Анализ характера - Вильгельм Райх

Мы имели дело с очень давней и очень глубокой блокировкой движений правой руки, направленных на физическое самоудовлетворение.

Тридцать девятая сессия

Я знал, что должен провести ее через генитальные эмоции как можно быстрее и осторожнее, чтобы избежать окончательного расстройства. В этот день она была очень подвижна и свободна. Когда дыхание «накачало» достаточно организмической энергии, ее таз начал непроизвольно подергиваться, возник сильный поток ощущений, и она отказалась продолжать. Неожиданно она заявила, что находится в замешательстве (на самом деле это было не так); в следующую контрольную встречу она скроет от своего терапевта улучшение самочувствия, чтобы открыть себе дверь для возвращения в сумасшедший дом. «Если я пойду дальше, это снесет мне мозги…» Она имела в виду, что потеряет рассудок: все заслонила собой оргастическая тревога. По окончании сессии она перекрестилась.

В 11 часов вечера пациентка позвонила мне и сказала, что луна «отбрасывает тени на дверь ее комнаты» и что это — «знак, который они ей подают», но она не может ответить «силам». Мне удалось ее успокоить.

Сороковая сессия

Пациентка была очень несчастна. Я знал, что накануне она переживала сильное сексуальное возбуждение, не сумела получить удовлетворения и что она достигла переломного момента своей жизни. Она рассказала мне, что отчаянно пыталась вернуть «силы», но у нее ничего не получилось, «несмотря на контакт с луной». Она была уверена, что «силы» отказались от нее, потому что она была «еврейкой». Потом она сказала, что не хочет терять свой мир; в «этом мире» она жить не может.

Было ясно, что она подразумевает под словом «еврейка». Это означало, что она «сексуальна» и что она «свинья». Двусмысленность этого эмоционального переживания была обусловлена тем, что ей хотелось ощущать телесные силы, но не хотелось чувствовать себя «свиньей». Все это абсолютно соответствовало клиническому опыту оргонной биофизики: человеческое существо страстно стремится к полноте чувств и реализации биосексуальных эмоций; в то же самое время оно отвергает их и ненавидит из-за их превратного толкования. «Бог» олицетворяет собой первую, а «Дьявол» — вторую; обе соединены в один болезненный, спутанный организм. У шизофреников это проявляется наиболее отчетливо, но присутствует и у homo normalis.

Был ли ее отказ от мира homo normalis оправданным? Безусловно. Этот мир разрушал ее естественную биологическую структуру («Бога») и насаждал ей «Дьявола»; именно это проделывала с ней мать. Шизофреник знаком с образом жизни homo normalis и отлично понимает ее безысходность. Homo normalis, напротив, будучи обывателем, не понимает ни мира шизофреника с его рациональными суждениями, ни, строго говоря, своего собственного.

Наиболее значимым в этой истории болезни является описание психотического кризиса в его связи с оргонотическмми потоками и переживаниями биосистемы. В первую очередь следует сконцентрировать внимание на этом отдельном факте и не заблудиться в лабиринте шизофренических механизмов и бредовых идей. Мы должны прийти к общему знаменателю, который характеризует шизофренический срыв, независимо от содержания иллюзий. Ключевой момент шизофренического срыва определяется сокрушительным потоком орго-нотической плазмы, который захлестывает биосистему, неспособную выдержать этот эмоциональный шквал.

Психиатрии известно, что психотическая система представляет собой попытку реконструкции утраченного эго (= мира). Но психиатрия не может дать ответ на вопрос, отчего разрушается этот мир. Психотическая реконструкция — это результат, а не причина заболевания. Необходимо помнить об этом. Так, «нарциссическая фиксация в детстве» — это не причина срыва, а лишь одно из условий, при которых происходит срыв. Ядро проблемы — биофизический раскол между возбуждением и восприятием, происходящий в результате неспособности биосистемы вынести слишком сильные эмоции.

Развитие состояния пациентки в конце лечения и после него прошло через три четко очерченные стадии:

1. Очень хорошее самочувствие и душевное равновесие.

2. Неожиданный кататонический срыв.

3. Полное выздоровление, освобождение от психоза на пять лет со дня окончания лечения.

1. Быстрое наступление выздоровления

Первый период продолжался около месяца. Вначале она очень часто плакала, «потому я больше не нужна «силам», из-за того, что я — „еврейка"». С появлением телесных ощущений и восстановлением восприятия «силы» исчезли окончательно.

