Прости, но я хочу на тебе жениться - Федерико Моччиа

Ее улыбка, он хотел бы наказать себя за то, что заставил ее плакать, он хотел бы разделиться надвое, создать нового себя, нового Алекса, невиновного, который бы держал в руке кнут и опускал его на спину Алексу первому… Острые удары, оставляющие следы цвета красных губ Ники, и еще удары, свирепые и глубокие, сдирающие кожу, совершенную, как ее улыбка… Улыбка, по которой он ужасно скучает. Он хотел бы ощутить эти удары, и не только их. Но даже самая сильная физическая боль не сравнится с тем, что творится у него в душе. Абсурдность существования, вакуум, полное отсутствие всего, как дышать в мире без воздуха, как пить из пустого стакана, как нырять в пустой бассейн, в тишину морских глубин, где нет звуков, слов, цвета, радости, счастья, кристаллизованные чувства, будто мир расколот пополам, и вдруг эта улыбка – бездушная, краденая, фальшивая, натянутая. Вот как чувствует себя Алекс, в чьем сердце пульсирует пустота. «Кто украл мои эмоции, мои чувства, мое счастье? Ты вор, проклятый вор любви, ты взял все это, а потом спрятал, разлил по бутылкам и от-правил в самые холодные погреба, под землю, на которой я живу. По которой хожу день за днем, не чувствуя солнечного тепла, и все мне опостылело и мучает меня, мне суждено страдать вечно, как приговоренному к пожизненному заключению, который никогда не видел ни суда, ни судей, ни кого-то, кто мог бы назвать причину его вины, какой бы она ни была…» Нет, он останется в этой комнате навсегда, наедине со своими мыслями и воспоминаниями, пытаясь представить, кто запер его тут и за что… «Если в этом вообще была моя вина. Как в том фильме, который поставил меня в тупик, жестокий, драматический, разбивающий сердце своей абсурдностью фильм. „Old Boy“. Корейский фильм. Невероятная история, вытаскивающая наружу что-то из самой глубокой части разума, самой черной черноты. Как будто огромный осьминог поднялся из глубин, оплел своими огромными щупальцами плот человека, потерпевшего кораблекрушение, и утащил его вниз, во тьму моря, где он исчезает – плюх! – в мгновение ока. Когда ты так страдаешь, тебе трудно поверить, что Бог есть, что среди этих звезд действительно есть кто-то, кого трогает твое отчаяние. И ты вдруг вспоминаешь счастье любви, и, только видя красоту этого рая, ты понимаешь ужасы ада, в котором существуешь…» Алекс включает телевизор. Необыкновенный дирижер, покоривший весь мир, полностью выкладывается на сцене, бросается на пол, прыгает, пытается дирижировать оркестром, а потом вдруг останавливается и говорит что-то. Но Алекс выключил громкость. Он не слышит слова, только видит движение губ и взгляд. Дирижер устал, у него грустные глаза, полные страдания, и Алекс понимает, что не нужно ни слов, ни денег, ни успеха, ни сил, чтобы вернуть тот свет, маленький, но жаркий огонь, чье имя – счастье. Его не купишь в магазине, не заплатишь карточкой, не закажешь доставку на дом. Но это неправда.

Ничего нет. Под радугой не спрятан горшок, полный золотых монет. После надписи на экране «Конец» романтическая любовная история заканчивается, сразу после страстного поцелуя, после затемнения под красивую музыку, больше ничего нет. Ничего. На самом деле, может быть, эти два актера ненавидят друг друга! После режиссерского «Стоп!» они даже не разговаривают друг с другом, не здороваются, просто расходятся по своим гримеркам и звонят кому-нибудь другому, чтобы обсудить своего партнера по фильму.

«Знаешь, что он сделал? Трогал меня, свинья, он такой крутой на экране, а на самом деле – дерьмо».

Или он говорит:

«Ты знаешь, она ужасно целуется! Плюс у нее несвежее дыхание, дряблое тело… Мне должны платить вдвое больше, чтобы снять эту сцену с ней…»

И Алекс продолжает в том же духе, пьянея от своей боли, хотя не выпил ни капли. Он пытается наполнить жизнь смыслом, но иногда, как говорит Васко, когда ты так страдаешь, жизнь не имеет смысла. «Нет жизни без любви. Без тебя, Ники». Сборник песен в голове продолжает играть: «Столько дней в кармане, все, чтобы их прожить. Но почему сейчас без тебя я чувствую себя как пустой мешок, как брошенная вещь» – и еще и еще, как будто только он и Могол действительно знают, что чувствует Алекс, как будто только они вдвоем во всем мире правда знают, какая это бесконечная боль – потерять любовь. И Алекс сопротивляется и страдает в тишине, живет дальше, но каждый день ощущает на себе тяжесть этой жизни, словно по рукам и ногам его оплетают толстые веревки, а на шее висит ярмо. День за днем, на работе, в офисе, шутить и смеяться вместе со всеми, как будто ничего не случилось, быть среди людей, на улице, в магазине, и снова среди друзей, вечером, и лишь из-редка – мгновения тишины и одиночества. Но он сопротивляется, проходят недели, а он сопротивляется. И это кажется невозможным. И каждая ночь кажется ему еще более мучительной, как если бы время и пространство разделило все, что у него было, и то, что осталось, будто он внезапно уехал в путешествие, откуда, возможно, не вернется назад. Всё кончено? Неужели всё на самом деле кончено? Нет. Не может быть. Жить в этой неопределенности еще больнее. Словно Алекс хотел остаться в сомнениях, не зная, что именно станет с ними… та самая фраза, которую они всегда весело говорили друг другу, в шутку: «Поживем – увидим». И что теперь? Что теперь останется? Может быть, небытие молчания? Холодное, циничное, злое. Ужасно. И эта песня – «Гордость и достоинство». На бес-конечном повторе. Сопротивляйся.

«Подальше от телефона. Если нет… Сам знаешь».

Глава сто двадцать четвертая

Парк у виллы Памфили освещен солнцем. Тут много народа, все гуляют перед воскресным обедом. Энрико катит коляску, Ингрид смеется, указывая на детей, которые бегают вокруг.

– Что там? – Он оглядывается на Анну.

Она остановилась посмотреть на очень большой дуб. Энрико внимательно смотрит на нее.

– Видел, какое красивое дерево? Очень здорово. Мне нравится.

– Ты защитница окружающей среды, да?

– Да, и деревья очень важны… Ну, знаешь, углекислый газ…

– Знаю только, что летом от них прохладно… Ингрид, что такое? Не наклоняйся так.

Маленькая девочка пытается достать погремушку, которая упала на землю. Анна догоняет их и встает на колени, чтобы поднять погремушку. Протягивает ее Ингрид, та смеется. Анна встает и идет