Кремлевское кино (Б.З. Шумяцкий, И.Г. Большаков и другие действующие лица в сталинском круговороте важнейшего из искусств) - Александр Юрьевич Сегень

— Нет, Иван Григорьевич, — поразмыслив, возразил главный кинооценщик страны. — Первую степень дадим Савченко за «Тараса Шевченко». Когда-то мы этого парня разругали за «Гармонь», он исправился, а это надо ценить. За «Кавалера Золотой Звезды» Райзману тоже первой степени.

— А как же Чиаурели?

— Погодите вы со своим Чиаурели. Вторую степень дадим, я так думаю, за прошлогоднюю ленту «Донецкие шахтеры» — режиссеру Лукову. Когда-то мы и этого режиссерчика отхлестали, как сидорову козу. Он тоже исправился. «Донецкие шахтеры» у него очень хорошие вышли. Петров и Герасимов у нас много уже получали. Пусть подождут до следующего года. А третью степень дадим, как вы и предложили, за эстонскую тематику Раппапорту, он и о Попове, помнится, хороший фильм сделал. И еще одну третью степень — картине «В мирные дни», она ведь тоже в цвете. Как там фамилия режиссера?

— Браун, товарищ Сталин, Владимир Браун, белорус из обрусевших немцев.

— Он прекрасно снимает о моряках, а фильм «В мирные дни» превосходно показывает, как в мирное время можно совершать настоящие подвиги. Так что, товарищ киноминистр, я думаю, таким списком и ограничимся.

— Простите, товарищ Сталин, — опешил Иван Грозный. — А как же Чиаурели?

— А знаете что, товарищ Большаков, — прищурился главный зритель. — Надоел мне этот сталинский лизоблюд. И его фанерный Сталин мне тоже осточертел хуже горькой редьки!

Глава двадцать шестая. Черный ворон

В последний день февраля он никуда не ездил, хорошо выспался, до самой полуночи поработал в своем кабинете, написал три десятка страниц своей новой книги по политэкономии и лишь тогда почувствовал легкую пустоту в голове, пугающую его в последнее время. Отправился в прихожую, где вместо Власика за столом сидел его заместитель Лозгачев. Нового коменданта Ближней дачи Хозяин не спешил назначать, все еще надеясь, что Военная коллегия Верховного суда пересмотрит его дело и вернет верного телохранителя.

Власика арестовали в начале декабря прошлого года по дурацкому делу врачей. Первой скрипкой в этом позорном концерте явился министр внутренних дел Игнатьев. К нему тотчас присоединился квартет Берия — Маленков — Хрущев — Булганин. Якобы в стране много лет тайно действовало общество врачей-вредителей, травивших партийных деятелей. К концерту подключили и Сталина, хотя он в открытую сомневался в реальности такого злостного заговора.

Все началось еще четыре с половиной года назад. За два дня до смерти Жданова на имя Власика пришло письмо от заведующей отделом функциональной диагностики Кремлевской больницы Лидии Тимашук. В письме сообщалось, что она сняла кардиограмму у Жданова и установила инфаркт миокарда, но профессора Виноградов, Егоров и Майоров диагноз не подтвердили, а значит, они действуют враждебно по отношению к своим пациентам. Власик тотчас отнес бумагу Хозяину, тот прочитал и сказал:

— Чепуха! Виноградов — светило кардиологии, вся грудь в орденах Ленина. Егоров — академик, основоположник авиационной медицины, лучший терапевт в мире. Лечащий врач Сталина. Нашла, тоже мне, врагов народа. — И поставил на письме резолюцию: «В архив».

Жданов вскоре умер, но даже это не склонило Хозяина задуматься о правоте Тимашук. Ее понизили в должности и перевели в филиал Кремлевки. Она продолжала строчить письма о существовании врачей-вредителей, но они оставались без ответа.

Вдруг эти сигналы из прошлого вновь зазвучали, Игнатьев выудил письма Тимашук и доложил Сталину, что ее информация подтвердилась, врачи-вредители, в основном русские, но немало и сионистов, действующих по указке США, арестованы. Семидесятилетнего выдающегося кардиолога Виноградова на допросах избивали, и он, не выдержав пыток, подписал все, что от него требовали. Дело стало стремительно набирать обороты, начались аресты. Игнатьев распорядился арестовать и Власика, поскольку первое письмо Тимашук направила на его имя, а он отнесся к сигналу наплевательски. Этим арестом Хозяин остался особенно недоволен, оставшись без верного Николая Сидоровича, как без рук. Да, в последнее время Власик часто раздражал его: выяснилось, что он любит прикарманивать то, что плохо лежит, бабник, даже к Валечке Истоминой пытался приставать, чему оказался свидетелем Лозгачев. Стоило его припугнуть. Но Сталин постоянно узнавал, как там Власику в тюрьме, и требовал поскорее разобраться и по возможности отпустить.

Но Власика не отпускали, а после Нового года сняли с должности и Поскребышева, обвинив в потере важных государственных документов. Рухнули сразу две подпорки, без Коли и Саши Хозяин почувствовал себя так, как если бы его, не умеющего плавать, швырнули в Черное море и сказали: «Плыви в сторону своей дачи!»

Выйдя в эту морозную февральскую полночь прогуляться, Сталин первым делом увидел ворона, разгуливающего по заснеженному кругу спящего фонтана.

— О, Коракс! Привет! — радостно приветствовал он его. Ворон появился на Ближней даче этой зимой, и Сталин все изучил про эту птицу, запомнил, как она называется на латыни: corvus corax.

Заведующий Особым сектором Секретариата ЦК ВКП(б) А. Н. Поскребышев. Ноябрь 1947. [РГАКФД]

Ничего не ответив, ворон внимательно поглядел на человека в потерханных валенках и лысеющей старинной дохе и решил не спешить с отлетом. Сойки отовсюду ругались на него, мол, чего ты тут забыл? Мы ворон изгнали, а тебя и подавно прогоним.

— Тихо вы! Видите, это не ворона, а ворон.

Медленно Сталин приблизился к птице и поделился своими печалями:

— Один я остался, брат Коракс. Вокруг меня, как вокруг Городничего. Одни свиные рыла.

— Ток, — понимающе ответил ворон.

В последнее время не только Поскребышев с Власиком исчезли, но и весь ближний круг. Не те отношения уже с Молотовым. Да и как иначе, если его жену Полину Жемчужину исключили из партии и арестовали по приказу Сталина четыре года назад. На торжественном приеме, данном Молотовым для иностранных дипломатов, Полина Семеновна, урожденная Перл Соломоновна, весь вечер уединялась с послом Израиля Голдой Меир, называла себя дочерью еврейского народа, куда он, туда и она. А Голда Меир уже тогда выступала за сближение Израиля не с Советским Союзом, а с Америкой. Потом Полина вместе с Голдой ходила в Московскую хоральную синагогу и заявляла, что если будет хорошо Израилю, то и всем евреям будет хорошо. Вскоре Сталину доложили, что она вообще вела с Голдой Меир тайные переговоры, и он не воспротивился ее аресту. Полину Семеновну упекли в ссылку — на пять лет в Кустанай. Молотов приходил к своему лучшему другу и плакал, на что Сталин жестоко ответил:

— Нашел о ком рыдать! Мы тебе другую бабу найдем.

То, что евреи не оценили Сталина как главного сиониста, ибо именно по его воле создано их