Лучшее за год 2005: Мистика, магический реализм, фэнтези - Эллен Датлоу

— Очень напугана.

— Нет. — Лидия снова замотала головой.

Берсон расхохотался, в этом смехе она услышала презрительную жалость.

— Наверное, ужасно осознавать, что в любую минуту можешь разбиться. — Его каменная хватка разжалась. Кровь прилила к ее рукам. — Ладно, оставь себе свою норку. Я не выдам твой секрет.

На мгновение Лидия оцепенела, не понимая, что он сказал. Она стояла перед великаном — офицером охраны, — не смея шевельнуться, тогда Берсон махнул в раздражении рукой и плавно отступил назад во мрак, сливаясь с темнотой.

— Иди.

Лидия пошла, спотыкаясь, — ноги ее подгибались, едва не отказывая. Она заставила себя идти, не останавливаясь, представляя себе, как глаза Берсона прожигают ее бледную спину. Она все гадала, продолжает ли он следить за ней или уже утратил интерес к безобидной худенькой девочке-флейте — зверушке Белари, которая прячется в шкафах, заставляя слуг повсюду искать эгоистичную малютку.

Лидия качала головой в изумлении. Неужели Берсон так ничего и не заметил? Берсон, такой могучий, оказался слеп — он настолько привык внушать всем ужас, что уже не отличал чувство страха от чувства вины.

Новые толпы поклонников окружили Белари — эти люди понимали, что очень скоро она станет независимой. Как только девочки-флейты появятся на рынке ценных бумаг, Белари станет почти такой же влиятельной, как Верной Веир, будет признана не только как актриса, но и как создательница талантов. Лидия пошла прямо к ней, сжимая в кулачке пузырек со свободой.

Ния стояла около Белари и разговаривала с Клэр Парановис из телевизионной компании Эс-Кей-Нэт. Ния изящно кивала всему, что говорила ей женщина, она вела себя так, как ее учила Белари, помня наизусть правила: всегда быть вежливой, никогда не задирать нос, разговаривать только с удовольствием, быть открытой, но при этом знать, что говорить. Только так нужно иметь дело с прессой. Если преподносить им все на блюдечке, они не будут копать глубже. Ния хорошо справлялась со своей ролью.

На какое-то мгновение Лидию вдруг укололо чувство сожаления о том, что она собралась сделать, но вот она была уже рядом с Белари, и Белари, улыбаясь, знакомила ее с мужчинами и женщинами, которые тут же бросались к ней, выражая свой безумный восторг. Мгуми Стори. Ким Сонг Ли. Мария Блист. Такаши Ганди. Еще и еще имена — всемирная братия журналистской элиты.

Лидия улыбалась и кланялась, в то время как Белари отгоняла многочисленные руки, которые тянулись к девочке с поздравлениями, — ей следовало защищать свою хрупкую собственность, в которую вложено столько денег. Лидия исполняла все в точности, как ее натаскивали, но при этом сжимала в потной ладошке пузырек — маленькое сокровище, обладающее огромной силой, способной решить ее судьбу. Стивен был прав. Маленьким людям подвластно лишь уйти так, как им того хочется, но порой даже это невозможно. Лидия смотрела, как гости едят кусочки мяса Стивена, нахваливая его сладкий вкус. Порой даже уйти, как хочется, невозможно.

Она отвернулась от толпы поклонников и из фруктов и ягод, пирамидами высившихся на столе для закусок, извлекла одну-единственную ягоду клубники. Сначала она обмакнула ее в сливки, затем обваляла в сахаре и попробовала, что получилось на вкус. Выбрав другую ягоду, красную и нежную, она взяла ее длинными и тонкими пальцами — сладкое средство, способное примирить с горькой свободой, которую она заслужила.

Она сковырнула большим пальцем крошечную пробку из флакончика и высыпала драгоценные янтарно-желтые горошинки на сочную ягоду. Интересно, больно будет или быстро? Хотя, впрочем, какая разница, ведь она получит свободу. Она вскрикнет и упадет на пол, и все гости отпрянут, потрясенные утратой, постигшей Белари. Белари будет унижена и, что более важно, лишится такой ценности, как близнецы-флейты. И снова окажется в похотливых руках Вернона Веира.

Лидия не сводила глаз со смертоносной ягоды. «Сладкая, — подумала Лидия. — Смерть должна быть сладкой». Она заметила, что Белари наблюдает за ней с ласковой улыбкой, — без сомнения, ей приятно, что кто-то еще, как и она, питает слабость к сладкому. Лидия внутренне ликовала, предвкушая то мгновение, когда Белари станет свидетельницей ее мятежа. Она поднесла клубнику к своим губам.

Вдруг ее осенила новая идея, словно кто-то шепнул ей на ухо.

В миллиметре от смерти Лидия застыла, затем повернулась и протянула ягоду клубники своей госпоже.

