Путь Абая. Том 2 - Мухтар Ауэзов

Тогда Абай распорядился встретить Утегельды либо в Аягузе, либо на пикете Аркат и, минуя Семипалатинск, ехать отрогами Чингиза, через земли тобыктинцев, чтобы возможно скорее доставить останки Абиша на родину.

В середине мая в ауле Акшокы народ с глубокой печалью встретил дроги, на которых стоял дубовый гроб с дорогим прахом…

На расстоянии выпаса ягнят от зимовки Акшокы находилась могила матери Абая — Улжан. Абиша решили похоронить рядом с бабушкой.

Перед самым погребением, до начала жаназа, тело покойника надо было вынуть из гроба и извлечь из кожаного мешка, в который, по совету опытных алма-атинских стариков, Майкан и Утегельды бережно зашили его перед отправкой в последний путь. Находясь на чужбине, Абиш тосковал о родном ауле. Теперь, когда он вернулся в свой Акшокы, где впервые раскрыл глаза и взглянул на мир, — нужно было, чтобы хоть один человек увидел его лицо.

Так Дильда сказала Абаю. Он одобрительно кивнул головой и произнес глухим голосом:

— Пусть мать и жена Абиша посмотрят в его лицо и в последний раз попрощаются с ним.

Дильда и Магиш вошли под прохладные сумеречные своды мазара и тихо приблизились к костяной кровати, на которой лежали останки Абиша. Мать, громко рыдая, причитала: «Родной мой!»

Поддерживая Магиш правой рукой, она подвела ее к постели, а левой сняла саван с головы покойного. И тут ноги Магиш подкосились, она упала без чувств. На лице ее, словно клеймо смерти, выступили синие пятна.

Удивительно хорошо сохранилось тело усопшего, которого везли целую тысячу верст. Абиш словно спал крепким сном — лица его почти не коснулось тление. Одно только заметила плачущая Дильда: волосы на висках начали выпадать.

Майкан и Утегельды, сидевшие на корточках возле кровати и также изнемогавшие от слез, быстрее чем женщины нашли в себе силы успокоиться. Поддерживая женщин под руки, они вывели Дильду и Магиш на воздух.

И тут Магиш вдруг обрела потерянный от горя голос. Она закричала так громко, что ее было слышно во всем ауле. Глухие рыдания сотрясали ее тело, сквозь слезы прорывались слова отчаяния:

— Абиш мой! Душа моя, клянусь тебе… Перед твоим лицом отрекаюсь от жизни… Умру и я… Без тебя мне нет света… Скоро, скоро приду к тебе, мой родной!

И, снова теряя сознание, она упала на руки Утегельды.

ВО ВРАЖДЕ

Абай, не раздеваясь, прилег отдохнуть в большой юрте и незаметно задремал. Проснулся он не от дурного сновидения, а от непривычных, странных звуков, доносившихся через толстый войлок юрты. Приподняв голову от подушки, он стал прислушиваться. Ухо уловило глухой стук сбрасываемых на землю соилов и позвякивание стремян. Должно быть, сразу подъехало много всадников, — кони теснились возле привязи, позванивая кольцами уздечек.

Абаю показалось странным неожиданное появление жигитов около его юрты. Он приподнялся на локте и повернулся к высокой постели, где обычно сидела Айгерим.

— Кто там приехал?

Но Айгерим уже стояла у выхода юрты и, высунув голову в полуприкрытую низкую дверь, с большим интересом разглядывала приехавших всадников. Она даже не расслышала слов мужа.

Рахиля, маленькая дочь Абиша, крича звонким голоском: «Аке! Аке!» — бежала к юрте. Она проскользнула возле ног Айгерим и бросилась на шею деду, сразу же раскрывшему ей широкие объятия. Айгерим прошла следом за девочкой и заняла свое обычное место на краю постели.

— Ойбай, аке! — залепетала Рахиля, высвобождаясь из рук Абая. — Сколько приехало разбойников! Все с соилами! С кем они будут драться, аке?

Абай взглянул на Айгерим:

— Да кто же приехал?

— Шырак,[143] — стараясь казаться спокойной, ответила жена.

Абай наморщил лоб: он не мог сразу вспомнить, кого из деверей она звала этим именем.

— Какой Шырак?

— Ну, сын Айнеке из Малого Каска-булака! — Ласково улыбнулась Айгерим, стараясь успокоить мужа.

Услышав название знакомой местности, Абай вспомнил, что жена дала Такежану прозвище Айнеке. Значит, приехал его сын Азимбай.

В эту минуту в дверях юрты показалось широкое, с воспаленными веками, грубое красное лицо жигита, обрамленное густой черной бородой. Неожиданный гость перешагнул порог и, холодно поздоровавшись с хозяевами, направился к почетному месту. За ним гуськом проследовали человек десять плохо одетых молодых парней в старых армяках и чапанах, поношенных тымаках и рваных сапогах. Видимо, это были бедные соседи Азимбая, рослые, жилистые, широкоплечие пастухи, способные драться с любым противником. Большинство их было моложе Азимбая; одинаково подстриженные маленькие бородки и усики делали их удивительно похожими друг на друга.