Затем наступил период наслаждения вновь обретенным здоровьем. Она позвонила мне и сказала, что не нуждается в этот день в лечении, так как чувствует себя отлично и вполне счастлива, а вместо сеанса лучше поиграет в теннис или посмотрит шоу. Она с удовольствием и весьма усердно работала в офисе.

Во время лечебных процедур дыхание ее было глубоким, она позволяла эмоциям протекать свободно: она плакала, смеялась, говорила много умных вещей без каких-либо следов блокировки или упорствования. Но я еще не был окончательно уверенным в наступившей ситуации, имея богатый опыт, связанный с тревожным оргастическим реагированием. Я знал, что она не будет в безопасности, пока не усвоит биологической роли человеческой самки в объятиях мужчины, которого она действительно любит.

«Силы отступили». На поверхности не осталось и следа шизофренических симптомов. Однако имели место различные признаки скрытого шизофренического функционирования, несмотря на невысокий уровень биоэнергии.

Она не решила, стоит ли ей признать достижение оргонной терапии. Нам известно, что пациенты, которые не отдают себе отчета в успешных результатах, сохраняют некоторую враждебность, порождаемую остатками тревоги.

Она решительно заявила, что за свое выздоровление только благодарна Богу. У нее родилась мысль, что «здоровье» — это постоянное, непрерывное счастье, без каких-либо тревог и печалей. Она не приняла моего дополнения, что здоровье означает еще и способность выстоять в неприятных и тяжелых ситуациях.

Она чувствовала область гениталий как свою собственность, эта область больше не была для нее чуждой и омертвелой, — но она не проявляла никакого желания сексуального союза. Таким образом, не оставалось сомнений, что она не допускает исследования этой проблемы в полной мере. Если мы начинали обсуждать тему основательной любовной жизни, она становилась неискренней и многословной.

Затем к этому постепенно стали прибавляться признаки, свидетельствующие о приближении катастрофы.

Она начала называть меня «обманщиком» и «опасным человеком», который провоцирует «плохие вещи» в людях. Она «не хотела никакой оргастической потенции» и приходила ко мне, как бы исключительно потому, что я исследовал концепцию эмоционального здоровья.

Однажды она пришла с металлическим крестиком на шее: она купила его за десять центов «для того, чтобы умиротворить „силы"». Я сказал ей, чтобы она не была столь оптимистична, а приготовилась бы к чему-то более дьявольскому от собственных глубинных эмоций. Она посмеялась над этим и стала уверять меня, что я преувеличиваю.

Пациентка демонстрировала признаки избегания дальнейшей терапии. Ей хотелось принять участие только в нескольких сессиях. Она сказала, что я недостаточно образован и восприимчив для нее и она пойдет в полицию и расскажет, что я «делаю плохие вещи».

Затем однажды она совсем не пожелала работать, не стала снимать пальто и вскоре совсем ушла. Позвонив тем же вечером, она извинилась за свое поведение и сказала мне, что, к сожалению, все еще нуждается во мне. После этого события приняли драматичный характер.

2. Внезапный кататонический срыв

Пациентка пришла на следующую встречу в ужасном состоянии. Она провела «кошмарную ночь»: вещи и формы в комнате «оживали»; на стене появлялась тень и тянула руки, пытаясь достать ее. «Я не боялась, но это была ужасная ночь», — сказала она.

Ей стало немного лучше, когда возникли телесные потоки и она позволила себе воспринимать их.

На следующий день ее сознание было совершенно спутанным и сопровождалось тяжелым расстройством речи и мыслей. Все вещи были «незнакомыми», а действия — ужасно сложными, если что-то не удавалось, она считала, что это «силы» оказывают давление на ее волю. Ее работа в офисе стала тяжкой ношей, совершенно непосильной. На протяжении всей встречи ее речь была очень заторможенной и неразборчивой, но она очень старалась, чтобы ее поняли.

Она оставалась в процедурной комнате до 7.20 вечера, а затем начала одеваться. Один из моих ассистентов обнаружил ее там в 8.50 в кататонической позе, она не могла двинуться и полтора часа оставалась в неподвижности. Очень медленно, прилагая огромные усилия, она сказала нам, что не могла позвать на помощь. Ее организм отреагировал кататонической каталепсией, то есть полностью блокировал движения, когда ее захлестнул сильный плазматический поток.