Лучший из лучших - Смит Уилбур

– Это вы, пастор! – приветствовал Мунго Сент-Джон подошедшего Клинтона, зная, что такое обращение невообразимо раздражает священника. – Мы вас заждались.

Клинтон промолчал. Он стоял сгорбившись под дождем, и ни один из офицеров не шевельнулся, чтобы освободить местечко под навесом.

– Майор Вильсон собирается взять десяток человек и пойти на разведку на другой берег. Я хочу, чтобы вы его сопровождали: будете переводить, если встретите противника.

– До темноты осталось меньше двух часов, – невозмутимо сказал Клинтон.

– Тогда вам лучше поторопиться.

– В любую минуту начнется ливень, – не унимался Клинтон. – Отряд окажется разделенным на части…

– Пастор, ваше дело – отгонять дьявола и спасать души, а войну предоставьте нам! – Мунго повернулся к офицерам: – Вильсон, вы готовы?

Аллан Вильсон, прямодушный шотландец с длинными черными усами, говорил с акцентом, от которого веяло вереском и горными вершинами.

– В таком случае, сэр, я жду подробных указаний, – церемонно потребовал он: неприязнь между Вильсоном и Сент-Джоном появилась еще в день выезда из Булавайо.

– Положитесь на свой здравый смысл, старина, – отрезал Мунго. – Если появится шанс поймать Лобенгулу, хватайте его и везите сюда. Если вас атакуют, немедленно отступайте. Если вы окажетесь отрезанными, я не смогу перейти реку и поддержать вас пулеметным огнем, пока не рассветет, все понятно?

– Так точно, генерал! – Вильсон приложил руку к широкополой шляпе. – Пойдемте, ваше преподобие, – сказал он Клинтону. – У нас мало времени.

Вильсон и Клинтон ехали следом за Ингрэмом и Бернхэмом, американскими разведчиками, которые вели дозорный отряд вниз по крутому берегу Шангани.

Долговязый сутулый Клинтон в потертой овчинной куртке и бесформенной шляпе с грязными пятнами странно смотрелся среди одетых в мундиры военных. Подъехав к Мунго Сент-Джону, стоявшему, заложив руки за спину, над берегом реки, Клинтон наклонился и тихонько сказал, чтобы больше никто не услышал:

– Прочитайте вторую Книгу Царств, глава одиннадцатая, стих пятнадцатый.

Выпрямившись, он слегка пришпорил старого серого мерина, выданного компанией, и тот неуклюже заскользил вниз по спуску, который матабеле выкопали для фургонов Лобенгулы.

В этом месте Шангани была шириной в двести ярдов. В самой глубокой части русла мутная вода доходила до стремян всадников. Выбравшись на противоположный берег, маленький отряд затерялся в мокрых сумерках леса.

Не обращая внимания на моросящий дождик, Мунго Сент-Джон долго стоял, глядя на другой берег. Зачем он послал дозор за реку, когда до темноты остались считаные часы? Священник, разумеется, прав: свинцовое небо набухло дождем, скоро хлынет ливень. К тому же Кодрингтон сообщил, что при отъезде из Булавайо фургоны сопровождал старый хитрец Ганданг с его импи иньяти. Если уж разведывать другой берег, то следовало переправить туда весь отряд, пока еще не стемнело, – вот это было бы тактически верным решением. Тогда дозор мог бы в любой момент отступить под защиту пулеметов или основные силы пришли бы на помощь попавшим в беду разведчикам.

Какой-то демон овладел Сент-Джоном, заставив отдать этот приказ, – должно быть, Вильсон совсем вывел его из себя. Несносный шотландец не упускает случая перечить и сделал все возможное, чтобы подорвать авторитет Мунго среди других офицеров, которых весьма раздражает необходимость подчиняться американцу, а не соотечественнику-британцу. Недовольство и напряжение, царившие в маленьком отряде, – большей частью вина заносчивого прямолинейного шотландца. Лучше уж от него избавиться: ночка, проведенная в компании иньяти, стряхнет с Вильсона излишнюю спесь, и в другой раз он будет посговорчивее – если, конечно, доживет. Мунго зашагал обратно к брезентовому навесу, натянутому между повозками.

Его вдруг осенила неожиданная мысль.

– Капитан Борроу! – окликнул он.

– Да, сэр?

– У вас есть Библия? Одолжите на минутку.

