Жаворонок Теклы (СИ) - Людмила Семенова

— Привет, Оленька! — сказал он с улыбкой. — Вот решил зайти, раз тебе нездоровится. Заодно и поесть принес.

Он кивнул на увесистый пакет.

— А почему ты не позвонил? — спросила Оля смущенно. — Я бы в порядок себя привела, к чаю что-нибудь сделала, шарлотку хотя бы. Да и разве тебе сейчас до меня?

— А до чего же еще? — спокойно ответил Айвар. — Данэ сейчас дома нет, у него мероприятие почти до утра, так что мне в пустой квартире-то делать?

Он повесил куртку на вешалку, снял кепку и Оля заметила, что в нем что-то изменилось — за эти дни он как будто спал с лица, и кроме того, исчезла его прежняя дерзкая челка. Волосы, по-прежнему густые и пышные, теперь были сдержанно зачесаны на бок и открывали лоб. На нем была элегантная белая водолазка, а из украшений Айвар оставил только простые серебряные сережки.

— Давай я все разберу, а ты пока пригладь перышки, — предложил он, и хоть это забавное предложение и не отличалось элегантностью, Олю оно почему-то очень растрогало. Она уже с удовольствием сменила футболку на красивое летнее платье, расшитое пестрыми бабочками, причесалась и даже брызнула на волосы капельку душистой воды.

Тем временем Айвар выложил на кухне продукты, которые немало удивили Олю, — кусок нежно-розового тамбовского окорока, твердый сыр, хрустящие багеты, миниатюрные помидоры, упаковку клубники, бутылку виноградного сока и даже несколько банок с консервами. Также у него были при себе хорошие порции сладкого пирога со сливой и абрикосами и коробка очень красивых шоколадных конфет.

— Айвар, ну зачем ты, — промолвила Оля, хотя ей все это было очень приятно, — тебе же теперь лучше поберечь деньги. Мало ли как что повернется?

— Ерунда, Оля, не думай об этом, — отмахнулся парень. — Могу я, в конце концов, позволить себе немного радости? И насчет денег не беспокойся, на мои скромные нужды мне всегда хватит, тем более в Эфиопии. Там жизнь недорого стоит, во всех смыслах. Я вот еще кое-что хочу тебе подарить, на память.

Он протянул ей деревянный лакированный шарик на блестящей ленточке, выкрашенный матово-золотой краской и расписанный яркими желтыми цветами.

— Такие цветы у нас в Эфиопии являются новогодним символом, как здесь елочки, снежинки и прочее, — пояснил Айвар. — Я его когда-то купил у мастера, который тоже много бывал в России и до сих пор помнил снег, мандарины и вот такие украшения. Эфиопы, как ты понимаешь, елку не наряжают, да и отмечаем мы Новый год совсем в другое время, но он в знак симпатии к России сделал несколько таких игрушек по ее традициям. Так что заранее дарю его тебе к русскому Новому году.

— Спасибо, — тихо сказала Оля и улыбнулась, несмотря на то, что мысли о завтрашнем дне все еще угнетали ее. Спрятав шарик, она ополоснула мельхиоровый заварочный чайник с лаконичным советским дизайном и достала коробочку с чаем.

— Извини, что кофе нет, — добавила она. Вдруг Айвар мягким доверительным жестом притронулся к плечу девушки.

— Ну что ты грустишь, Оленька? Такому солнышку это не к лицу, особенно когда природа за окном хмурится.

— Я думаю о том, что с тобой будет, — вздохнула она. — Неужели ты теперь туда вернешься?

— Может быть, — невозмутимо ответил Айвар. — Но не надо сгущать краски. По-моему, Данэ волнуется больше, чем я сам, потому что он никогда там не жил. А я-то жил, к тому же, в восемнадцать лет прибыл в этот город босой, с провиантом в пачку сигарет и с дикой кашей в голове, но мне все-таки удалось выжить. Так что теперь и подавно не пропаду.

— И что ты думаешь делать?

— То же, что намеревался: буду ходить за больными. Я мечтал об этом всю жизнь, и если бы у меня не произошел сдвиг из-за трагедии, то давно бы уже выучился и сейчас был хорошим медбратом. В Аддисе устроюсь в больницу, начну с мытья, уборки и другой прозы жизни, а там и образование смогу получить.

— Значит, ты не разочаровался в своей мечте? — улыбнулась девушка.

— С чего бы это? — удивился Айвар. — Без скептиков ни одно полезное дело не обходится. Здесь я многое понял, и хоть и не успел всего сказать Андрею Петровичу, на будущее мне это пригодится.

— Ты как будто и не очень расстроен, что свадьба сорвалась, — вдруг заметила Оля.

— Я немного обижен, Оленька, но не из-за свадьбы. Да и сам был не лучше Нерины: двое перезрелых подростков сговорились и решили поиграть во взрослую самостоятельную жизнь. Просто надо было вовремя остановиться, еще после того дурацкого разговора на даче. Но кто же умеет признавать ошибки? В конечном счете мы избежали самого плохого: не поженились. Мне только своей репутации жалко, а в остальном…

— А что ты не успел сказать Андрею Петровичу?

— Это пусть останется при мне, Оля. Тебе я только скажу на будущее: не надо быть слишком строгими к тем, кто однажды попал на кривую дорогу. Мужская проституция отнюдь не сплошной рай, за который еще и приплачивают, это плохо, грязно, а зачастую еще и опасно, и на одну славную девушку найдется десять таких, которые смотрят на тебя как на использованный тампон. И наверное, это поделом. Потом я уже научился говорить «нет», но сначала-то был совсем пацаном, да еще нищим и одиноким, внутри творился полный разброд и ни одной родной души на свете! В то время было всякое, честно тебе скажу, но откуда у меня могла быть воля к сопротивлению? — Айвар вздохнул и печально улыбнулся. — Какой мне был смысл печься о своем моральном облике, если я не знал, что со мной будет завтра? Вы плохо понимаете, что это такое, и не дай бог…

— Но все-таки почему ты тогда сравнил это с уходом за тяжелобольными?

— Потому что все это — жизнь, Оленька, с тех сторон, о которых не принято говорить, но от них никуда не деться. Каждый как может пытается заявить, что он живой человек, а не проект по созданию идеальной личности, и у одних это слезы, а у других — аморальное поведение. И кто знает, не пройди я через такое в юности, может быть, сейчас был бы менее терпимым к людям.

Тем временем Оля заварила чай, сделала бутерброды и нарезала пирог.

— И почему ты всегда так стараешься всех накормить? — сказала она, заметно повеселев.

— Да просто люблю когда люди сыты и здоровы, — отозвался Айвар. — Так что давай, не