Прогулка заграницей - Марк Твен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Свѣжее зерно съ колосьями.
Горячій каравай, въ южномъ вкусѣ.
Сыворотка. Мороженое.
Яблочный пирогъ съ настоящими сливками.
Яблочный тортъ.
Яблочное печенье.
Яблочное слоеное пирожное, въ южномъ вкусѣ.
Персиковый тортъ.
Торты изъ различныхъ тыквъ.
Всевозможныя американскія пирожныя.
Свѣжіе американскіе фрукты всякаго сорта, включая сюда и клубнику, и притомъ не въ такихъ микроскопическихъ порціяхъ, какъ будто это какая-нибудь драгоцѣнность, но въ неограниченномъ количествѣ.
Замороженную воду, приготовленную не по здѣшнему, въ рюмкахъ, а въ настоящихъ холодильникахъ.
Американцы, намѣревающіеся провести годъ или около того въ европейскихъ гостинницахъ, хорошо сдѣлаютъ, если снимутъ съ этого списка копію и возьмутъ съ собою; въ печальныя и безотрадныя минуты, которыя имъ предстоитъ провести за тамошнимъ табль-дотомъ, она окажетъ имъ хорошую услугу въ смыслѣ возбужденія аппетита.
Я думаю, что иностранцы, въ свою очередь, не болѣе будутъ прельщены нашими кушаньями, чѣмъ мы европейскими. И въ этомъ нѣтъ ничего удивительнаго, такъ какъ вкусы не родятся съ человѣкомъ, а вырабатываются въ немъ всѣмъ строемъ жизни. Я могъ бы до хрипоты распинаться за достоинство составленнаго мною меню, и все-таки, едва бы я замолчалъ, какъ шотландецъ, покачавъ головою, спросилъ бы: «А гдѣ же у васъ!хамисъ?», а житель острововъ Фиджи вздохнулъ бы и произнесъ: «Но у васъ ничего не сказано о жареномъ миссіонерѣ».
Ко всему, что касается съѣдобнаго, у меня замѣчается неоспоримый талантъ. Нерѣдко я даже составлялъ рецепты для повареныхъ книгъ. Приведу здѣсь нѣкоторыя изъ наставленій, какъ приготовлять торты и другія печенья, недавно составленныя мною для предполагаемой поваренной книги одного моего пріятеля.
Приготовленіе пирожнаго въ золѣ.
Возьмите воды и размѣшайте въ ней достаточное количество грубой индѣйской муки; прибавьте немного соли и сдѣлайте изъ этого тѣста кирпичъ. Давъ ему постоять нѣкоторое время, разгребите въ печи горячую золу и положите туда вашъ кирпичъ, прикрывъ его слоемъ горячей золы въ одинъ дюймъ толщиною. Затѣмъ выньте готовое пирожное изъ печи, обдуйте съ него излишне приставшую золу и кушайте, помазавши масломъ.
NB. Ни одно хозяйство не въ состояніи обойтись безъ этого талисмана. Замѣчено, что ни одинъ бродяга, получивъ кусокъ такого пирожнаго, не вернется, чтобы попросить второй порціи.
Новое англійское печенье.
Для приготовленія этого печенья, весьма пригоднаго для завтрака, поступаютъ слѣдующимъ образомъ: берутъ достаточное количество воды и муки и приготовляютъ крутое тѣсто, которое раскатываютъ въ двѣ плоскія круглыя лепешки. Края одной изъ этихъ лепешекъ загибаютъ вверхъ, приблизительно на три четверти дюйма, и сушатъ ее въ теченіе двухъ дней въ печи при невысокой, но постоянной температурѣ. Изъ другой лепешки подобнымъ же образомъ приготовляется покрышка. Внутрь кладутся тертыя печеныя яблоки и обсыпаются гвоздикой, цедрой и ломтиками лимона; прибавивъ затѣмъ двѣ части ньюорлеанскаго сахару, примазываютъ другъ на друга обѣ половинки и отставляютъ въ сторонку, пока все не окаменѣетъ. Подавайте на завтракъ въ холодномъ видѣ и приглашайте своихъ враговъ.
Рецептъ для приготовленія нѣмецкаго кофе.
Возьмите боченокъ воды и дайте ему вскипѣть; потрите затѣмъ кусочекъ цикорія о кофейное зернышко и опустите его въ воду. Продолжайте кипятять и выпаривать воду до тѣхъ поръ, пока ароматъ и крѣпость кофе и цикорія не уменьшится въ надлежащей степени, послѣ чего снимите съ огня, чтобы остыло. Затѣмъ возьмите замученную на тяжелой работѣ корову, положите ее подъ гидравлическій прессъ и, получивъ такимъ образомъ чайную ложку блѣдно-голубой жидкости, которую нѣмцы, но недоразумѣнію, называютъ молокомъ, разбавьте ее бутылкой теплой воды съ цѣлью уменьшить излишнюю его крѣпость. Затѣмъ можете звонить къ завтраку. Напитокъ разливайте въ холодныя чашки и пейте умѣренно, обертывая голову мокрыми тряпками, чтобы предохранить себя отъ дѣйствія этого напитка, обладающаго сильными возбудительными свойствами.
