Жуков. Портрет на фоне эпохи - Лаша Отхмезури

В 02:30 7 октября Жуков позвонил Сталину по «вертушке» (аппарату ВЧ-связи) и доложил о почти полном окружении Западного фронта (кольцо замкнется через несколько часов), отсутствии связи с Резервным и Брянским фронтами.

« –  Главная опасность сейчас заключается в слабом прикрытии на Можайской линии. Бронетанковые войска противника могут поэтому внезапно появиться под Москвой. Надо быстрее стягивать войска откуда только можно на Можайскую линию обороны.

И.В. Сталин спросил:

 –  Где сейчас 19-я, 20-я армии и группа Болдина Западного фронта, где 24-я и 32-я армии Резервного фронта?

 –  В окружении западнее и северо-западнее Вязьмы,  – ответил я.

 –  Что вы намерены делать?

 –  Выезжаю сейчас же к Буденному.

 –  А вы знаете, где штаб Буденного?

 –  Буду искать где-то в районе Малоярославца.

 –  Хорошо, поезжайте к Буденному и оттуда сразу же позвоните мне»[468].

Изданная накануне директива Ставки требовала подготовить Можайскую линию обороны с 6 стрелковыми дивизиями, 6 танковыми бригадами, 10 полками противотанковой артиллерии. Силы приходилось собирать со всех фронтов. Они могли быть готовы не ранее чем через неделю. За это время Москва могла пасть. 8 октября главная военная газета «Красная звезда» заявила, что «существует угроза самому существованию Советского государства». Александр Щербаков, глава столичной парторганизации, повторил это на митинге: «Надо посмотреть правде в глаза: Москва в опасности».

Прежде чем предпринять что бы то ни было, Жуков должен был встретиться с Буденным, получить от него сведения о местоположении штабов армии, узнать, какие силы смогли вырваться из окружения. Можно себе представить, что чувствовал Георгий Константинович. Что же это за армия, если неизвестно, где находятся командующие фронтами – Буденный и Еременко? Что это за командиры, которые в разгар сражения бесследно исчезают, оставив вверенные им соединения без управления? Гнев, холодный гнев, свидетельствует водитель Жукова Бучин. Генерал выехал 7 октября, в ночь, около 20 часов. «Моросил мелкий дождь, густой туман стлался по земле, видимость была плохая…» Эти часы навсегда отпечатались в памяти полководца. В ту октябрьскую ночь Жуков увидел край бездны, в которую могли рухнуть Красная армия и Советский Союз. Возникли ли у него сомнения в победе? Он ничего об этом не говорит. Ни один свидетель не рассказывает, что в разговоре он упоминал о возможности поражения. Жуков был полностью поглощен порученным ему делом. Его воля к борьбе, усилия по преодолению физической усталости, непрерывная борьба с расхлябанностью и безответственностью не оставляли ему времени для передышки. Он хотел только одного: взять в свои руки рычаги управления, вдохнуть энергию, оживить волю, отстранить слабых и некомпетентных, уничтожить трусов. Гнев и применение крайних мер были у него нормальной реакцией на стресс и неудачи. То неслыханное перенапряжение, в котором он жил все сорок семь месяцев войны, могло бы убить любого его коллегу. Сам он, очевидно, выдерживал его благодаря хорошей наследственности, генам своей матери Устиньи Артемьевны, но давалось ему это ценой вспышек выплескивавшейся на окружающих ярости, игравших роль клапана, выпускающего пар.

Бучин много часов кружил по отвратительным дорогам. Жуков отказывался отдыхать. Он выходил из машины, бегал по ночной темноте, умывал лицо и ехал дальше. Давай, давай! Никаких следов штаба. Ни войск, ни заградительных постов. Красная армия испарилась. А Гудериан рвался к Туле – южным воротам Москвы. Немецкие разведывательные подразделения находились на Минском шоссе, неподалеку от того места, где кружил Жуков. Вдали виднелись огни фар, вспышки орудийных выстрелов. В любой момент мог появиться отряд немецких мотоциклистов. ГАЗ-61 кружил без охраны, с выключенными фарами. Где противник?

Машина подъехала к Обнинску (105 км от Москвы), где должен был находиться КП Резервного фронта. «Проезжая Протву, я вспомнил свое детство. Всю местность в этом районе я знал хорошо, так как в юные годы исходил ее вдоль и поперек. В десяти километрах от Обнинска, где остановился штаб Резервного фронта,  – моя родная деревня Стрелковка. Сейчас там остались мать, сестра и ее четверо детей. Как они? Что, если заехать? Нет, невозможно, время не позволяет. Что будет с ними, если туда придут фашисты? Как они поступят с моими близкими, если узнают, что они родные генерала армии Жукова? Наверняка расстреляют. При первой же возможности надо вывезти их ко мне, в Москву. Через две недели деревня Стрелковка, как и весь Угодско-Заводский район, была занята немецкими войсками»[469].

На рассвете 8 октября Бучин заметил двух связистов, тянувших кабель. «Куда тянете, товарищи, связь?» – «Куда приказано, туда и тянем»,  – развязно и насмешливо ответил один из бойцов. Жуков вылез из машины, встал перед ними во весь рост, выпятил челюсть – признак гнева – и гаркнул: «Смирно!» Солдаты моментально подтянулись и ответили на вопрос. Через пять минут Жуков был на командном пункте. Там он встретил Мехлиса, который, по своему обыкновению, кому-то угрожал по телефону. Встреча получилась короткой и холодной.

« –  Где Буденный?

 –  Неизвестно. Боюсь, чего бы плохого не случилось с Семеном Михайловичем. А вы с какими задачами к нам? (Авторы соединили в одну реплику слова начальника штаба фронта Анисова и Мехлиса; Льву Захаровичу принадлежат только слова: „А вы с какими задачами к нам?“ – Пер.)

 –  Приехал как член Ставки, по поручению Верховного Главнокомандующего, разобраться в сложившейся обстановке».

Должно быть, этот властный тон вызвал внутреннюю дрожь у Мехлиса, вспомнившего, как в 1937 году многие генералы валялись у него в ногах.

Мехлис почти ничего не знал о ситуации, так же как и начальник штаба фронта Анисов, присутствовавший при встрече. Жуков оставил их на месте и, сев в «Бьюик», продолжил поиски. Бучин следовал за ним на ГАЗ-61. Жуков решил осмотреть окрестности города Юхнова на реке Угре, занимавшего важное стратегическое положение на пути в Москву. Там должна была находиться 43-я армия из второго эшелона фронта. Дороги разбиты. При переезде через реку «Бьюик» заглох. Его вытащили с помощью ГАЗа. Георгий Константинович пересел в машину Бучина. «Жуков каким-то неведомым чутьем отыскивал очередной штаб, они были замаскированы от врага, а в данном случае и от своих. Чем дальше мы ехали по прифронтовой полосе, тем больше Георгий Константинович мрачнел. После переезда Нары машина охраны отстала, и наш доблестный ГАЗ-61 в одиночку рыскал по разбитым дорогам. В опустевшем Малоярославце, где, казалось, сбежали все, включая власти, у райисполкома увидели две шикарные машины. Жуков вышел, растолкал дрыхнувшего шофера и узнал, что машины маршала С.М. Буденного».