Под навесом денщик Мунго развел костер и заварил кофе. Взял из рук Мунго мокрую куртку и набросил ему на плечи серое шерстяное одеяло.

Присев на корточки возле костра, Мунго медленно листал страницы походной Библии в потрепанном кожаном переплете и, найдя нужное место, задумчиво вчитался: «В письме он написал так: поставьте Урию там, где будет самое сильное сражение, и отступите от него, чтоб он был поражен и умер».

«Надо же, никогда бы не подумал, что я способен на такое», – удивился Мунго.

Сент-Джон взял горящую ветку из костра, зажег сигару и опустил красный кончик в кофе для улучшения вкуса напитка.

– Вот это да, пастор! – пробормотал Мунго. – Вы гораздо догадливее, чем я думал.

Он постарался объективно и беспристрастно проанализировать свое отношение к Робин Кодрингтон.

«Люблю ли я ее?» – спросил себя Мунго.

Ответ пришел незамедлительно: «Никогда не любил ни одной женщины и, видит бог, никогда не полюблю».

«Значит, я просто хочу ее?»

Он снова ответил без колебаний: «Да, я ее хочу. Хочу настолько сильно, что готов послать на смерть всякого, кто стоит на моем пути».

«Почему же я ее хочу? – размышлял Мунго. – Ведь я никогда не любил женщин – зачем мне именно эта? Она уже не молода, и, ей-богу, я мог бы выбрать сотню куда более красивых. Почему именно она? – Он усмехнулся собственной догадке. – Потому что только ею я никогда не обладал, и только она никогда не будет принадлежать мне целиком».

Захлопнув Библию, Сент-Джон злорадно улыбнулся, глядя на другой берег, заросший темным молчаливым лесом.

– Молодец, пастор. Ты догадался об этом задолго до меня самого.

Даже в наступающих сумерках следы, оставленные фургоном Лобенгулы, были ясно различимы. Вильсон пустил коня галопом.

Старый мерин Клинтона выбился из сил после двух недель тяжелого похода. Мало-помалу он отставал и через пять минут оказался возле капитана Нэпьера, в хвосте отряда. Брызги грязи из-под копыт передних лошадей заляпали лицо, сделав Клинтона похожим на больного какой-то странной болезнью.

Впереди густые заросли мопане поредели, открывая низкие безлесные холмы.

– Посмотрите-ка, ваше преподобие! – крикнул Вильсон, указывая на холмы. – Там, должно быть, сотни людей!

– Женщины и старики, – проворчал Клинтон, глядя на молчаливых наблюдателей на склонах. – Все боеспособные мужчины сопровождают короля.

Двенадцать всадников, не замедляя шага, галопом выехали из леса. Среди низких клубящихся облаков заворчал гром, небо над головой вздрогнуло.

Вильсон вдруг поднял руку:

– Отряд, стой!

Мерин Клинтона свесил голову ниже колен и тяжело дышал. Клинтон был благодарен за передышку: наездник из него никакой, он не привык к тяжелым верховым переходам.

– Преподобному отцу выйти вперед! – передали приказ по цепочке.

Клинтон ударил пятками в бока серого, заставив его заковылять вперед.

В этот момент налетел шквал дождя – в лицо словно сыпанули крупной солью. Клинтон утерся ладонью.

– Вон они! – отрывисто сказал Вильсон, хотя и без его слов Клинтон разглядел сквозь дождь грязную, потрепанную парусину на крыше фургона, поднимавшейся из кустарника в паре сотен шагов впереди.

– Пастор, вы знаете, что нужно сказать! – Здесь и сейчас шотландский акцент Вильсона звучал особенно неуместно.

Клинтон заставил коня пройти немного вперед и сделал глубокий вдох.

– Лобенгула, король матабеле, это я, Хлопи! Эти люди хотят, чтобы ты поехал в Булавайо для переговоров с Дакетелой и Лодзи. Слышишь ли ты меня, о король?

Тишину нарушали только поскрипывание веток под порывами ветра и шорох дождя, падающего на широкие поля старой шляпы Клинтона.

Из куста возле фургона отчетливо послышался щелчок затвора. Молодой голос шепотом спросил на синдебеле:

– Баба, пора стрелять?

Низкий и твердый голос ответил на том же языке:

– Еще нет. Пусть подойдут поближе, чтобы наверняка.