ГЛАВА XX
Нѣкоторыя вещи до крайности удивляютъ меня. Такъ, напримѣръ, искусство и въ настоящее время въ изображеніи неприличнаго пользуется почти такой свободою, какою оно пользовалось много вѣковъ назадъ, тогда какъ привилегіи литературы въ этомъ отношеніи значительно урѣзаны за послѣднія восемьдесятъ или девяносто лѣтъ. Тогда какъ Фильдингъ и Смоллетъ могли описывать грубые нравы и скотскіе инстинкты своихъ современниковъ, не стѣсняясь въ выраженіяхъ, мы, имѣя передъ своими глазами не менѣе всякихъ мерзостей, говоря о нихъ, не можемъ мало-мальски вдаться въ подробности даже при всей осторожности въ выборѣ выраженій. Не то съ искусствомъ. Кисть художника совершенно свободна какъ въ выборѣ сюжета, такъ и въ изображеніи подробностей, даже самыхъ отталкивающихъ и неприличныхъ. Чрезвычайно любопытно пройтись по улицамъ Рима и Флоренціи и посмотрѣть, что сдѣлало наше послѣднее поколѣніе со статуями. Простоявъ цѣлыя вѣка въ своей цѣломудренной наготѣ, онѣ теперь снабжены всѣ фиговыми листами. Это можно принять за самый злостный сарказмъ; прежде никто, быть можетъ, даже не замѣчалъ наготы ихъ, теперь же, если бы даже кто и хотѣлъ, то не можетъ не замѣтить ея, такъ какъ фиговый листокъ только подчеркиваетъ ее. Но комичнѣе во всемъ этомъ, что холодный, безжизненный мраморъ, который бы безъ этого отвратительнаго и глупаго символа скромности остался бы такимъ же чистымъ и холоднымъ, снабжается имъ, тогда какъ живопись, гораздо болѣе нескромная по причинѣ натуральнаго цвѣта, которымъ она изображаетъ тѣло, отлично обходится безъ него.
Во Флоренціи, у входа въ Уфици, вы наталкиваетесь на двѣ статуи — мужчины и женщины, лишенныя носовъ; побитыя, покрытыя толстымъ слоемъ грязи, онѣ съ трудомъ напоминаютъ человѣческія существа, и тѣмъ не менѣе, фальшивая стыдливость нашего времена прикрыла ихъ наготу фиговымъ листикомъ. Но, войдя, вы попадаете въ небольшую, но всегда полную зрителей, галлерею, именно Трибуну, и тамъ вамъ прямо въ глаза бросается самая безстыдная, самая грубая и неприличная картина въ мірѣ: Венера Тиціана, не имѣющая на себѣ ни повязки, ни листика. Дѣло совсѣмъ не въ томъ, что она нагая и лежитъ вытянувшись на ложѣ; нѣтъ, неприличіе заключается въ положеній одной изъ ея рукъ. Какой бы поднялся крикъ, если бы я осмѣлился описать это положеніе; а между тѣмъ смотрѣть на нее, это ничего, это можно; лежать такъ Венера эта имѣетъ даже право, такъ какъ она произведеніе искусства, а искусство имѣетъ свои привилегіи. Я видѣлъ, какъ на нее украдкой кидали взгляды молодыя дѣвушки; я видѣлъ молодыхъ мужчинъ, долго и пристально разсматривающихъ ее; я видѣлъ дряхлыхъ стариковъ, пришедшихъ въ трогательное восхищеніе отъ ея прелестей. Хотѣлось бы мнѣ описать ее, хоть бы затѣмъ только, чтобы посмотрѣть, какое поднимется негодованіе и какъ станетъ меня обвинять въ сальности и грубости неразмышляющая посредственность. Всѣ какъ нельзя лучше согласны между собою въ томъ, что никакое описаніе соблазнительнаго не имѣетъ и сотой части той силы и наглядности, какъ одинъ взглядъ, брошенный собственными глазами, и все-таки каждый скорѣе согласится допустить, чтобы его сынъ или дочь шли смотрѣть на изображенное Тиціаномъ животное, нежели, чтобы они прочли простое описаніе этой картины. Не ясно ли, что люди вовсе не такъ послѣдовательны, какъ бы имъ слѣдовало быть.