Цикада и сверчок (сборник) - Ясунари Кавабата
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старик вернулся через час. Девушка бросилась ему навстречу.
– Хорошо, что крюки в потолке уже забиты.
Старик повесил новенькую белую сетку в этой жалкой комнате. Девушка зашла под нее, раздвинула полы. От этого прикосновения сердце ее забилось быстрее. «Я точно знала, что вы вернетесь, оттого и лампу не погасила. Как хорошо при свете на сетку смотреть!»
В этот же миг она погрузилась в глубокий сон, которого была лишена так долго. Она даже не видела, как ушел старик. Ее разбудил голос ее любимого.
– Ну вот, завтра мы наконец-то поженимся! Ого, какая у нас чудесная сетка! Прямо сердце радуется!
Он снял сетку с крючьев, вытащил из-под нее свою невесту, положил ее поверх.
– Сядь-ка прямо. Ну, прямо святая на лотосе! И вся комната стала белой и чистой – как ты!
Девушка чувствовала кожей белизну сетки. Вот так и должна ощущать себя невеста.
«А теперь я постригу ногти на ногах».
Усевшись на сетке, закрывавшей собой всю комнату, она как ни в чем не бывало стала обрезать свои длинные запущенные ногти.
[1926]
Девушка из Суруга
Поезд подошел к перрону в Готэмба. Девушка согнула ноги кузнечиком и уселась на коленки лицом к платформе, прижавшись носом к стеклу. На платформе толпились ее школьные подружки, они по-детски подмигивали ей. «Хотела бы и я жить в Готэмба. А то подумать только – целых полтора часа ехать!» – сказала девушка так скучно, что казалось, ее скулы сейчас сведет от зевоты.
В Готэмба поезд всегда пустеет. Тот, кому доводилось путешествовать не экспрессом, а обычной электричкой с остановками на каждой станции, верно, замечал это. И только с семи до восьми утра и с двух до трех – днем – он как будто наполняется ароматом цветов: стайки девушек едут в школу или уже возвращаются домой. Несмотря на гомон, на душе сразу становится светлее. Но это отрадное время длится недолго. Через десять минут пути поезд прибывает на следующую остановку – и девушек уже нет, след простыл. За время своих путешествий мне пришлось повидать многих.
Мое нынешнее путешествие не казалось мне долгим. Мне приходилось ездить из Идзу в Токио. Я жил тогда в горах Идзу. Путь мой лежал до Мисима, где я пересаживался на ветку Токайдо. И как-то само собой получалось, что каждый раз поездка приходилась на это отрадное время. В поезде оказывались девушки из школ в Нумадзу и Мисима. Мне приходилось ездить в Токио один или два раза в месяц, и за полтора года я запомнил в лицо пару десятков этих школьниц. Мне вспомнилось время, когда и я сам ездил в школу на электричке. А теперь я более-менее знал, в каком вагоне окажется каждая из этих девушек.
И на сей раз я снова занял место во втором вагоне от хвоста. Когда девушка упомянула про полтора часа, она имела в виду путь от Нумадзу до Суруга. Она жила в Суруга. Тот, кто путешествовал дальше Хаконэ, знает это место. Суруга – это город, где из окон и двора большой ткацкой фабрики, расположенной на другом берегу реки, работницы машут поезду белыми платочками. Девушка была, наверное, дочерью главного инженера или кого-то в том же роде. Она всегда садилась во второй вагон от хвоста. Она здесь – самая красивая и живая.
Каждый день – полтора часа туда, полтора – обратно. Многовато для этого олененка. Устает. Сейчас зима. Значит, она встает, когда еще темно, возвращается, когда уже снова стемнело. Вот и этот поезд прибудет в Суруга в 17:18. Но для меня эти полтора часа слишком коротки. Слишком коротким кажется то время, когда я украдкой наблюдаю, как она достает из портфеля свои учебники, вяжет, перешучивается с подругой, которая уселась рядом с ней. И вот Готэмба – мне осталось смотреть на нее всего двадцать минут.
Вместе с ней я провожал взглядом ее подружек, уходивших по мокрой от дождя платформе. Стоял декабрь, и потому в наступающих сумерках уже зажегся влажно поблескивавший фонарь. Веселый лесной пожар в сокрытых теменью горах.
Когда моя девушка стала переговариваться со своей соклассницей, ее лицо вдруг посерьезнело. В марте она заканчивает школу. Будет поступать в женский колледж в Токио. Вот о чем они говорили.
Вот и Суруга. Здесь исчезнет и она. Ливень хлещет по окну, к которому я прильнул, провожая ее. Как только она вышла на платформу, ее окликнула подруга. Моя красавица подбежала к ней и крепко обняла.
– Я тебя ждала. Вообще-то я хотела уехать на двухчасовом поезде, но я так хотела увидеть тебя…
Две девушки стояли под одним зонтом, лица их почти соприкасались, они о чем-то оживленно болтали. Раздался свисток. Та, другая девушка впрыгнула в вагон, высунула голову из окна.
– Когда я перееду в Токио, ты можешь приходить ко мне в общежитие.
– Я не могу!
– Почему?
У обеих лица погрустнели. Девушка, похоже, работала на ткацкой фабрике. Наверное, она бросит ее и уедет в Токио. А сейчас она прождала на вокзале почти три часа, чтобы повидаться с подругой.
– Увидимся в Токио!
– Да.
– До свидания!
– До свидания!
Спина фабричной девушки была исхлестана дождем. Наверное, так же, как и спина будущей студентки.
[1927]
Женщина
У дзэнского монаха из призамкового города голова была похожа на тыкву-горлянку. Он спросил у молодого самурая, который только что вошел в храм через главные ворота:
– Когда вы шли сюда, видели пожар?
– Да, видел. Там была женщина – плакала навзрыд, причитала, что, мол, муж ее на пожаре сгорел. Так жалко ее было.
– Ха-ха-ха! Ее плач – сплошное притворство.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду то, что на самом деле эта женщина рада-радешенька, что осталась без мужа. Полагаю, тут замешан другой мужчина. Она напоила мужа до полного бесчувствия, позвала любовника, тот проломил бедняге голову, а потом они подожгли дом. Полагаю, что так оно и было.
– Да это просто сплетни!
– Вовсе нет. Ее плач…
– Что – ее плач?
– Человеческое ухо ничем ведь не отличается от уха самого Будды…
– Гм… Если вы правы, то эта женщина – настоящее чудовище!
Самурай нахмурил брови и выбежал за ворота. Вскоре он вернулся.
– Учитель…
– Что скажете?
– Я совершил возмездие – одним ударом меча.
– Ха-ха-ха! Вот оно, значит, как…
– Да, я убил ее. Но, выхватив меч, я вдруг усомнился в ваших словах. Женщина безутешно рыдала, обняв обгоревший труп. Увидев обнаженный меч, она протянула ко мне руки:
