Монтаньяры - Николай Николаевич Молчанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А пока, приняв эти меры предосторожности, он наслаждался своим новым счастьем. Его дом ожил. Он снова принимает друзей и щедро их угощает. Луиза в два раза моложе своего супруга, но прекрасно справляется с положением хозяйки дома. Картина художника Буайи, написанная тогда с натуры, показывает Луизу и старшего сына Дантона. Найти в галерее женских портретов времен Революции столь же прелестную молодую женщину невозможно. Дантон не касается ни религиозных, ни роялистских склонностей жены. Она, подобно Габриель, совершенно не интересуется Конвентом и вообще политикой. Дантону завидовали всегда и по любому поводу, особенно в братском сообществе монтаньяров, где некоторые так много и часто рассуждали о добродетели. 40 тысяч ливров Луизы в газетах превратились в 14 миллионов, а женитьба Дантона — в свидетельство его перерождения. Ему пришлось объясняться в Якобинском клубе и опровергать клевету.
С каких пор недостойно вдовца жениться снова, чтобы дать мать сиротам? С каких пор преступно обеспечивать будущее своей супруги? Его частная жизнь, заявляет Дантон, никого не касается. Нет никому дела до того, что «мне нужна женщина…». Клеветники посрамлены, но член Комитета общественного спасения, занимающего одно из зданий дворца Тюильри, павильон Флор, именуемый теперь павильоном Эгалите (Равенство), пропускает все больше заседаний. Комитет заседает каждое утро с девяти часов до полудня и каждый вечер с семи часов. Дантон пренебрегает вечерними заседаниями, предпочитая общество своей юной жены. Наступает время, когда он не является и на утреннее заседание. Политика надоела ему как раз в то время, когда она требует особого внимания.
Нигде не видно и Марата, который еще 2 июня на глазах у всех обнаруживал бешеную, поистине лихорадочную активность. И вот, когда, по словам жирондистов, восторжествовала «диктатура Марата», сам диктатор исчез.
Здоровье Друга народа уже сильно подорвано страшным напряжением, тяготами подполья и преследований. По мнению медиков, даже без ножа Шарлотты Корде ему оставалось жить несколько месяцев. 2 июня он поражал своей активностью, но это была активность смертельно больного, его последний, отчаянный порыв. «Братья и друзья, — пишет Марат Якобинскому клубу, — я нахожусь в постели, охваченный воспалительной болезнью — последствием моего четырехлетнего бдения для защиты свободы и в особенности мучений, перенесенных мною за последние девять месяцев для сокрушения клики…»
Но дело не только в болезни. Марат оказался в июне единственным депутатом, представлявшим санкюлотов. В какой-то мере он возглавлял их и олицетворял в Конвенте враждебную буржуазии силу. Он отступил от своего «нового курса», шел близко с «бешеными». Как и они, он требовал террора против дороговизны и голода, верил в магическую способность эшафота дать беднякам хлеб. Санкюлоты хотели принудительных цен, принудительного займа и особых налогов для богатых, ограничения свободной торговли. Крайние среди них угрожали посягнуть на самое святое для буржуазии — на собственность.
Революция 10 августа 1792 года свергла короля, либеральных аристократов типа Лафайета, изгнала фейянов. Буржуазия шла вместе с народом, Дантон возглавлял подготовку восстания. 2 июня 1793 года народ выступил против самой буржуазии, и главным действующим лицом оказался Марат. Конвент подчинился вооруженной силе революционных предместий. Перед Тюильри ее олицетворил Анрио, а в зале заседаний Конвента — Друг народа. Поэтому он вызывает небывало единодушную ненависть среди депутатов. Он сразу это почувствовал и 3 июня написал в Конвент, что прерывает участие в заседаниях, ибо не хочет больше выступать в роли «яблока раздора». Он даже не упоминает о своей болезни.
2 июня народ покусился не на неприкосновенность короля, как 10 августа прошлого года, а на неприкосновенность Конвента, буржуазного парламента, национального собрания. На важнейшее принципиальное завоевание буржуазной революции! Конвент сам скоро согласится с ограничением своей власти и авторитета. Но пока он еще для этого не созрел, и потребуется новое обострение обстановки, чтобы так случилось. Поэтому после 2 июня Марат выглядел не столько победителем, сколько козлом отпущения.
Изнуренный, измученный, жестоко страдающий от болезни, Марат остается беспомощным в своем убогом жилище. Но он упорно твердит, что ему в сто раз больнее наблюдать страдания народа. И продолжает борьбу! Он выпускает газету «Публицист Французской республики». Он бомбардирует Конвент и Якобинский клуб письмами, заявлениями, предложениями. Их не только не обсуждают, их даже не зачитывают! Крики ярости Друга народа, требующего выполнения требований санкюлотов, смешиваются у него с нападками на «бешеных», вдохновлявших поход на Конвент 2 июня.
РОБЕСПЬЕР: «ХИТРОСТЬ И КОВАРСТВО»На другой день после восстания никто в Париже и особенно в Конвенте не знал толком, что делать дальше. Одни, как Барер, хотели бы сразу распустить революционные комитеты, лишить Коммуну права распоряжаться Национальной гвардией, словом, наказать революционеров. Робеспьер возражал. Что могла дать открытая война Конвента против санкюлотов? К тому же они одним ударом избавили Неподкупного от опаснейших врагов, от жирондистов. Надо использовать и развить этот успех, постепенно, но неуклонно ослабляя революционные организации. Их требования, конечно, принимать нельзя.
И действительно, все началось с того, что обычно происходит с восстаниями: действуют и рискуют одни, а выигрывают другие. И всегда под лозунгом, подобным призыву Робеспьера: «Необходимо объединяться». Речь шла не об идее Марата: тесный союз Горы и санкюлотов. Робеспьер хотел прежде всего объединить с монтаньярами буржуазию. Тревожной неизвестностью, правда, оставалась позиция революционных секций Парижа. Союз с ними или компромисс? Кто из монтаньяров способен спасти революцию в этот самый отчаянный ее момент? Дантон устал и уходит от ответственности. Марат смертельно болен, его ненавидит буржуазия, он мучительно страдает не столько от своих недугов, сколько от сознания бессилия. Остается Робеспьер, который выдвигается на роль естественного лидера Горы, хотя и он пока предлагает лишь путь лавирования и экивоков.
Монтаньяры последовали за этой еще туманной политикой, за которой скрывалось их желание привлечь к себе депутатов Болота, рассеяв страхи буржуазии. Первостепенной задачей политики примирения становится принятие конституции, для чего, собственно, созывался сам Конвент.
Расширили состав Комитета общественного
