Том 6. Дураки на периферии - Андрей Платонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Софья Ивановна. Что с тобой? Кого ты зовешь?
Ольга (еще не опомнившись). Алеша!
Софья Ивановна. Успокойся, успокойся! Это тебе почудилось — здесь никого нет!
То, что воображала Ольга, стушевывается.
Ольга вновь сидит на рабочем месте и считает: «его семьдесят семь, сто семьдесят восемь…».
Ольга (про себя). А что взаправду с ним — я не знаю!
Надпись: «Стоять насмерть! Огонь!»
Глубокий снег на опушке соснового леса. В снежной яме лежит Алексей Иванов и рядом с ним телефонист с аппаратом; Иванов и телефонист в полном зимнем обмундировании.
Иванов прикладывает свисток ко рту, дает сигнал и, улыбаясь, привстает над снежным укрытием.
Опушка леса. Молчание — и вдруг враз многие пулеметы бьют струями огня.
Котельная электростанции. Фронт котлов. Открываются одно за другим шуро-вочные отверстия — в топках клокочет жесткое пламя.
Кочегары быстро загружают лопатами уголь в отверстие ревущей топки.
Комната Ивановых. В печке с треском горит огонь. дверца печки открыта. На печке стоит чугун с картошкой; Настя с засученными рукавами стоит у печи и поворачивает ложкой картошку в чугуне. А Петрушка сидит на корточках у открытой дверцы и кладет щепки в огонь.
Петрушка. Варится картошка-то?.. А то мама придет, бабушка придет, Степка придет, они от работы есть захотят…
Настя. Мягкая стала… Ты дуй в огонь изо рта!
Петрушка, раздув щеки, дует ртом в огонь.
Алексей Иванов в прежней обстановке — в снегу. Он кричит: Огонь! — и дает сигнал свистком, надувая щеки, как Петрушка.
Опушка зимнего леса. Пулеметы бьют длинной очередью — струями огня.
Зимний вечер; бегут тучи над электростанцией — на тучах дрожит зарево пламени.
Комната семьи. Петрушка и Настя у печки. Стук в дверь — входит Пашков.
Пашков. Сахар и вермишель дают по восьмому и двенадцатому талону — давайте я вам получу! завтра селедку обещают выбросить.
Петрушка выдвигает ящичек из кухонного стола, вынимает оттуда сколотый булавкой пучок карточек и подает их Пашкову.
Петрушка. Не потеряй их. Гляди!
Пашков. целы будут, я погляжу.
Петрушка. А отчего ты не на войне? Наш отец на войне.
Пашков. А?.. да мне тут велят работать, не пускают.
Петрушка. Тут мама работает и бабушка…
Настя. И Степушка!
Петрушка. А ты трус!
Пашков. Я знаю, что трус… Подуй в огонь, а то потухнет! дай я подую!
Пашков становится на колени и раздувает пламя в печи.
Поздний вечер. Петрушка и Настя собирают на стол еду: картошку, хлеб, консервы.
Приходит с работы мать — Ольга и с нею Степан. Степан сразу устремляется к столу, предварительно берет горячую картошку и проглатывает ее.
Ольга целует Петрушку и Настю и рассматривает их — все в них в исправности, тело и одежда; мать их целый день не видела и соскучилась.
Все трое детей уселись за стол и сидят в нетерпении перед пищей.
Степан. Мать, скоро есть-то будем?
Ольга. Когда бабушка придет, тогда и будем кушать.
Степан берет вилкой консервную рыбку и проглатывает ее, Петрушка хлопает Степана пустой ложкой по лбу.
Петрушка. Не хватай! Мама не велела.
Степан (Петрушке). Ладно. Считай, что ты покойник!
Приходит с работы бабушка, Марфа Никитишна.
Ольга. Нету писем, мама?
Бабушка. А было б, так я тебе в цех принесла… Нет уж — видно, он нам не напишет: покойники грамоты не знают!
Ольга. Мама, зачем вы при детях…
Бабушка. Пусть привыкают правду знать… Мне-то больней, чем им или тебе, я его рожала, а не ты.
Ольга. Садитесь кушать, мама.
Бабушка. Накапай мне витаминов в столовую ложку.
Ольга. Сейчас.
Петрушка (подавая чайную ложку бабушке). Я накапал уже. Глотай!
Марфа Никитишна берет чашку и выпивает витамины, затем она садится за стол, берет вилку — и все дети враз, но вслед за бабушкой подымают вилки и берут ими хлеб, картошку, консервы — все, что стоит на столе. Однако, каждый берет по-разному: Степан поспешно и все подряд, что стоит на столе; Настя не спешит, а Петрушка скромно берет лишь одну картошку и мокает ее в соль.
