Стальная империя Круппов. История легендарной оружейной династии - Уильям Манчестер

И все же никто не сомневался, что он еще покажет шедевр своей тактики. Атаковав дважды, он определенно ударит вновь. Союзники обезумели. «Мы прижаты к стене», – говорил Хэйг своим войскам. Маршал Фош, которого в этот трудный час назначили Верховным главнокомандующим всех армий, призвал оборонять «каждую пядь земли», а Першинг отдал в распоряжение Фошу всех имевшихся у него американских пехотинцев. Любопытно, что этих американских новобранцев сунули как раз туда, где немцы предпримут самый мощный штурм. Шменде-Дам – гряда к северу от Эны – была своего рода естественным оборонительным рубежом, поэтому французы кое-как обустроили ее и фактически разместили там пять измотанных британских дивизий, отправленных передохнуть. А это оказался ближайший к Парижу сектор. Планом Людендорфа предполагался прорыв и марш к столице. Он ожидал, что на оборону города будут брошены все резервы союзников, а когда это произойдет, он собирался совершить обход и ударить по Хэйгу, пройдя каналом. Его приготовления были в высшей степени тщательными. Никто всерьез не полагал, что американцы о чем-либо догадываются, потому что на германских позициях не было и намека на активность. С постов наблюдения ничего не сообщали, аэрофотосъемка ничего не показывала. Похоже, там даже батарей не было. Крупповских орудий насчитывалось почти 4 тысячи. Их просто не было видно. Скрываясь днем в лесу, солдаты двигались ночью, обмотав тряпками копыта лошадей; скрип орудийных повозок сливался с кваканьем лягушек. Людендорф сосредоточил 14 лучших дивизий в глухой местности среди гигантских деревьев, напротив горной гряды. Утром 27 мая атакующие вдруг появились из ниоткуда за взрывами шрапнели и шипением газа. Силы британцев были раздроблены. К сумеркам наступающие немецкие колонны продвинулись на 12 миль. Они форсировали реку Вель и утром устремились под солнечными лучами вверх, топоча армейскими ботинками. А на пятый день, когда пал Суассон, они миновали все пять линий обороны французов. Они были на берегу Марны, на расстоянии всего 37 миль от Эйфелевой башни, в местечке под названием Шато-Тьерри. Был срочно созван Высший военный совет союзных сил. Европейские маршалы сошлись во мнении, что американцы не будут готовы до 1919 года, но больше никого не было под рукой, и они послали в бой морскую пехоту Соединенных Штатов. Сразу после ночного марша пятый и шестой полки морской пехоты были брошены перекрыть дорогу на Париж. Перед ними лежало холмистое пшеничное поле, на котором в изобилии проросли алые маки, а в 400 ярдах за ним находился запретный «лес Данте» с темной пожухлой листвой. Это был Белленский лес. Две дивизии немцев пробирались сквозь него. Они могли, двигаясь плечом к плечу, прорваться в любой момент. Там нет сил союзников, возбужденно говорил американцам французский офицер, и не будет, если их туда не подтянут. Его было плохо слышно, потому что мимо проходили беженцы со своими пожитками – с птичьими клетками и одеждой, сложенной в скрипучие детские коляски. Один из них прокричал: «La guerre est fini!» («Война окончена!»), а какой-то американец прокричал в ответ: «Pas fini!» («He окончена!»), произнося также звучащее название этого сектора «Pas Fini» (Па-Фини). В течение пяти дней морские пехотинцы сдерживали в пяти милях от Па-Фини натиск серых колонн, плотными рядами бегущих по полю. Немцы докладывали, что наткнулись на «ударные части». Клемансо объявил, что американцы спасли Париж, а когда они перешли в наступление, штурмовали Белленский лес и очистили его, то стали национальными героями у себя дома. «НАШИ ДОБЛЕСТНЫЕ МОРСКИЕ ПЕХОТИНЦЫ НАСТУПАЮТ ДВЕ С ПОЛОВИНОЙ МИЛИ, НИЧТО НЕ ОСТАНОВИТ ИХ НАТИСК!» – кричала заголовками «Нью-Йорк таймс». Из 8 тысяч человек, брошенных на прорыв в этой кризисной ситуации, лишь 2 тысячи остались в живых. Свыше 100 человек были награждены крестом «За выдающиеся заслуги».

Теперь у Першинга во Франции был уже миллион солдат. Он занимал все больше позиций в стане союзных сил, и, когда немцы попытались воспользоваться Днем взятия Бастилии и вновь начать наступление, неосмотрительно втягиваясь во вторую битву на Марне, пять дивизий американских пехотинцев встретили их контратакой. Надежды Людендорфа улетучивались с появлением летних красных маков. Он обеспечил всемерную поддержку наступлению 14 июля. Этой операции было дано название «победоносный штурм», и Людендорф распорядился построить высокую деревянную башню прямо за своими позициями, чтобы кайзер мог обозревать поле битвы. Вильгельм сидел там шесть дней, глядя в подзорную трубу на отдаленные силуэты, пытаясь определить, какая армия была его. Когда он с трудом спустился вниз, все пришедшие новости были плохими. Решающий бросок провалился. На этот раз у немцев даже не было преимущества. Их моральный дух быстро падал; жалобные письма из дома сообщали о голоде, а интенданты при пустых полках снабжали солдат реквизированной женской одеждой. Затем наступил, по выражению Людендорфа, «черный день» войны. 8 августа британцы сосредоточили почти 500 танков на фронте у Амьена, взломали оборону немцев и продвинулись на 8 миль. Это было плохим признаком. В ту неделю Людендорф подал прошение об отставке. Отставка была отклонена, но таким образом он вышел из неловкого положения. С этого момента в Генеральном штабе думали уже не о победе, а о заключении сделки с союзной коалицией и о спасении армии.

Его величество не был ни в чем убежден. В самый разгар «победоносного штурма» он наградил Гинденбурга Железным крестом с золотой короной – эта награда вручалась только второй раз в истории (первым ее получил Блюхер – за победу над Наполеоном). Конечно, он поворчал на Людендорфа после горького поражения 8 августа: «Для меня теперь вполне очевидно, что нам следует подвести итоги. Война должна быть завершена. Буду ждать вас, господа, в Спа через несколько дней». Однако шесть дней спустя на конференции в Спа он был нерешителен. Почему-то он лелеял надежду, что введение подлинной парламентской демократии может спасти династию Гогенцоллернов. И думал, что не все еще потеряно на поле брани.

Вильгельм мечтал, но в сравнении с Круппом выглядел здравомыслящим реалистом. Густав, по словам одного немецкого писателя, был не в состоянии «признать наконец, что война проиграна… у него как будто были шоры на глазах». Он полагал, что Людендорф в любой момент может добиться триумфа. Армия разбила врагов фатерланда на всех фронтах, кроме одного, а там германские войска оставались в глубине французской территории. Подобно Альфреду Круппу, Густав Крупп отправлял пушки, чтобы из них обстреливали Париж. Историческая параллель слишком очевидна, ее невозможно отрицать. Кайзер, рейх, народ и «пушечный король» всегда вместе, они сильнее всех.