Влияние морской силы на историю 1660-1783 - Алфред Мэхэн

Независимо от тактики маневрирования враждебных флотов, была некоторая разница и в вооружении их, которая способствовала тактическому преимуществу одного из них, и потому на ней следует остановиться. Французские корабли были лучше английских по мореходным качествам и имели более сильное боевое вооружение. Сэр Чарльз Дуглас, выдающийся офицер, деятельного и глубокого склада ума, относившийся с особенным вниманием к деталям по части морской артиллерии, исчислил, что, по весу орудий, тридцать три французских корабля превосходили тридцать шесть английских на силу четырех 84-пушечных кораблей, и что и после потери Zele, Jason'a, и Katon'a на стороне французов еще оставалось преимущество, равносильное артиллерии двух 74-пушечных кораблей. Французский адмирал ла Гравьер допускает вообще, что в ту эпоху калибр французских орудий был выше, чем английских. Лучшая конструкция французских кораблей и их большее углубление позволяли им ходить и лавировать лучше, чем и объясняется отчасти успех усилий де Грасса выйти на ветер; в полдень 11-го числа только три или четыре корабля его флота были видны с марса английского флагманского корабля, который был всего на дистанцию пушечного выстрела от них 9-го числа. Только неудачное маневрирование Zele и Мадпапгте согнали де Грасса с его выгодной позиции и оправдали настойчивость Роднея, положившегося на помощь случая в достижении намеченной цели. Большую эскадренную скорость французских кораблей до некоторой степени трудно объяснить, так как, хотя и несомненно обладая лучшими обводами, они не все были обшиты медью в подводной части, потому что такая обшивка еще не была так широко распространена во французском флоте, как в английском, так что в первом были еще некоторые корабли, не обшитые медью и с дном, испорченным червоточиною[204]. Лучшая способность французских судов к лавировке была, однако, замечена английскими офицерами и хотя вышеупомянутый выигрыш их в наветренном положении и должно приписать отчасти тому обстоятельству, что Родней после сражения 9-го числа пролежал некоторое время в дрейфе вероятно, для исправления серьезнейших повреждений, полученных небольшим отрядом его судов в горячей схватке с противником, значительно превосходившим его численно. В описании этого сражения было упомянуто, что французы держались на полудистанции пушечного выстрела, это делалось ими для того, чтобы нейтрализовать преимущество англичан, состоявшее в том, что у них было большое число карронад и других орудий малого веса, но большего калибра, которые в близком бою были весьма действенны, но при больших дистанциях были бесполезны. Второй в порядке командования, де Водрейль, которому было вверено ведение этой атаки, прямо утверждает, что если бы он держался в пределах досягаемости карронад, то корабли его были бы скоро обиты. Как ни смотреть на те основания, в силу которых французы отказались попытаться разбить неприятеля, в том положении его, в каком была английская дивизия, не может быть вопроса в том, что если целью де Водрейля было только помешать преследованию противником обитых кораблей де Грасса, то тактика его 9-го числа была во всех отношениях превосходна. Он нанес противнику огромный вред, подвергая свои силы наименьшему риску. 12-го числа де Грасс, позволив заманить себя в пределы досягаемости карронад, отказался от такой тактики, кроме того, что пожертвовал еще минутному побуждению всей своей прежней стратегической политикой. Будучи скорострельными вследствие своей легкости, стреляя картечью и ядрами большего калибра, упомянутые орудия были особенно действительны на близкой дистанции и бесполезны на большой. В позднейшей своей депеше де Водрейль говорит: "Действие этого нового оружия особенно смертоносно в пределах дистанции ружейного выстрела: это оно нанесло нам такие серьезные повреждения 12-го апреля". Были еще другие артиллерийские нововведения, по крайней мере на некоторых английских кораблях, которые, увеличив меткость, скорость стрельбы и угол обстрела, значительно подняли силу их батарей. Мы говорим здесь о введении замков, при которых выстрел из орудия мог производиться номером, наводившим последнее, а также о достижении возможности, усовершенствованиями в установке орудий, наводить их больше на нос и на корму, чем делалось это до тех пор. В одиночных боях, где корабли не связаны в своих движениях эскадренными требованиями, эти усовершенствования давали возможность обладателю их занять такое положение, откуда он мог поражать своего противника, не бывшего в состоянии отвечать ему — и действительно, имеются некоторые замечательные примеры такого тактического преимущества. В эскадренном же бою, какой теперь и рассматривается, преимущество англичан состояло в том, что они могли обстреливать противника косыми выстрелами, наводя орудия более на нос и на корму, когда противник проходил мимо, чем число выстрелов увеличивалось против прежнего вдвое и более и что уменьшало безопасный для противника промежуток при прохождении его между двумя враждебными ему судами[205]. Эти последствия теперь устаревших деталей заключают в себе никогда не стареющие уроки; они никоим образом не отличаются от последствий введения в боевое вооружение игольчатых ружей и мин.

