Мужики и бабы - Борис Можаев

- Вот именно! - подхватил Поспелов и постучал карандашом. - Я предлагаю внести в резолюцию отдельным пунктом: одобрить в целом работу выездной тройки в Гордеевском узле, указав на оплошность по части временного содержания под арестом нарушителей порядка без разрешения прокурора. Поспелов оглядел всех из-под очков и спросил: - Как, товарищи?

- А чего ж... Голоснем! - предложил Чубуков.

И снова все шесть голосов дружно объединились.

- Теперь насчет забоя скота. Нужны самые решительные меры пресечения. Иначе мы останемся без свиного поголовья, - сказал Поспелов. - Какие будут соображения?

- Овец тоже режут... И до рогатого скота добираются, - сказал Озимов.

- А милиция уклоняется... сидит сложа руки, - буркнул Возвышаев.

- Между прочим, в Гордеевском узле, с которого началась эта резня, шуровал ты. И нечего валить с больной головы на здоровую. - Озимов подался вперед и сердито нагнул голову, словно лбом хотел сшибить Возвышаева.

И тот подался всем корпусом:

- Я выполнял план контрактации, а ты по избам шастал и лясы точил.

- Может, обойдемся без выпадов? - Поспелов застучал карандашом о графин. - Какие будут предложения?

- Применить чрезвычайные меры к забойщикам скота, - сказал Чубуков. Постановление разослать по району. У кого обнаружат забитую скотину конфисковать. А самого посадить.

- Голоснем? Кто "за", прошу поднять руки. Так, единогласно... На "разное" у нас поступило письмо от Зенина, секретаря Тихановской ячейки, сказал Поспелов. - Он просит бюро поставить вопрос о привлечении к судебной ответственности зачинщиков женской демонстрации против закрытия церкви и нападения на его жену, продавца местного сельпо. Какие будут соображения?

- Здорово живешь! - сказал Озимов. - Бюро не народный суд. Оскорбили его жену - пусть подает куда следует, где разбирают правонарушения. А нам и без того дел хватает. И потом - много чести для жены Зенина, чтобы ее стычки с прохожими разбирали руководители района.

- Товарищи, позвольте! - встал Возвышаев. - Тут дело пахнет политической провокацией. Нападение на жену Зенина совершено в тот самый день, когда закрывалась церковь.

- Какая политическая провокация?! Юбку стащили с нее, - сказал Озимов. - Не путай политику с дамской юбкой.

Все засмеялись, а Возвышаев скосил глаз и густо покраснел:

- Это называется притуплением бдительности на формы классовой борьбы. Я прошу бюро обратить на это внимание. - И, обиженный, Возвышаев сел.

- Вы расследовали, что там случилось? - спросил Поспелов Озимова.

- Кадыков занимался этим делом. Мелкое хулиганство. Перепалка была. Начала ее не кто иной, как жена Зенина. Смеялась над суеверием этих баб. Они ей стекла побили. Вот и вся история... Пусть подает в суд. Вон, Радимов разберется.

- Радимов, учтите такой оборот дела.

- Это мы в момент. Р-раз, и квас, - пробасил судья.

Поспелов снова обернулся к Озимову:

- А Кадыков а мы у тебя забираем.

- Куда?

- Пойдет председателем колхоза в село Пантюхино.

- А как же уголовный розыск?

- Подберите кого-нибудь. Сплошная коллективизация поважнее вашего уголовного розыска.

10

Накануне Нового года Соня Бородина получила письмо от мужа из Юзовки едет. Батюшки мои! Что делать? Куда деваться? Деньги, что присылал он на кладовую, - без малого тысячу рублей, - все истратила. Занять на время, чтоб отчитаться? У кого? Кто даст? Бежать ежели в город... Чтоб устроиться. На какие шиши? Может, Паша поможет, посоветует, что делать...

С наступлением темноты она пораньше уложила ребятишек в постель и пошла к Семену Жернакову, у которого жил на квартире Кречев. Душой понимала нельзя туда идти: хозяйка, Параня Жернакова, была взята от Бородиных и доводилась родной сестрой Михаилу. Что подумает она, как посмотрит? Поди, догадается - зачем припожаловала. Но что делать? Не ловить же Кречева посреди улицы или в сельсовете при честном народе.

Двухэтажный кирпичный дом Жернаковых стоял в центре села, позади общественного трактира. На втором этаже, который занимал Кречев, - темно, внизу в двух окнах светился огонь. Входная дверь в нижний этаж вела прямо с улицы, как в кладовую. Раньше весь низ занимала бакалейная лавка потому и не было сеней и вход был с улицы. Соня потянула на себя скрипучую дверь и нырнула вниз с высокого порога вместе с белым облаком морозного воздуха.

Паранька сидела в передней за столом, вязала чулок. Двое ребятишек под висячей лампой готовили уроки. Топилась грубка.

- Здравствуйте вам! С добрым вечерком! - Соня расстегнула верхний крючок шубенки и ослабила затянутую на шее шаль, оставаясь стоять возле дверей.