Когда гости расселись, Абай с изумлением поднял глаза на Азимбая и спросил:

— Куда держишь путь?

Хозяин юрты давал понять, что желает услышать откровенное объяснение гостя. Азимбай криво усмехнулся.

— Дело у нас важное… Отец мне велел заехать к вам поговорить…

В голосе гостя прозвучали тревожные нотки.

— О чем?

— Разве вы не слышали, какая случилась недавно беда?

— Что за беда?

— Одни дерутся, другие помогают!

— Кто дерется? Кто помогает? Не капай по каплям, говори сразу, что случилось.

Абай сердился. Ему противно было видеть улыбающееся широкое лицо Азимбая, с наслаждением произносившего загадочные слова. Нарочито медленно, словно желая помучить Абая, Азимбай, глядя исподлобья, продолжал:

— Уаки Кокенской волости, а с ними сброд из сорока родов, затеяли против нас вражду. Говорят, им помогает какой-то кляузник Серке, у него в городе всюду свои люди. Этот проныра добился распоряжения отмежевать в их пользу пастбища от Тобыкты. Приехал жемтемир или земтемир, не знаю, как его зовут, — знаю только, что он уже отрезал землю в Бугулинской волости у родов Есболат, Тасболат, Карамырза и Дузбембет. Сейчас с полосатой длинной жердью он приехал в Сактоголак. Меряет земли на границе с Кокенской волостью, где находятся колодцы и пастбища нашего рода Олжай.

Абай уже слышал эту новость.

— Какие колодцы от Олжая и какие земли от Есболата отрезают?

— От нас отрезают Верхнее Жымба, Нижнее Жымба, Караган-Копсакау, Шолак-еспе, до самого Бильде, — ответил Азимбай. — Потом захватят Обалы, Когалы, Кара-кудук. Тюре-кудук и выйдут к Шагану, к самому подножью Семейтау. Как видите, собираются отнять все наши пастбища. Нападают не на одного старшину, не на одного волостного, не на один аул, а на весь Тобыкты.

Азимбай умолк. Абай мысленно представил себе весь дальнейший ход событий.

«Соберут всех тобыктинцев и будут сражаться с уаками», — подумал он и спросил:

— А что собирается делать народ? Что вы думаете делать?

— Народ — это Тобыкты, а Тобыкты возглавляет Уразекен!

Азимбай ответил так умышленно, прекрасно понимая, что задевает Абая за живое. Он давал понять, что борьба предстоит не на жизнь, а на смерть.

— Недаром говорят, что «главный враг — враг народа, а главный спор — спор земельный», — сказал Азимбай. — Уразекен послал кокенцам салем от имени Тобыкты и предложил Серке остановить работу жентемира, помириться! Три раза предлагал, но уаки не захотели мира! Они решили искать справедливости по русскому закону. Уразбай разгневался и обратился к тобыктинцам с призывом: «Пусть сядут на коней все, кому дорога честь Тобыкты». В самом деле, неужели будем терпеть обиду от каких-то извозчиков, от хлеборобов-жатаков, от голодранцев Уака! Сейчас Уразбай вооружает своих жигитов. Он и к моему отцу послал гонца, просит помочь: «Пусть пришлет своих жигитов, способных держать оружие!.. Мужчина умирает в бою, заяц — в камышах! Я лично жизни не пожалею!» Вот мы и едем в стан Уразбая.

Азимбай закончил рассказ и принялся пить кумыс, поданный гостеприимной Айгерим.

Весной доились только жеребые кобылицы, кумыса у Айгерим в небольшой сабе было немного, но она щедро наливала его гостям из серебряной миски.

— Рот — ворота, слова — ветер! — сказал Абай обдумывая новости, привезенные сыном Такежана. — Слишком много болтаешь ты, тобыктинский задира.

Азимбай смолчал. Ему важно было выполнить поручение отца и разузнать мнение Абая о назревающих событиях. Ради этого он, собственно, и приехал в Акшокы. Уразбай при первой же встрече с ним обязательно задаст вопрос: «Что сказал Абай? Что он думает?» И Азимбай вкрадчивым голосом спросил:

— Ну, Абай-ага, вы слышали, куда мы едем. Сородичи ваши оседлали коней, подняли меч. Что вы скажете, если нас возглавит Уразбай?

Абай понял, о чем допытывается Азимбай. Хорошо, пусть узнает! Абай никогда не скрывал своих мыслей, и сейчас он их выскажет прямо и открыто. Конечно, он против черного дела тобыктинских богачей. Труженики Кокена не напрасно обижаются, они правы. Абай готов сказать это во всеуслышание где угодно, даже самому Уразбаю в лицо, пусть хоть лопнет от злости.