Она предлагала ягоду со всем почтением, со смирением существа абсолютно подчиненного. Склоняя голову, она преподнесла ягоду на бледной ладони, призвав все свое умение, изобразила верную подданную, отчаянно желающую угодить. Она затаила дыхание, не замечая больше никого и ничего вокруг. Все гости, их разговоры — все исчезло. Наступила кромешная тишина.

Остались только Белари и ягода клубники. И застывшее мгновение восхитительной вероятности.

Кевин Брокмейер

Краткий курс истории мертвых

Роман «Правда о Селии» («The Truth About Celia») Кевина Брокмейера стал одним из наших любимых в прошедшем году. Писателю принадлежат также сборник «Вещи, которые падают с неба» («Things That Fall from the Sky») и роман для детей «Город имен» («City of Names»). За рассказ «Эти руки» («These Hands») автор был удостоен премии О. Генри. В настоящее время Брокмейер работает над вторым романом для детей.

«Краткий курс истории мертвых» был впервые опубликован в «The New Yorker». Этот рассказ отмечает второе появление автора в сборнике «Лучшее за год» и обещает перерасти в роман с тем же названием.

Когда слепец прибыл в город, он перво-наперво заявил, будто пропутешествовал по пустыне, состоявшей из живого песка. Он-де умер, а потом — хлоп! — вдруг оказался в пустыне. Эту историю он рассказывал всем, кто соглашался послушать. Рассказывал и мерно кивал головой в такт звукам людских шагов. С его бороды и вправду потоком сыпался рыжий песок. По словам слепца, пустыня была голая и безлюдная. И шипела на него, точно змея. Вот по этой-то пустыне он шагал много-много нескончаемых дней, пока сыпучие дюны вдруг не взвились из-под ног, хлеща его по лицу, затем всё неожиданно успокоилось… и принялось биться, словно огромное сердце. Он ясней ясного слышал этот звук.

Слепец говорил: лишь в тот миг, когда о его кожу крохотными стрелами бились мириады летящих песчинок, он как следует осознал, что и впрямь умер.

Джим Сингер, державший бутербродную неподалеку от памятников, утверждал иное. Якобы он ощутил покалывание в кончиках пальцев — и перестал дышать.

— Это все мое сердце, — повторял он, постукивая себя по груди. — Ну надо же, в собственной постели!

Перестав дышать, он закрыл глаза, а когда снова открыл их, то увидел себя в поезде. В полуигрушечном поезде вроде тех, на которых в парках развлечений катаются дети. Рельсы вились среди густого леса, только вот золотисто-коричневые стволы при ближайшем рассмотрении оказались жирафами, чьи длинные шеи тянулись к небу, словно сучья деревьев. Поднялся ветер и начал сдувать пятна со спин у жирафов. Пятна кружились, как листья, подхваченные движением поезда.

Ему, помнится, понадобилось некоторое время, чтобы понять: биение, которое он слышал, не имело ничего общего с перестуком колес по рельсам.

Девушка, которой нравилось стоять под тополем в парке, рассказывала, что нырнула в океан цвета сушеных вишен. Поначалу вода подхватила ее и удержала на поверхности, и она долго лежала на спине, бесцельно плавая кругами и распевая по очереди все популярные песни, которые знала. Однако потом зарокотал гром, облака неожиданно лопнули, и сверху посыпались… шарикоподшипники. Целый дождь шарикоподшипников, прямо-таки ливень.

— Я стала глотать их, — рассказывала девушка, поглаживая растрескавшийся ствол старого тополя. — Я проглотила их много-много… Сама не знаю зачем.

Наглотавшись, она отяжелела, точно мешок со свинцом, и стала медленно погружаться в глубину океана. Мимо нее проносились косяки рыб, ярко сверкающих синей и золотой чешуей… А отовсюду раздавался тот самый звук, что слышали и все остальные, — биение колоссального сердца.

Вот так каждый рассказывал о своем переходе оттуда — сюда, и их удивительные истории различались не меньше, чем сами жизни этих десяти миллиардов людей. Рассказы именно о смерти были куда менее разнообразны. В конце концов, прервать земные дни человека может лишь ограниченное количество причин. Остановится сердце, или что-то произойдет с головой, или случится одна из этих новомодных болезней… А вот путь перехода был у каждого свой. И за все время не повторился ни единого разу.

Лео Палей, например, говорил, будто видел, как атомы его тела начали разбегаться в разные стороны, словно укатившиеся мраморные шарики, вот только разбежались они по всей Вселенной, ни больше, ни меньше. А потом взяли и собрались вместе прямо из ничего. Если же верить Ханбингу Ли, он очнулся в теле фруктовой тли, вгрызающейся в спелый персик, — и прожил с ней всю ее короткую жизнь. А Грациелла Кавазос вовсе произносила всего четыре слова: «Из меня пошел снег!» И всё, и лишь застенчиво улыбалась, когда кто-нибудь интересовался подробностями.