немедленный отклик, и все присутствующие директора санаториев встали, чтобы заявить о своей непричастности к этому. Профессор Райманн пошел еще дальше и заявил, что «врага следует травить в его собственном логове», что необходимо собрать и опубликовать все случаи неудачного применения психоанализа в медицинской практике.

Довольно странно, но первая жертва оказалась в далекой Австралии, где пресвитерианскому священнику Дональду Фрейзеру пришлось отказаться от служения в церкви из-за своего сочувствия работам Фрейда. В тот же самый 1908 год меня принудили отказаться от одного поста в области неврологии в Лондоне из-за моих исследований сексуальных сторон жизни пациентов. Два года спустя правительство провинции Онтарио приказало прекратить публикацию «Asylum Bulletin», В нем перепечатывались все работы, написанные медицинским персоналом, а мою работу объявили «непригодной к печати даже в медицинском журнале». В 1909 году Вульфа уволили из учреждения, в котором он работал в Берлине. Пфистеру неоднократно угрожали вышестоящие власти, но ему удалось уцелеть. Его коллега Шнайдер оказался менее удачлив и был уволен со своего поста директора семинарии в 1916 году. В том же году Сперберу, известному шведскому филологу, отказали в присуждении звания доцента из-за написанного им эссе по сексуальному происхождению речи, и его карьера рухнула.