Ночь. Спит бабушка, спят трое детей, тесно уложенные в комнате. Бабушка — на раскладной кровати; дети на двух мягких матрасах, постеленных на полу. Ольга одна сидит за столом и пишет письмо под лампой, занавешенной платком.
Шаги за дверью, дверь приоткрывается и входит Пашков. Он приносит два небольших свертка и кладет их на стол. затем вынимает из-за пазухи продовольственные карточки и отдает их Ольге.
Ольга улыбается Пашкову, благодарит его и снова обращается к письму.
Пашков робко стоит у двери, в стеснении и неловкости, с печальным лицом.
Ольга поднимает к нему лицо от письма — в ожидании, что еще нужно Пашкову.
Пашков делает ей жест рукой, означающий: вы пишите, пишите, — и одевает шапку на голову.
Ольга снова пишет, шепча слова про себя, то улыбаясь, то задумываясь, а Пашков по-прежнему стоит в шапке у дверей и не уходит. Ольга снова вопросительно глядит на Пашкова. Пашков робеет и молчит. Ольга приглашает его сесть на табуретку. Пашков садится и снимает шапку.
Пашков. Я озяб, Ольга Васильевна.
Ольга. Грейтесь, отдыхайте. Хотя у нас тоже не очень тепло, у нас дрова сырые. Пашков (помолчав). Ничего — у меня вся душа продрогла, я совсем один. Я хоть возле ваших детей посижу, и мне лучше будет.
Ольга перестает писать и обращается к Пашкову со всем вниманием.
Ольга. Трудно вам, Семен Гаврилович?
Пашков. Можно… Можно я буду к вам в гости ходить?
Ольга. Ходите, конечно. Покушайте чего-нибудь. Хотите сыру?
Пашков. Нет — зачем мне сыр!.. Я к вам и днем буду ходить, за детьми буду глядеть, когда они одни… У меня работа такая, я и днем могу прийти.
Ольга. Это хорошо. Приходите, пожалуйста… Обождите, я мужу письмо допишу.
Ольга пишет — и лицо ее меняется в зависимости от того, что она пишет: то улыбается, то делается грустным, то задумчивым, то напрягается в воспоминании.
Пашков осторожно, но внимательно следит за Ольгой — и лицо его отдаленно повторяет те самые чувства, которые тенями проходят по лицу Ольги. Пашков тоже сначала улыбается, затем погружается в печаль и в воспоминания, затем делается задумчивым.
Пашков. Вы письмо от мужа получили? Ольга. Нет, я ничего не получала.
Спящие дети. Настя разметалась, одеяло сползло с нее.
Пашков замечает это. Он подходит к Насте и укрывает ее.
Ольга целует листок письма, затем вкладывает его в конверт и пытается заклеить конверт, но конверт не заклеивается.
Пашков приходит на помощь Ольге: он вынимает из внутренности своей одежды иголку с ниткой и быстро, аккуратно прошивает конверт насквозь, тем самым прочно закрывая его. Ольга благодарит Пашкова.
Пашков прощается с Ольгой. — Я согрелся у вас, мне стало теплей, — говорит он и уходит.
Раннее утро в жилище Ивановых. Всякий занимается своим делом: мать заметает пол; Марфа Никитишна вытирает кухонную утварь возле печи; Петрушка сидит на корточках у печной дверцы и разжигает огонь в очаге; Настя сидит за столом и что-то рисует на бумаге; Степан медленно одевается, потягивается, зевает, глаза его полузакрыты, он подымает себе веки пальцами, чтобы глаза глядели, но глаза его опять закрываются сами собой.
Настя. Мама, а тут солнце будет? У нас дома солнце было!
Ольга. Будет, будет… Время придет — и солнце будет!
Настя. А когда время придет?
Марфа Никитишна. да уж какое тут солнце — разве как у нас, что ли! Тут и солнце — на луну похоже, оно мерзлое…
Петрушка. Мерзлое, я видел его!
Настя сходит со стула, берет большой жестяной чайник, идет с этим чайником к подоконнику, на котором стоит бедный, засохший цветок в плошке, нюхает цветок и поливает его из горлышка чайника.
Петрушка заглядывает в тетрадь Насти, в которой она рисовала.
Настя возвращается с чайником к столу.
Петрушка (Насте). Ты чего рисуешь, солнце или цветочки? Мама тебе что говорила и я говорю — ты палочки пиши, ты в школу будешь ходить!
Настя садится за стол и пишет палочку в тетради.
Настя. Я одну палочку написала, больше не надо!
Петрушка. Тыщу палок пиши!
Настя старается и пишет.
Ольга (склоняясь над Настей). И солнышко можно. Нарисуй солнышко — оно вот такое! (Рисует в Настиной тетради). Ты забыла его?
Настя. Забыла и вспомнила.