Женские лица русской разведки - Михаил Михайлович Сухоруков

Знаменщик Либавского полка был смертельно ранен в живот и его доставили на перевязочный пункт вместе со знаменем на древке. Здесь он сорвал знамя с древка, свернул его и передал Генриетте Сорокиной с просьбой сохранить. Согласимся, что просьба выглядит странно. Ведь самое разумное в подобной ситуации было бы передать знамя начальству перевязочного пункта или командованию полка, при котором этот пункт был развёрнут. Почему знаменосец доверился неизвестной ему сестре милосердия, к тому же говорящей с иностранным акцентом, а не передал знамя кому-то из офицеров — тоже загадка.

Однако, находясь под впечатлением от услышанной истории, фон Кнорринг сказал: «Ваш подвиг, сестра, согласно статуту, награждается орденом Св. Георгия, но эта награда вам может быть пожалована только непосредственно Государем Императором». «Этого-то мне бы и хотелось», — ответила сестра»[622].

Ранение и немецкий плен

На вопрос о том, как же ей удалось сохранить знамя полка, Генриетта Сорокина рассказала ещё более странную историю. Оказалось, что она вместе со знаменем Либавского полка попала в германский плен. Её с ранением в ногу подобрали немецкие санитары и доставили в германский госпиталь. Здесь ей извлекли пулю из ступни ноги и оставили для дальнейшего лечения. Сколько она пробыла в немецком госпитале — неизвестно. С её слов, там она находилась до того времени, пока «на основании Женевской конвенции, ее не признали подлежащей эвакуации в Россию»[623].

Подлечившись в немецком госпитале, Генриетта Викторовна непонятно каким образом оказывается на положении подлежавшей высылке в Россию. Домой она добиралась через Норвегию и Швецию. Она объяснила это ее депортацией в Россию согласно Женевской конвенции[624]. Надо сказать, что сомнения в правдивости рассказа сестры милосердия возникли сразу. У неё интересовались, как она смогла скрывать знамя во время медосмотров при пребывании во вражеском госпитале. Спрашивали, как она скрывала знамя при пересечении границ иностранных государств и, не находя ответов, участники этой встречи высказывали самые разные предположения, обсуждая услышанный рассказ сестры милосердия Г.В. Сорокиной.

Ситуация обрела особую остроту, когда Гейнштор, помогая Генриетте Викторовне надеть её солдатскую шинель, случайно нащупал в кармане «большой револьвер». Сестрам милосердия оружие не полагалось. О своей находке он доложил помощнику начальника Военно-походной канцелярии лейб-гвардии Преображенского полка полковнику К.А. Нарышкину и получил задание пригласить Генриетту Викторовну на ужин, чтобы в неформальной обстановке поподробнее расспросить её о деталях столь запутанной истории. Кстати, в публикации Гейштора Нарышкин ошибочно указан как представитель Кавалергардского полка, в котором он никогда не служил. Будучи другом детства царя, он всю свою службу провёл в лейб-гвардии Преображенском полку и в дальнейшем всегда числился по гвардейской пехоте[625]. Скорее всего, неточность связана с тем, что воспоминания путейского инженера были написаны и опубликованы спустя несколько десятилетий после описываемых событий.

А тогда, после обнаружения у Г.В. Сорокиной оружия, дело начало приобретать уже конспирологическое направление и возникли подозрения в том, что, возможно, она имеет тайной целью совершить покушение на императора Николая II. Тем более что Сорокина несколько раз уточняла, примет ли её царь лично. Германский след в этой странной истории просматривался и в том, что до начала Первой мировой войны 6-й Либавский пехотный полк носил имя принца Фридриха-Леопольда Прусского. Тем более что последующие события, прямо или косвенно, подкрепляли подозрения в том, что сестра милосердия может оказаться германской шпионкой.

Полковник Нарышкин поручил Константину Михайловичу Гейштору пригласить её на ужин в ресторан, чтобы поближе познакомиться с ней и заодно выяснить, для чего она носит с собой оружие. При этом все расходы в этом случае Военно-походная канцелярия брала на себя.

Сорокину разместили в гостинице «Эрмитаж», которая находилась напротив Николаевского вокзала. На другой день путейский инженер, переодевшись в свою форму, навестил сестру милосердия и предложил ей прогулку по Петрограду. Обедали они в ресторане гостиницы «Европейская». Заметим, что в ту пору в столице существовало две гостиницы с таким названием: одна располагалась на Невском проспекте в доме 36, а другая находилась рядом с Михайловским садом. Впрочем, они были недалеко друг от друга. В ресторане какой из них они обедали — неизвестно. Затем они вместе вернулись в гостиницу, где жила Сорокина. Учитывая, что на улице был декабрь, они согревались чаем и вели неспешную беседу.

Генриетта Викторовна рассказала, что по матери она была шведкой и дома с матерью всегда говорила по-шведски, отсюда и её иностранный акцент. Родители её рано умерли. Она воспитывалась в семье сестры матери, жившей в городе Херсон. Затем она рано вышла замуж за врача. С началом войны он ушел на войну и пропал без вести в первых боях в Восточной Пруссии.

В ходе сражений начала войны она была в санитарном отряде при 1-й армии, потом потеряла связь с отрядом и оказывала помощь раненым в разных местах.

На прямой вопрос об оружии сестра милосердия смутилась и сказала, что носит его для самообороны. Она достала из кармана шинели и показала браунинг. Инженер проверил оружие. Оно было заряжено и готово к стрельбе. Похоже, что выпускник Первого кадетского корпуса Гейштор был знаком с оружием не понаслышке.

Судя по приведённому в статье описанию, речь шла о весьма популярной среди офицеров русской армии модели самозарядного пистолета Джона Браунинга, выпускавшейся с 1910 года бельгийской Национальной фабрикой военного оружия в городе Эрсталь. Не имевший внешнего курка, он считался удобным для карманного ношения. Пистолет имел 3 предохранителя от случайного выстрела и считался безопасным при ношении: неавтоматический флажковый, автоматический рамочный и магазинный. Именно последний предохранитель уберёг Гейштора от случайного выстрела, когда в гостинице он вынул полностью снаряженный семью патронами калибра 7,65 мм магазин и увидел восьмой патрон в патроннике. Пистолет Генриетты Викторовны был изготовлен для немедленной стрельбы.

Военным министерством России ещё с довоенных времён было разрешено покупать этот пистолет офицерам за свой счёт. Стоил он около 15 золотых рублей. Пистолет модели 1910 года имел длину чуть больше 15 см и весил 590 граммов[626]. Хранить такое оружие вместе со знаменем в германском госпитале было бы для раненой сестры милосердия Сорокиной весьма проблематично, если не сказать, что вообще невозможно.

Со слов Сорокиной, получалось, что пистолет она подобрала на поле боя и всё время хранила его вместе со знаменем. Она объяснила, что опасалась посягательств со стороны германцев. Помимо этого, она показала инженеру и имевшуюся