- Садись вон на скамью. В ногах правды нет, - сказала хозяйка, не отрываясь от чулка и не сделав ни малейшего движения навстречу гостье. У нее был высокий, как и у всех Бородиных, нос и впалые маленькие глаза, отчего она казалась подслеповатой. Ребятишки тоже исподлобья недружелюбно поглядывали на Соню.

Соня села на скамью и, опершись руками о колени, сделала как можно более озабоченный вид.

- Я эта... Посоветоваться к тебе, сестрица.

Паранька только головой мотнула, продолжала вязать, не глядя на нее.

- Письмо прислал Миша. Обещает к Рождеству приехать. Надо бы собраться по такому случаю. Я все наготовлю сама и вина накупила. Только изба-то у нас не для гостей - посадить негде.

И опять молчание...

- Хозяин ай со скотиной убирается? - спросила Соня.

- Где-то по дворам шастает, - ответила Параня.

- Вот я и не знаю... С ним бы посоветоваться. Может, у вас соберемся?

- Будет тебе дурака-то валять, Соня. Ты, никак, за один стол хочешь усадить мужа и полюбовника Кречева, - сверкнула на нее вспыхнувшими глазами хозяйка.

- Ой, что ты, господь с тобой! Какой он мне полюбовник? Так, языками треплют. А ты на веру берешь. У меня еще дело к нему.

- Эка приспичило на ночь глядя... Дело у тебя к мужику? Постыдилась бы.

- Ой, что ты, господь с тобой! Об чем ты все толкуешь? Я в Пугасово собралась назавтра съездить на базар. А он будто обоз с утра отправляет. Вот и хочу попроситься - может, разрешит с обозом. Я бы за ночь собрала кое-что. Где он? Дома, что ли?

Хозяйка помедлила и сказала:

- В клубе на заседании.

- Там вроде бы вечер сегодня. Представление.

- А кто их знает, басурманов. Пост, а у них веселье. Черти рогатые.

- Дык как же насчет сбора? У вас нельзя, значит?

- Семен говорил, будто бы Андрей собирает к себе. У них и горница попросторнее нашей, - нехотя отозвалась Параня.

- Андрею Ивановичу завсегда больше всех надо. Не мужик, а сваха, проворчала Соня, вставая. - Ну, я пойду. На базар вот собираюсь, кое-что купить к приезду Михаила. Наш базар совсем разогнали, окаянные души.

- Нечего на нем продавать... Скот под запретом и зерно тоже. Все даром норовят взять. Времена подошли непутевые.

- Пойду поищу его, - сказала от дверей Соня.

- Ступай, ступай, милая. Авось обрящешь колотушкой промеж глаз.

Соня вышла на улицу с таким чувством, будто взашей ее вытолкали. И тошно совсем сделалось. Идти в клуб, на люди, ловить его за полу последнее дело. Но иного выхода не было. С утра он уезжает в Пугасово. А там вернется к самому приезду Михаила. Об чем тогда говорить? Шла в клуб, а сердце колотилось в самой глотке, и ноги заплетались. Шла и злилась не на того, кто позор положил на ее голову, с кем деньги в кутежах промотала, а злилась на мужа, которого не видела почти два года.

"Эх, Тара головастый! - это прозвище Михаила. - Бросил меня на произвол судьбы и в ус не дует. Легко ли одной бабе горе мыкать? Я греха не искала, не шастала по гулянкам. Он сам нашел меня среди бела дня и свалил в одночасье. Разе устоять слабой бабенке безо всякой опоры и поддержки? Вон, святые апостолы и те в одиночку грешили. Господи, господи! Прости ты меня, Христа ради, окаянную. Вразуми, что делать? Куда деваться?.." - так думала она и шла прямехонько в клуб.

Это культурное заведение открыли в Тиханове еще в прошлом году переделали старую кирпичную церковь, а летом пристроили еще большие деревянные сени и назвали их по-заграничному - фойе. Но тихановцы звали по-своему - фуе. К Новому году эти деревянные стены изнутри обклеивали шпалерами и вешали на них большие картины, писанные масляными красками, на тему: "За грибами в лес девицы гурьбой собрались...", "Охотник на зорьке возле озера", "Иван-царевич верхом на сером волке".

Девицы, собравшиеся по грибы, стояли возле леса в цветастых платьях и смотрели прямо перед собой большими белыми глазами; серый волк, на котором ехал Иван-царевич, похож был не то на безрогого козла, не то на карликовую лошадь, а охотник с бородой поэта Некрасова держал наперевес двустволку и тоже смотрел круглыми белыми глазами на клубную публику. Заведовал новым клубом сын Тараканихи - Ванечка Таракан. Он и в самом деле смахивал на таракана - худой, черноволосый, в длинном черном пиджаке из чертовой кожи, он вихрем носился по Тиханову, на лошади не догонишь. "Ванечка, пусти кино посмотреть!" - кричали ему ребятишки. "Приходите динаму крутить. Тогда пущу", - отвечал он на бегу.