Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 2 - Александр Дюма

– Вам угодно было удостовериться, не узнаю ли я вас?

– Да, ваше сиятельство.

– Мне в самом деле кажется, что я вас где-то уже видел.

– Это было в Таверне, когда вы заезжали туда накануне прибытия ее высочества, – А что вы делали в Таверне?

– Я жил там.

– В качестве лакея?

– Нет, как сотрапезник.

– И вы покинули Таверне?

– Да, около трех лет тому назад.

– И прибыли?..

–..в Париж, здесь я сначала учился у господина Руссо, потом, благодаря протекции господина де Жюсье, был принят на службу в Трианон в качестве помощника садовника-цветовода.

– Какие громкие имена вы называете! Что же вам угодно от меня?

– Сейчас я вам все объясню.

Он замолчал и пристально посмотрел на Бальзамо.

– Помните, как вы прискакали в Трианон, – продолжал он наконец, – в ту ночь, когда была сильная гроза? В пятницу истекает шестая неделя с того страшного дня.

Бальзамо, слушавший до того с серьезным видом, помрачнел.

– Да, помню, – отвечал он. – Вы что же, видели меня там?

– Видел.

– Так вы пришли требовать от меня денег за свое молчание? – угрожающе молвил Бальзамо.

– Нет, потому что я больше вашего заинтересован в сохранении тайны – Значит, вы тот, кого зовут Жильбером? – спросил Бальзамо.

– Да, ваше сиятельство.

Бальзамо пристально посмотрел на молодого человека, над которым тяготело столь ужасное обвинение.

Хорошо разбираясь в людях, он был удивлен выдержкой юноши, а также тем, с каким достоинством тот держался.

Жильбер стоял у стола, не касаясь его; одну из своих точеных рук, белых, несмотря на тяжелую работу, он сунул за пазуху, другую грациозно опустил вниз.

– По тому, как вы держитесь, – заметил Бальзамо, – я могу догадаться, зачем вы сюда пришли: вы знаете, что мадмуазель де Таверне выдвинула против вас страшное обвинение; это я с помощью науки вынудил ее сказать правду, И теперь вы явились, чтобы упрекнуть меня в этом свидетельстве? Не вмешайся я в это дело, тайна осталась бы скрытой от всех так же надежно, как в могиле.

Жильбер отрицательно покачал головой.

– Но вы были неправы, – продолжал Бальзамо, – потому что даже если предположить, что я захотел бы вас разоблачить просто так, не будучи в этом лично заинтересованным; если предположить, что я мог видеть в вас своего врага и нападал на вас, а не вынужденно защищался, как было на самом деле, и тогда вы не имели бы права ни в чем меня упрекнуть, потому что, по правде говоря, вы совершили подлость.

Жильбер вцепился ногтями себе в грудь, но опять сдержался и промолчав.

– Брат будет вас преследовать, а сестра прикажет вас убить, – продолжал Бальзамо, – если вы и дальше так же неосторожно будете разгуливать по парижским улицам.

– Это меня меньше всего волнует, – проговорил Жильбер.

–То есть почему же?

– Я любил мадмуазель Андре, я любил ее так, как никто никогда не будет ее любить. Но она меня презирала, в то время как я питал к ней возвышенные чувства. Она продолжала презирать меня даже после того, как я дважды держал ее в руках, не осмеливаясь прикоснуться губами к краю ее платья – Ага! И вы заставили ее заплатить за свою почтительность! Вы отомстили ей за презрение, и чем же? Заманили ее в ловушку – О нет! Нет! Ловушка была раскинута не мною. Я лишь воспользовался предоставленной возможностью для совершения преступления.

– Кто вам предоставил эту возможность?

– Вы.

Бальзамо подскочил, как ужаленный.

– Я? – вскричал он.

– Да, вы, – повторил Жильбер. – Вы усыпили мадмуазель Андре и сбежали. По мере того, как вы удалялись, она слабела и упала наземь. Я взял ее на руки, чтобы отнести в ее комнату. Я чувствовал ее так близко.., я же не каменный!.. И потом, я любил ее – и не устоял. Так ли уж я виновен, как кажется? Я спрашиваю вас, ведь вы – причина моего несчастья!

Бальзамо взглянул на Жильбера с грустью и жалостью.

– Ты прав, мальчик, – молвил он, – я виноват в твоем преступлении и в несчастье этой девушки.

– И вместо того, чтобы помочь, вы – такой могущественный, а, значит, и добрый человек, – усугубили несчастье девушки и занесли топор над головой виновного.

– Это правда, – согласился Бальзамо, – ты рассуждаешь умно. С некоторых пор, юноша, мне изменяет удача. Что бы я ни задумал, от меня исходят лишь угроза и вред. Думаю, что в этом причина приключившихся со мной и самому мне не понятных несчастий. Впрочем, это не основание для того, чтобы я причинял страдания другим. Итак, чего ты хочешь?