И в самом деле, все сражение 12-го апреля 1782 года преисполнено глубоко поучительными уроками. Настойчивость в преследовании, занятие выгодного положения, сосредоточение своих усилий, разделение сил неприятеля, тактическое применение небольших, но важных усовершенствований в материальных средствах войны — все это было уже указано выше. Того, кого влияние сражения 9-го апреля на битву 12-го апреля не убедило в необходимости не упускать случая бить неприятеля по частям, нечего уже и пытаться убеждать в ней. Факт, что французы отказались от намерения атаковать Ямайку после поражения их флота, показывает решительно, что истинный путь к обеспечению достижения конечных целей состоит в поражении силы, которая угрожает им. Остается теперь рассмотрение изложенных событий по крайней мере еще в одном отношении, деликатном по своему характеру, но существенном для вывода из них полных уроков, а именно — каким образом эксплуатировалась победа и каковы были последствия ее для хода войны вообще.

Подверженность парусных кораблей повреждениям в рангоуте и парусах другими словами, в орудиях той подвижности, которая составляет главное свойство морской силы, — затрудняет сказать теперь, когда с тех пор прошло столько времени, что можно или чего нельзя было сделать после того или другого сражения. Этот вопрос связан не только с действительно полученными повреждениями, которые вахтенные журналы могли записать, но также и со средствами исправления их, с энергией и способностями экипажа, неодинаковыми на различных кораблях. Что касается, однако, того, что английский флот имел возможность эксплуатировать свою победу 12-го апреля более энергичным преследованием неприятеля, то мы имеем авторитетные свидетельства двух замечательнейших офицеров: сэра Самуюэля Худа — второго в порядке командования флотом — и сэра Чарльза Дугласа — флаг-капитана, или начальника штаба адмирала. Первый выразил мнение, что можно было бы взять двадцать неприятельских кораблей, и сказал это Роднёю на следующий день; тогда как начальник штаба был так огорчен неудачей и тем, как адмирал принимал его советы, что серьезно думал отказаться от своей должности[206].

Совет и критика легки; не может также никто чувствовать бремя ответственности так, как чувствует его человек, на которого оно возложено, но великие результаты не часто могут достигаться на войне без риска и усилий. Правильность суждений двух упомянутых офицеров подтверждается, однако, выводом из французских донесений. Родней оправдывается в том, что не преследовал побежденного неприятеля, ссылкой на обитое состояние многих своих кораблей и на другие аварии, свойственные концу жаркого боя, и затем распространяется в соображениях о том, что могли бы сделать в ту ночь, в случае преследования, французы, которые "уходили во флоте из двадцати шести линейных кораблей[207]. Приняв во внимание то, что сделал французский флот в течение дня, нельзя не сказать, что эти соображения делают честь только воображению Роднея. Что же касается флота в двадцать шесть[208] кораблей, то де Бодрей ль, потребовавший сигналом, после сдачи де Грасса, сбора флота около себя, увидел на следующее утро, что его сопровождает только десять кораблей, и ни один более не присоединился к нему ранее 14-го числа; после же того в течение нескольких дней к нему подошли еще пять кораблей, один за другим[209]. С этими силами он направился к месту rendez-vous у Французского мыса, где его ожидали другие пять кораблей, вместе с которыми его флот дошел до численности двадцати кораблей, исправивших там свои повреждения. Наконец, остальные пять из участвовавших в сражении бежали к Кюрасао (Curacoa), отстоящему на шестьсот миль от места боя, и не присоединились к флоту до мая месяца. "Флота из двадцати шести кораблей", таким образом, не было в действительности; напротив, французский флот был весьма сильно рассеян и несколько кораблей его даже совсем от него отделились. Что же касается аварий в английском флоте, то, кажется, нет оснований думать, что они были серьезнее, чем у неприятеля; скорее они были менее серьезны, и любопытные сведения по этому предмету находим в письме сэра Джильберта Блэна (Sir Gilbert Blane): "С трудом заставили мы французских офицеров поверить, что списки убитых и раненых, представленные с наших кораблей адмиралу, были верны, один из них даже резко спорил со мною, утверждая, что мы всегда обнародуем ложный отчет о своих потерях. Я тогда прошелся с ним по палубам корабля Formidable и обратил его внимание на число пробоин, а также па то, как мало пострадал такелаж, и спросил его, вероятно ли, чтобы такие незначительные повреждения сопровождались потерею более, чем четырнадцати человек, которые были у нас убиты, число, наибольшее во всем флоте, за исключением кораблей Royal Oak и Monarch. Он согласился, что наш огонь, должно быть, был значительно сильнее и более меток, чем их"[210].