Лекции об искусстве - Джон Рескин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не намерен утверждать, что наш великий художник знаком с теми геологическими законами и явлениями, которые он иллюстрировал.
§ 21. Отношение его к геологическим истинам
Мне неизвестно, знал ли он их или нет. Я просто хочу доказать там, где это возможно, что он напряженно наблюдал и строго придерживался правды, которой нельзя наглядно показать в ее менее осязательных и более тонких проявлениях. Хотя я могу чувствовать правдивость каждого штриха, каждой линии, я могу доказать присутствие правды только в крупных и общих чертах, и я предоставляю каждому самому ответить на следующий вопрос: если художник так строго правдив в крупных вещах, что каждая его картина может служить иллюстрацией к лекции по физическим наукам, то не следует ли из этого, что он так же правдив и в изображении мелких вещей.
Hohfleur и вид между Клермоном и Мовом представляют дальнейшие образцы той же великой простоты изображения;
§ 22. Изображения удаляющейся поверхности у Тернера и сопоставления их с произведениями Клода
в последнем особенно замечательно изображение того, как спускающаяся вода прорезает горы, а также полная округленность и симметричность их изгибов в тонких и резких тенях, брошенных в волнистые ущелья. Интересно сравнить с этими прекрасными творениями горы, изображенные Клодом на левой стороне картины, помеченной № 260 в Дёльвичской галерее. Ни в одной из них нет ни деталей, ни поверхности; нет клочка земли, где можно было бы стать: мы должны или верхом усесться на краю, или свалиться вниз. Я не могу указать примера более резкого искажения гор. И во всех отношениях я не могу противопоставить ее ни одной картине с большим основанием, чем упомянутому тернеровскому Honfleur’y; в нем нет ни одного края, ни одного деления, и тем не менее мы можем подняться из города вверх на гору, затем войти в туман по ее верхушке и спускаться миля за милей по ее склону по направлению к морю, пока мы не достигнем крайнего горизонта, причем ни единый перерыв не нарушит величавого единства этого шествия. Сопоставьте коричневую краску Клода, посредством которой, как можно только догадываться, имелось в виду изобразить камень или землю, сопоставьте ее с обильным богатым до бесконечности разнообразием черт, которыми Тернер заполнил огромное пространство, сопоставьте ее с необычайным обилием тщательно выделанных деталей, где ум может и остановиться, и идти и блуждать и при этом все время наслаждаться, не находя ни одного перерыва в бесконечной простоте этого обилия, не встретив ни одного пустого промежутка в его неисчерпаемом блеске.
Но эти и сотни других (на которых грешно не остановиться) лесистых и волнистых долин Северной Англии, вздымающиеся валы парков и лесов Южной, мягкие, одетые виноградом вереницы французских гор, бросающие густые тени на реки, сверкающие своей серебристой поверхностью на протяжении целых лиг,
§ 23. Та же умеренность склонов в контурах более высоких гор Тернера
Наконец, белеющие оливковыми деревьями выступы Альп и Апеннин, — все это только образцы того, как обращается Тернер с более мелкими и нежными горами. В более смелых созданиях его таланта, где ему приходится иметь дело с гордыми громадами грандиозных гор, он проявляет такую же осторожность в изображении резких склонов или вертикальных линий и такую же тщательность в изображении удаляющегося расстояния. Мы не можем добраться до верхушки его горы, не утомившись во время такой прогулки; заметьте, утомление является не от крутости подъема, а от огромной его протяженности: мы поднимаемся к небесам по линии с такими тонкими переходами, что почти не замечаем, как покидаем землю, прежде чем очутиться в облаках. Skiddaw в иллюстрациях к Скотту — прекрасный образец такой величавой умеренности. Гора лежит в свете утра подобно полосе пара; мягкие линии ее подъема едва различаются глазом; без всякого усилия и напряжения поднимается глаз по этой мощной громаде; ее склоны точно объяты дремотой, и мы не постигаем, как они поднимаются кверху, пока не заметим, что они образовали как бы площадку для прогулки восточных облаков. Так, в рисунке Fort Augustus, где весь подъем зависит