Счастье в мгновении - Анна Д. Фурсова

— Вот так ты значит? — говорит он, добавляя нецензурные слова сквозь зубы. — Хорошо.

Лукас берет находившуюся рядом бутылку с вином, стоящей рядом с розами, открывает ее и заливает мне в горло. Я отмахиваюсь, но некоторые капли застревают у меня в горле, и я давлюсь ими, кашляя на всю комнату.

— Ты мне противен! — ору я, что есть мочи. — Ненавижу тебя! — кричу, задыхаясь от вина. — Ты…ты…

— Ну, говори, кто я? — голосит он.

— Психически нездоровый человек, — визжу я, толкая в живот Лукаса ногой. Лукас мгновенно отреагировав, прижимает сильно меня к стене, закрывает мне рукой рот, приставая ко мне, прикасаясь к груди и целуя взасос в шею.

— ПОМОГИТЕ! — со всей силой горланю я через руку Лукаса. — ПОМОГИ…

— Детка, тебе никто не поможет. Здесь только ты и я.

Лукас рвет с меня верхнюю одежду, и я становлюсь полуобнаженной. Бесконечно рыдая, стягивая его руки с себя, я продолжаю молить и кричать о помощи.

— Мне надоел твой крик! — орет он. — Раз ты не желаешь со мной совершить половой акт в отсутствии своего визга, я буду действовать по-другому.

Лукас приклеивает клейкую ленту, которую я пытаюсь разорвать, но он держит крепко мои руки, продолжая снимать с меня одежду.

«Пожалуйста, вселенная, помоги мне. Помоги предотвратить все это. Дедуль, сделай что-нибудь…»

Моя истерика переходит в слезы.

— Тебе понравится. Не стоит плакать, — приговаривает Лукас, сжимая моя грудь.

В эту секунду в дверь вламывается Питер. Я, увидев его, прихожу еще в больший ужас. По его лицу стекает кровь. Нос разбит. Питер толкает с силой Лукаса в сторону, который падает через кровать на пол, берет меня на руки, захватывая мою порванную рубашку, и прикрывает мое обнаженное тело.

Он, неся меня на руках, обращается в бегство. Мое состояние такое, что я не могу даже что-то сказать. Будто всю энергию я отдала своему крику.

— Моя Милана, потерпи… Я бегу с другого выхода.

Я заливаюсь слезами. Я испугана до смерти. Что мог сделать со мной Лукас, если бы не Питер? Изнасиловать? От каждой мысли я всхлипываю и сильнее плачу.

Питер проносится быстро через сад, держа меня на руках, и направляясь скорее к машине. Мне неловко, что Питер видит меня полуобнаженной, но другого выхода из ситуации, в которой оказалась я, нет.

— Садись, моя девочка, скорее, — вопит он с ужасом, открывая мне дверь машины. Я залезаю, быстро надеваю рубашку, пуговицы которой оборваны.

Питер садится на колени перед машиной:

— Как же я виноват перед тобой… — казнит себя Питер. Я рисковал тобой с той секунды, когда мы приехали сюда, — раскаивается Питер. — ЧТО Я НАДЕЛАЛ? КАК Я ДОПУСТИЛ ЭТО? — Я безостановочно реву. — Родная, скажи хотя бы что-нибудь…

— Питер, — рыдаю я, — п-поехали отсюда, как можно дальше, — дрожу от испуга я.

— Да.

Питер в секунду залетает в машину, заводит ее, и мы со всей скоростью отъезжаем от этого места.

— Родная, ты меня никогда не простишь теперь? — доносится от Питера истерическим голосом.

Я, не замечая нежностей и слов, исходящих от Питера, спрашиваю:

— Питер, у тебя есть аптечка в машине? Нужно немедленно продезинфицировать твои раны на лице, руках. У тебя кругом кровь, поехали в больницу…

— Я согласен, но только не в больницу.

— Питер, у тебя кровь… — обглядываю я его.

— Все потому что я упал и разбился. Макс подставил мне подножку, затем они избили меня…

— Питер, прости меня, — плача сообщаю я, — мы оказались в том месте по моей вине.

— Это я должен просить прощения. Из-за меня все случилось. Я знал, что они на это способны, но не уберег тебя. Самое дорогое, что есть в моей жизни.

— Питер, не стоит так говорить, — возражаю я.

— Я мог тебя потерять, родная…

Питер останавливает машину в неизвестном мне месте, вытирает своими руками мои слезы, нежно касается моих рук, прижимая их к своим губам.

— Какой я идиот… так рисковал тобой… — кается Питер. — Мне нет прощения.

Питер уткнулся в мои руки и молчит. Как вдруг я чувствую, что по моим ладоням начинают капать слезы от Питера. Питер плачет? Я поражена всем, что за сегодняшний день я видела, слышала…

— Питер, ты чего? — цепенею я. — Все хорошо. Не стоит… Я отделалась испугом…

Слезы Питера не прекращаются. Я не знаю, как успокоить его, так как сама нуждаюсь в моральной поддержке.

— Питер, умоляю, не плач… Я жива и здорова, а вот тебе требуется дезинфекция ран.

— Ты могла по моей вине, стать жертвой насилия… — искренне скулит он. — Я мог потерять тебя…

Питер поднимает голову, и я, посмотрев в его глаза мокрые от слез, лицезрю в них, ту самую любовь и искренность, которую он мне пытался выразить на протяжении всех летних дней. Питер смотрит на меня так, будто я являюсь для него сердцем, заставляющим поддерживать жизнь в его организме. Мы пронзаем друг друга взглядами в отсутствии слов. Я чувствую притяжение между нами, которого ранее не замечала. Он приближается ко мне своими горячими от слез губами и наши губы образуют поцелуй, который дарит нам моральную поддержку и силу, необходимые каждому из нас. Его ладонь касается моего лица и едва заметно притягивает меня ближе. Этот поцелуй является для меня обезболивающим средством, в котором я нуждаюсь в настоящий момент.

Отходя от поцелуя, я делаю недоумевающее лицо. ЧТО? Что это было?

— Знаешь, чем отличается этот поцелуй от двух других, которые между нами были? — Глаза Питера искрятся от слез и от любви.

Я пожимаю плечами, не зная, что ответить Питеру.

— Этот настоящий…

Я улыбаюсь.

— Милана, я люблю тебя, я готов бороться за тебя всю свою жизнь. Возможно, это безумие, но я не могу представить свою жизнь без тебя.

Трогательные слова Питера заставляют моим глазам выпускать снова слезы. Я окончательно запуталась во всем. Я не понимаю происходящего сейчас и то, что между нами произошло.

— Питер, не говори так. Я не знаю, что сейчас было…

— Милая, мы преодолеем все преграды, главное только нам быть вместе.

— Питер, прости меня, но я не смогу так. Я люблю Джексона и…

— И меня, — добавляет Питер к моим словам. — Я это почувствовал. Твои губы мне обо всем сказали.

— Это невозможно… Боже, что происходит, — укрываю я свои глаза ладонями.

— Почему нет? Возможно!

— Нет…

Я, прикрывая руками рубашку, засматриваюсь вдаль. Небо через стекло машины, кажется, истинно-черным. Лишь фонарь едва заметно освещает улицу.

— Ты любишь нас обоих, но по-своему…

Я продолжаю смотреть вдаль. Я ощущаю себя человеком, который стоит где-то среди поля или леса