– Я прошу вас, ваше сиятельство, исправить и преступление, и несчастье.

– Ты любишь эту девушку?

– Да!

– Любить можно по-разному. Как ты ее любишь?

– До обладания я любил ее самозабвенно, сейчас я люблю с ожесточением. Я умер бы от горя, если бы она рассердилась на меня; я умер бы от радости, если бы она позволила мне целовать ей ноги.

– Она – благородная девица, ты – беден, – задумчиво проговорил Бальзамо.

– Да.

– Впрочем, ее брат – сердечный человек, несколько, правда, тщеславный из-за своего происхождения Что было бы, если б ты попросил у него руки его сестры?

– Он убил бы меня, – холодно отвечал Жильбер. – Впрочем, я скорее жажду смерти, нежели боюсь ее, и если вы мне советуете так поступить, я готов.

Бальзамо задумался.

– Ты умен, – проговорил он, – можно даже сказать, что ты добрый, хотя твои поступки действительно преступны, если не принимать во внимание моего соучастия Попробуй сходить не к господину де Таверне-младшему, а к его отцу, барону де Таверне. Скажи ему – запоминай! – что в тот день, когда он даст согласие на твой брак с его дочерью, ты принесешь приданое для мадмуазель де Таверне.

– Как же я скажу, ваше сиятельство? Ведь у меня ничего нет.

– А я тебе говорю, что ты принесешь приданое в сто тысяч экю, которое я дам тебе в искупление своей вины за содеянное тобой преступление и перенесенное девушкой несчастье.

– Он мне не поверит, он знает, что я беден.

– Если он тебе не поверит, ты покажешь ему банковские билеты; едва он их увидит, как у него не останется больше сомнений.

С этими словами Бальзаме выдвинул ящик стола, отсчитал тридцать банковских билетов достоинством в десять тысяч ливров каждый и протянул их Жильберу.

– Это деньги? – спросил юноша.

– Прочти.

Жильбер бросил жадный взгляд на пачку, которую он держал в руке, и убедился, что Бальзамо сказал правду. Глаза его радостно сверкнули.

– Неужели это возможно? – воскликнул он. – Нет, я не достоин такой щедрости.

– Ты недоверчив, – заметил Бальзамо, – и это хорошо, однако ты должен научиться лучше разбираться в людях. Забирай сто тысяч экю и ступай к барону де Таверне.

– Ваше сиятельство! Пока столь огромная сумма вручена мне просто так, я не могу поверить в этот подарок. Бальзамо взял перо и написал:

«Я дарю Жильберу в день подписания брачного договора с мадмуазель Андре де Таверне приданое в сто тысяч экю, которое передал ему заранее в надежде на успешные переговоры.

Джузеппе Бальзамо».

– Возьми эту бумагу, иди и ни в чем не сомневайся. Жильбер дрожащей рукой принял листок.

– Ваше сиятельство! Если я буду вам обязан таким счастьем, вы станете для меня богом на земле!

– Бог один! – с важностью молвил Бальзамо. – Идите, друг мой.

– Могу ли я попросить вас о последней милости, ваше сиятельство?

– Слушаю.

– Дайте мне пятьдесят ливров.

– Ты просишь у меня пятьдесят ливров, после того как получил триста тысяч?

– Эти триста тысяч будут принадлежать мне с того дня, как мадмуазель Андре даст согласие на брак.

– А зачем тебе пятьдесят ливров?

– Я должен купить приличный костюм, прежде чем явиться к барону.

– Вот, друг мой, прошу вас, – отвечал Бальзамо.

Он протянул ему пятьдесят ливров.

Засим он отпустил Жильбера кивком головы, а сам все с тем же печальным видом неспешно двинулся в свои апартаменты.

Глава 36.

ПЛАНЫ ЖИЛЬБЕРА

Очутившись на улице, Жильбер дал остыть своему разгоряченному воображению: последние слова графа заставили его поверить не только в вероятность, но и в возможность счастья.

Дойдя до улицы Пастурель, он взобрался на каменную тумбу. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что никто его не видит, он достал из кармана смятые банковские билеты.

Вдруг его поразила ужасная мысль: от волнения холодный пот выступил у него на лбу.

– Посмотрим, – молвил он, разглядывая билеты, – не обманул ли меня этот человек? Не заманивает ли он меня в западню? Не обрекает ли он меня на верную гибель под тем предлогом, что хочет меня осчастливить? Уж не считает ли он меня бараном, которого можно заманить на бойню пучком душистой травы? Я слышал, что в обращении много фальшивых банковских билетов, которыми придворные повесы расплачивались с актрисами из Оперы. Посмотрим, не одурачил ли меня граф!

Он достал из пачки один из билетов достоинством в десять тысяч ливров, потом зашел в лавочку и, предъявив билет, спросил у торговца адрес банкира, у которого он мог бы его обменять, – выполняя приказание своего хозяина, – прибавил он.